Цикличность

– Ну, я вот грабил, пока мог, деньгами сорил. Потом прижало, пришлось уехать на север, а здесь, чтобы было, что поесть пришлось к адептам прибиться. Но я-то отщепенец, а ты, как вижу, человек хороший, как будто ты тут не на своем месте.

– Моя семья жила подле Бирдремма. Мои предки возносили хвалу Скипу испокон веков. Так, как это делали и наши соседи, и все те, кого мы знали. Чудотворцев не знал еще мой дед, лишь отец мой познакомился с ними, когда те прибыли на ледник. То были хорошие люди, они наладили для нас сообщение с Харресом, поделились подробными картами и помогли новыми орудиями труда. От нас лишь попросили подписаться под документом, утверждающим, что земли наши входят в состав Страны и мы никаких претензий не имеем.

Шло время, отец преставился. Мои младшие братья уехали на юг в поисках лучшей жизни. Остались на семейной земле только мы со старшим братом. Я семьей обзавелся, жена у меня была и пятеро деток. Брату не повезло с семьей, так и не нашел он свою суженную, да стал все больше пить да не закусывать. Вскоре управлял я уже как своей землей, так и землей брата, ибо тот просыпался со стаканом в руке, да засыпал в обнимку с бутылью.

Все справедливо было, по совести. Я его урожай продавал, да деньги все, до медяка, ему передавал, чем только способствовал его пьянству. Но брат мой помутился отчего-то разумом. Уж не знаю горячка ли у него случилась или давно в нем эта завидная злоба сидела… В общем, покуда ездил я в Харрес на базар, он взял вилы, да заколол всю мою семью, даже малыша месячного не пожалел, а сам затем вздернулся прямо посреди моего дома.

Я их всех схоронил, кроме брата, ибо проклял его, да оставил висеть в петле. Сам я отправился на юг, за Харрес, туда где никогда не был. Там у Уимстера набрел на караван, что деток вез с запада. Я детей очень люблю, всегда нравилось над ними хлопотать, вот я подрядился их нянчить. А уже потом выяснилось что это культ Ольберта, а мне и плевать было, если честно – идти больше некуда, а здесь я был нужен. Вот так и остался.

После этих слов беседа, перешла в бытовое русло. Северянина, куда больше беспокоило то, что часть наших детей страдала животом.

Лоррис отчего-то решил, что солдаты Утейла могли подбросить в колодцы отраву. Как человек с другой стороны, я знал насколько важны колодцы для Металлической долины, и травить их никто и никогда не решится.

Вставшие без воды караваны – вот настоящий кошмар для долины, а вовсе не адепты, что «мелко пакостили» на дорогах. Нет руды – соответственно нет еды и денег. А на земле у рудников можно выращивать только сорняки, и то хилые. Так что, скорее всего в колодцы просто попала весенняя грязь, что расстроила мягкие детские желудки.

Однако, уже скоро времени на праздные разговоры не осталось. Ведь, как говорили фермеры на западе: «Лучшее лекарство от тяжких дум – тяжкий труд». И весь следующий месяц превратился в непрекращающийся дурной сон наяву. После того как в Утейла узнали об уничтоженном патруле, на нас началась самая настоящая охота. Солдаты из крепости взялись за нас со всем возможным азартом.

Затем, несколько раз преследование прекращалось, видимо как раз на то время пока адепты штурмовали города и заставы. Не раз, благодаря тому, что солдаты вынуждены были отступать и оттягиваться для обороны, нам удавалось вырваться из плотного окружения. Но они всегда возвращались и были где-то рядом, и намерения их были ясны как день.

Было еще одно обстоятельство, что очень сильно меня тревожило. Хоть я не знал точно, где мы находимся, но ясно представлял, что мы идем параллельно тому пути, которым следуют караваны из Металлической долины. Где-то неподалеку адепты умирали в бессмысленной битве, чтобы мы могли пройти, а мы шли прямо к основным силам «противника». Эта дорога – аорта нашей страны, ее главный сосуд, и мы прямо по ней сами идем в лапы солдатам Утейла.

Лоррис разделял мои опасения, но уверял, что другого пути в точку назначения у нас просто нет. При этом он наотрез отказывался говорить, куда мы направляемся. Ло ссылался на то, что груз важный и, если нас поймают, мы не должны будем ничего выболтать. А в таком случае самый верный способ сохранить информацию – просто ничего нам не говорить.

Четыре раза мы каким-то чудом избегали открытой схватки. Нас спасало именно то, что патрули не рассчитывали встретить нас прямо на дороге. Поэтому они натыкались на нас, когда сами были на марше и далеко не сразу перестраивались в боевой порядок.

Только тут Лоррис наконец решил, что нам пора значительно углубиться в лес и немного переждать. По моим прикидкам на тот момент мы уже находились всего в трех днях пути от Утейла и в семи от Периа – перевалочного пункта на подходе к рудникам.

Теперь мы медленно шли лесом, и направление взяли скорее на Периа, чем на Утейла. До сего дня мы упорно приближались к рудникам все ближе и ближе. Мы были глубоко в тылу «врага», глубже уже некуда, и второй месяц упорно плелись болотами и лесами в пасть врагу…

Хорошо, что войска барона потеряли наш след. Видимо адепты усилили свой натиск, и у солдат просто не было времени прочесывать болота в такую распутицу. Я очень хотел спросить Ло о том, не нападают ли сейчас на Утейла адепты? Но ответ мне был и так ясен. В часы безветрия со стороны Утейла можно было увидеть высокие столбы дыма, а ночами мне казалось, что я слышу колокол с вершины ратуши, что ознаменует начало штурма. Вряд ли я слышал именно его звон, Утейла слишком далеко, но гористая местность иногда вытворяет со звуками причудливые вещи.

Хотя прямо сейчас, увязнув в грязи, наш отряд не представляет никакой угрозы никому кроме себя. Ведь, вместо солдат, проблемы нам решила преподнести погода. Сезон дождей. Здесь, у Металлической долины, традиционно в середине весны начинается жуткая распутица из-за налетающей с гор непогоды. В «плохие» годы здесь даже вновь выпадает снег. Но до этого, к счастью, пока не дошло.

Мы сидим в глуши, буквально увязнув в грязи по уши. Проходим пару верст в день не больше. Люди отдыхают, как могут, в такую глушь за нами никто не придет, можно позволить себе отоспаться за все эти бессонные ночи.

Сегодняшний день отличался от всех предыдущих тем, что повозка особенно крепко увязла, и шансов достать ее не было никаких. Впервые мы остановились в дороге. Я настолько привык все время двигаться и даже ночью засыпать в дергающейся коляске, что теперь нечто вроде инерции заставляло меня чувствовать некую потерю равновесия. Я либо ехал на повозке, либо толкал ее, либо разгружал что-то, либо загружал обратно. Я отвык просто сидеть на козлах и не двигаться. Странное чувство.

Кит бросил свои тщетные попытки и погладил лошадь, как бы прося прощения за предыдущие удары. Было ясно, только природа со временем великодушно позволит нам выбраться, если вообще позволит. На людей такая погода всегда оказывает удручающее действие. Голубое небо не показывалось нам уже очень давно. Все были подавлены. Дети грустили и часто плакали. В такой сырости у Кита никак не заживала рука. Еда, что была у нас с собой, постепенно становилась непригодной из-за плесени.

Успокаиваемая Китом лошадь вдруг сама резко рванулась вперед, но не смогла сдвинуть телегу с места. После чего жалобно заржала, заметно осунулась и уставилась своими глазищами на Кита. Тот сплюнул в грязь, в которой стоял чуть ли не по колено, и еще раз мягко потрепал животное по холке.

Я тяжело вздохнул и поглубже завернулся в насквозь промокший плащ, оставив только маленькую щелку для глаз. Так я пытался хоть немного согреться от своего дыхания. Нос давно отмерз и был забит. Такая проблема настигла всех нас, кто-то просто мучился простудой, а у кого-то были явные симптомы воспаления. Идеальная погода что заболеть, и совсем неидеальные условия для выздоровления.

Вдруг я заметил, что Кит замер и неотрывно смотрит куда-то в кусты. Я проследил за его взором и увидел два силуэта в капюшонах. Мгновенно скинув плащ, я выхватил меч из ножен и с готовностью спрыгнул в грязь, где тут же глубоко увяз с омерзительным хлюпаньем.

Фигуры медленно и уверенно приближались прямо из чащи леса. Интересно, сколько лучников сейчас держат нас на мушке? Наконец один из силуэтов немного ускорился и первым вышел из под сени деревьев как бы показываясь нам, но не снимая при этом капюшон. Другой шел прямо за ним, но немного позади. Второй легко ступал, опираясь на посох, уже благодаря этому можно было понять, от кого из этих двоих исходит основная опасность. Второй был чудотворцем, его походка показывала уверенность, ему некуда было торопиться. Силуэт был мне знаком. Допускаю, что именно эту фигуру я видел в «твердыне» адептов в начале зимы.

Мы с Китом стояли на дороге по колено в грязи, мечи наголо. Обстановка напряжена до предела. Стоит кому-то из врагов резко дернуться или хотя бы чихнуть, как тут же начнется схватка. Вдруг кто-то с повозки радостно закричал и засмеялся. Я обернулся. На козлах стоял заспанный Лоррис и радостно махал руками.

– Наконец-то, я уже потерял было надежду.

– Вас трудно найти, вы спрятались от солдат настолько хорошо, что даже друзьям пришлось порядком поплутать по вашим следам. – У стоявшего ближе к нам человека был удивительно знакомый голос.

– Но, ведь, нашли. – Лоррис спрыгнул с повозки и с улыбкой пожал руку незнакомцу.

– Привет, Роккар. Когда я видел тебя последний раз, ты еще мучился прыщами. А ты сильно возмужал с тех пор. И окреп умом, раз оказался здесь, сохранив жизнь. Хорошо выглядишь, значит чудесами не злоупотребляешь, молодец.

. Голос человека, обращавшегося ко мне, был очень знакомым. Причем знакомым настолько, что в памяти всплывало что-то теплое из далекого детства.

– О, прости! – мужчина резко скинул капюшон и улыбнулся мне. Миссу я, конечно, узнал по голосу, только не сразу признал сквозь пелену времени. И тут я посмотрел на человека с посохом…

– Ты?!

– Я тоже не ожидал тебя здесь увидеть. – Сказал, устало улыбнувшись Веллес. – Нам не дали поговорить в крепости.

И тут я понял, кого привезли адепты в свою крепость, загнав лошадей до смерти.

– Кто это? – спросил шепотом Кит, все еще пребывающий в боевой готовности.

– Держи, думаю, тебе пригодится. Это ведь твое? – Веллес протянул мне посох, на который опирался, и когда я внимательнее разглядел его, то понял, что это посох мой.

14. Джесс

«Чудотворцев тренируют сражаться с холодным оружием в защитном ключе, их стиль основан на боевом искусстве моряков Лимфиса и Оберна. Грузовые суда, что ходят в Граничном море, нередко становятся добычей пиратов, и матросы торговых судов годами оттачивали тактики оборонительного боя, постепенно выведя собственный стиль фехтования. Чудотворцы заимствовали его для себя практически без изменений. Ибо обладающим огромной силой чудес, им вовсе не требуется совершенное владение холодным оружием, зачастую им достаточно лишь выиграть себе в бою лишнюю секунду, с чем они крайне эффективно справляются. Достопочтенный Мисса принес в столицу восточный стиль боя на клинках, когда длинное оружие кладется в нерабочую руку, а короткий кинжал или самострел держится в ведущей руке, однако этот стиль не снискал популярности, его изучают единицы. Судьи и слуги хартии предпочитают дальнобойное оружие, а в ближних схватках используют дробящее оружие, дабы увеличить шанс на последующий допрос противника».

Мессин Нетхи «Искусство владения холодным оружием».

863 год со дня Возрождения. Хребты Сиала. Дорога на Харрес.

Каждое утро я просыпаюсь с тяжелой и пустой головой. Мысли цепляются за сознание, но тут же уходят прочь, не оставляя следов. Некоторые из них режут меня, словно ножом. Я гоню их от себя, впрочем, без особого успеха. Днем, занятый рутиной разум немного приходит в норму. Становится чуть легче. Но стоит солнцу коснуться горизонта, как на сердце снова тяжело. Чувство пустоты и отчаяния опускается на меня вместе с покровом ночи, что укрывает мир. Это время покоя и отдыха, но для меня покой нестерпим. Я остаюсь совсем один. Сон не приходит, изматывая тело. И ночь, не принося отдыха, заканчивается серым утром. На этом круг замыкается.

Для меня это хорошо знакомое чувство. Я очень близко познакомился с ним в Терриале. Знаете, как понять кому на похоронах тяжелее всего? Очень просто. Если кто-то плачет в голос и катается по земле, то это – фальшивка. Если человек стоит с отсутствующим взглядом и с трудом сдерживает ухмылку, то именно он, тот кого буквально раздавило горем.

Его мир сломан, его разум затуманен. В таком состоянии сознание не знает, как реагировать, и тело творит ерунду, подчиняясь странным порывам. Я не был на похоронах учителя. Вместо этого я взял свой кошель и, выставляя его напоказ, гулял по рынку Митарра. Уже через час я обнаружил пропажу и радостно рассмеялся. Мне почему-то казалось забавной идеей сделать кого-то счастливее в день похорон наставника. Я неожиданно рассмеялся в толпе, прямо посреди рынка, напугав этим людей. А потом так же неожиданно расплакался, не сходя с места. Я убежал с рыночной площади и спрятался в доме Веллеса. Там я, наконец, освободил свое тело от переживаний. Дал ему избавиться от всего, что назрело внутри. Тело быстро приходит в порядок, а вот разуму требуется куда больше времени.

Так я переживал утрату в этот раз. Все то, что я долго и старательно забывал, вернулось. Словно вновь отрывшееся кровотечение, после поджившего ранения. Богатый жизненный опыт говорил мне о том, что скоро все придет в норму. Точкой перелома можно считать тот момент, когда ты почувствуешь хоть что-то. Боль, радость, тоску – неважно. Главное – вновь обрести возможность чувствовать.

Когда в лихорадке умерла моя сестра, я особенно тяжело переживал. Ведь накануне мне почему-то показалось, что она идет на поправку. А утром ее не стало. Прошло довольно много времени, уже началась весенняя капель, когда я понял, что отпустил сестренку. Я стоял в подворотне и ждал когда булочник выйдет выбрасывать плохой хлеб. Все знали, что он портит его намеренно, дабы отдавать голодранцам в подворотне.

В тот день булочник вышел с черного входа, вдруг поскользнулся и упал на пятую точку. Подгоревший хлеб посыпался по грязной мостовой. Булочник расстроенно раскинул руками, попытался встать, и тут на него нагадила птичка. Прямо на чепец. Бранясь, он замахал кулаком вслед птичке, и в этот момент поскользнулся еще раз. Я не рассмеялся, нет, скорее просто улыбнулся. Но я почувствовал какое-то движение в моей душе. В тот момент я вернулся в мир живых. Точнее, в Терриале это был мир выживших.

Сейчас я еще не пришел в себя. Мир существовал без меня. Отдельно. Я будто бы шел с ним параллельным курсом. Два дня я, тайно, собирался в путь, никому ничего не говоря. К Иррес я совершенно остыл, и моя помолвка была расторгнута довольно нечестным образом. Я уладил дела с дочерью купца при помощи Строккура, чудес и медного кольца оставленного учителем.

В день отъезда партии Исана я просто пришел к северным воротам, ведя свою лошадь под уздцы. Ребята из отряда были рады меня видеть. Даже наемники, что поступили на службу уже здесь, в Митарре, приветствовали меня и говорили какие-то теплые слова.

Простым солдатам всегда проще с «красными». Мы намного больше похожи на обычных людей. Поэтому наемники всегда рады, если в их отряде между человеком в белой накидке и ними оказывалось промежуточное звено в виде человека в красном одеянии.

Исан в этот момент был слишком занят тем, что всеми силами стремился уйти из города, не попавшись на глаза начальнику стражи. Поэтому отряд скоро и не организованно тронулся в путь, невзначай прихватив меня с собой.