Цикличность

Чудотворец заметил меня только через час, когда решил проинспектировать отряд. Я же спокойно ехал среди солдат в хвосте колонны. Мы раскуривали табак и обсуждали охоту на песцов. К слову ни я, ни они в ней ничего не понимали, а я так и песцов никогда не видел. Но это была интересная беседа. Сказать, что Исан был удивлен, увидев меня, словно ничего не сказать.

Он поравнялся со мной и просто молча сверлил взглядом, раздувая свои пышные усы, заиндевевшие на морозе.

– Ты серьезно думал, что я останусь в Митарре? Брошу дело учителя?

– Это уже не дело твоего наставника. Это мое дело. Твоя служба окончена, я уже все уладил. Ты свободен от своей службы.

Он на секунду задумался.

– И, мне показалось, что у вас все серьезно с той девицей. Она вовсю готовилась к свадьбе. Здесь не принято поступать так, как поступил ты. Да и после… смерти Веллеса…

– Мне не нравятся твои игры, Исан. – Я сказал это без злобы, скорее с усталостью в голосе. Я устал от всего. Устал тосковать по учителю. Устал терпеть присутствие этого скользкого Исана. Устал думать, что же меня ждет дальше. Но я почему-то был уверен, что оставаться в Митарре не стоило. Митарр – это покой. А покой вреден. Он благодатная почва для хандры.

Исан неопределенно пожал плечами. Если его и задели мои слова, он этого никак не показал.

Моя лошадь поскользнулась на пологом спуске, но я смог сохранить над ней контроль.

– Если не лукавить, ты ненавидишь меня из-за того что я «красный»?

– Разумеется, дело именно в этом. – Исан рассмеялся от души и погладил свою обритую наголо голову. На моей памяти такое случалось впервые.

– Так в чем же тогда дело?

– Твоя проблема в том, что ты начал учебу слишком поздно. Меня привезли в Столицу, когда мне не было и четырех лет. На востоке эпидемия забрала всех кого я когда-либо знал, именно там, на гигантском кладбище меня и отыскали «белые». Мое детство в миру – это несколько обрывочных воспоминаний, не более. Годы учебы вывели меня из под контроля эмоций. Совесть, утрата, радость, праздность, любовь – это удел обычных людей. Их боль и их услада. «Белые» правят этой страной, а там, где есть власть, нет места эмоциям. Понимаешь?

– Я до десяти лет выживал в Терриале. Помню свою семью, помню свой дом. Правда, я тоже всех потерял. Ну, почти. Мою сестру Веллес одарил деньгами и пристроил на работу. Надеюсь, что она жива.

– Ты рассказываешь мне эту историю при любом удобном случае. – Исан снисходительно улыбнулся. – При этом, когда ты вспоминаешь сестру, то я слышу тревогу в твоем голосе. А ведь прошло уже целых десять лет. И это не может не влиять на тебя, на твои решения. Слишком много в тебе тех качеств, которыми чудотворец не должен обладать. Это и вызывает у меня желание поскорее избавиться от тебя, пока ты что-то не выкинул. Надеюсь, я понятно изложил.

Минутка откровений от Исана. Что ж, может и мне пора сказать ему все, что я думаю.

– А я думал что ты ненавидишь меня из-за того что чудеса отнимают у тебя жизнь, а у меня нет.

Исан снова рассмеялся, на этот раз усы его встали дыбом. Пускай позлорадствует, мы не обязаны друг друга любить. Я ведь знаю, что его гложет зависть, не более.

– Знаешь, ты слишком любишь все упрощать! – неожиданно сказал он. – Может тебе стоит вернуться на запад, проведать сестру? Ведь ты ни разу ее не навещал. Для Ордена ты мертв, они не хватятся. Я могу похлопотать за тебя, найдем тебе службу на западе. Придется, правда, бок о бок служить с теми, кто уничтожил Терриал. Но иначе там не выжить.

Я остановил лошадь. Исан даже не обернулся, просто продолжил медленно скакать вперед. Ярость клокотала во мне. Я смотрел на его лысый затылок и боролся с желанием бросить в него что-то тяжелое.

Вдруг лошадь Исана остановилась, он сказал не обернувшись:

– Вот именно поэтому я и не хотел брать тебя с собой. Сейчас гнев затмил твой разум. Оправданный компромисс, в борьбе, уступил место бессмысленной жажде мести за тех, кого уже не вернешь.

Он покачал головой и пустил лошадь вперед.

Все это – пустая бравада. Исан просто хочет поскорее от меня избавиться. Ради этого он готов заговаривать мне зубы на все лады. Ведь это он подсунул мне дочь купца, овеянную чудесами. Поди, думал, что я не догадаюсь.

Там, в Митарре, я вовремя спохватился и понял, что в нашей любовной связи с Иррес замешаны чудеса. Понять это мне «помогла» та пустота, что пришла в момент смерти Веллеса. В том забытье я распознал некую фальшь в поведении девушки. Пришлось использовать старое медное кольцо, на которое когда-то клирики наложили лечебное чудо. И я, в свою очередь, воспользовался той же практикой, что и скользкий Исан. Но уже для того чтобы стимулировать чувства девушки к Строккуру. Благо стражник часто попадался мне на глаза: то выспрашивал табак, то, в простоте душевной, просто приходил поддержать своей болтовней. Правда, я не рассчитал свои силы, девушка получила серьезное повреждение мозга и немного потеряла в координации. Чего влюбленный по уши Строккур, к счастью, не заметил.

И тут, вдруг, во мне проснулась неожиданная жажда откровений и справедливости.

– Исан! – я нагнал лошадь «белого», идущую в голове колонны. – Можешь раз и навсегда сказать мне, почему ты хотел избавиться от меня? И больше не будем поднимать эту тему. Никогда. Сделаем это дело и разойдемся, обещаю.

– Я же уже объяснил, дубина ты неотесанная. – Он ударил себя ладонью по лбу.

– Нет, давай теперь честно. Без чудес и морализаторства.

Исан устало вздохнул и, наконец, соизволил посмотреть мне в глаза.

– А зачем ты мне? – при этой фразе он ехидно улыбнулся.

– Ну…

– Вот и ответ. – «Белый» довольно кивнул головой и обратился к солдату, едущему рядом. Чем серьезно того напугал.

Я чувствовал, как мои уши становятся красными. Но, отнюдь не от мороза. В горле застряла детская обида. Глупая и беспочвенная. Такую чувствуешь тогда, когда старший брат силой отбирает у тебя острый серп, с которым ты задумал поиграть. Он кричит на тебя, что есть мочи. А ты понимаешь, что на самом деле он прав, но все равно обидно. Совсем недавно я разменял третий десяток, но все равно страдал от подобных чувств. Господин говорил, что со временем они перестанут одолевать меня, но Веллеса уж нет в живых, а я все еще глупый ребенок. Ребенок, требующий к себе внимания.

Шло время. Долгие дни мы провели в пути. Я больше не обращался к Исану, а тот и не искал моего общества. Глупая обида прошла, осталась лишь только пустота утраты и стыд за собственное ребячество. Наш отряд спускался с хребтов Сиала в северные долины. Ветер, что так сильно досаждал на перевале и в Митарре понемногу затихал. Склоны становились более пологими. Все чаще встречались подлески и замерзшие озера. Может это связанно со мной, но мне кажется, будто мир здесь утратил краски. Будто все яркое и сочное осталось южнее перевала. Светло-серое небо над белыми равнинами и холмами. Дни настолько короткие, что солнцу словно было лень светить нам слишком долго. Даже хвойный лес так плотно укутан снегом, что кажется абсолютно белым.

Несмотря на постоянные сумерки, глазам было больно смотреть вдаль. К тому же эта самая «даль» всего лишь продолжение огромного белого полотна. Север за перевалом – место, в котором ты словно рассыпаешься на сотни мелких частиц. Здесь мир настолько скуден и пуст, что ты растворяешься в нем, и перестаешь существовать, как отдельный от белого ничто организм.

Тяжелая дорога заставляла всех молчать, только иногда всхрапывали лошади. Да люди изредка поминали лихом северную погоду, растирая замерзшие руки. Под такой аккомпанемент одинаковые дни сливались в недели, а серые недели собирались в месяцы. Я помнил только бесконечную череду обветшалых постоялых дворов и необъятную белую даль, от которой слезятся глаза.

Так продолжалось до тех пор, пока у очередного постоялого двора я не угодил в «переделку». В тот день я, как всегда, просто вышел на улицу собираясь проверить свою лошадь. Я шел, уставившись себе под ноги, так отблески на снегу не так сильно слепили глаза.

Вдруг меня что-то ударило по голове. Я с удивлением оглянулся по сторонам. И заметил человека из нашего отряда – один из тех ребят, что был нанят в Митарре. Он стоял руки по швам и с ужасом смотрел на меня. Позади него стояли и другие наши ребята, они робко пятились и что-то держали в руках. И тут до меня очень медленно дошло, что в меня по ошибке попали «снежком». Я посмотрел на «провинившегося» и заметил вдруг небольшую поляну позади него. С ней что-то было не так, она выделялась на фоне окружающего пейзажа. Грязное пятно на удивительно равномерном белом покрове. Земля, наконец, вскрылась, а значит, скоро придет весна.

Неожиданно я ощутил какое-то тепло внутри и вместе с тем неожиданный прилив сил. Какая-то материя, словно заново наполнила мою оболочку, что опустела за долгую зиму. Я сделал суровое лицо и медленно направился к солдату. Тот не шевелился, и, кажется, напустил в штаны. Вдруг я резко нагнулся, подхватил ком снега у себя под ногами и запустил большой снежок прямо ему в лицо. От неожиданности солдат поскользнулся и повалился навзничь. Все быстро смекнули, к чему все идет, и битва началась с новой силой.

Наверно, это не делает мне чести и вредит моему статусу. Но я, с огромным удовольствием, словно ребенок, играл в «снежки» с нашим боевым отрядом. Исан вышел было на порог, но увидел эту битву и поспешил укрыться в помещении. Ему хватило тактичности дать людям выпустить пар и порезвиться, но сам он участвовать в таком точно не стал бы.

С этого момента я начал замечать изменения в окружающем мире. Горизонт больше не терялся в белой пелене. Дни стали длиннее. А одним морозным вечером мы даже видели красивый закат. Весной часто бывают такие вечера, когда неожиданно прихватывает слабый мороз и очищается небо. Так зима прощается с нами, это ее финальный аккорд.

Однажды мы ночевали в старой военной заставе, расположенной на вершине высокого плато. Солнце в тот день быстро скрылось за северными хребтами и уступило место необыкновенно холодной ночи. И все наши люди высыпали из казармы на улицу – полюбоваться сиянием, явлением которое можно видеть лишь здесь, в северных долинах. Нет, это не сентиментальный порыв. Все они были солдатами, и романтика была им так же близка, как семейная жизнь чудотворцу. Просто первый погожий день за долгое время стал для людей, измученных дорогой, самым настоящим праздником. Даже Исан с командиром заставы присоединились к людям, дабы полюбоваться небесным явлением.

Я стоял и смотрел на темнеющее синее небо, что раскрашивали переливающиеся полосы зеленого света. Краем глаза я увидел на западе короткий росчерк в небе. На западе принято загадывать желания в этот момент. Я вспомнил свою сестренку и пожелал ей счастья. И тут я вдруг ясным умом осознал, что зря поперся на север за Исаном. Он прав – это уже не моя битва. Вся эта глупая возня и их грязные интриги меня уже не касаются. Это не мое дело. Мое дело в том, что я должен вернуться в Терриал и разыскать сестру. Вот то, чего я хочу. Моя собственная миссия. Дойдем до большого города, и там я попрощаюсь с этим усатым чудилой.

Ближайшим крупным городом был Харрес. Город-склад, как его называли солдаты из Митарра. Все дороги севера идут через Харрес. Там я смогу какое-то время передохнуть, пополнить запасы и отправлюсь в Митарр с каким-нибудь попутным караваном. К этому времени дорога через перевал подсохнет, и я без труда спущусь с гор.

И что же получается? Неделя пути и мы расстанемся. Исан обрадуется. Ребята из отряда расстроятся. Но все пойдет своим чередом. Так, как должно.

Следующим утром мы тронулись в путь. И к обеду спустились с плато в небольшую долину со всех сторон окруженную лесами и невысокими холмами. Места здесь были куда более людными. Но крупные поселения расположены севернее, за Харресом, где местность ровнее и климат чуть мягче. Харрес – своеобразные ворота на границе северных долин. К югу от него только Митарр и маленькие деревни. А севернее целая россыпь городов. Есть даже старая дорога к Утейла, что стоит подле Металлической долины. Хотя это большой крюк по плохо проходимым местам. Эта дорога утратила свое значение вместе с утратой суверенитета севером, сейчас по ней практически не ходят.

Так или иначе, даже здесь, между Харресом и Митарром, людское присутствие уже ощущалось на каждом шагу. Вчера мы впервые с тех пор, как начали восхождение на горы, встретили полноценный караван. Разношерстная колонна тихонько шла нам навстречу. Путники везли в Митарр соленья и прочие съестные заготовки. Они рассчитывали хорошо их продать. На торжество в городе обычно уничтожают все долговременные запасы, а потом, в начале весны, вынуждены экономить. Этим и стараются воспользоваться самые первые караваны, идущие на юг.

После встречи с караваном отряд продолжил свой путь по дороге через долину. Ветер практически стих, и солдаты разглядели вдалеке от дороги тонкие струйки белого дыма. Люди в маленькой деревне, стоявшей в некотором отдалении от дороги, продолжали свою размеренную жизнь.

Со стороны деревни по всей долине разнесся лай своры собак. Верно, кто-то выбрался на прогулку. И теперь вся округа слышит радостный лай, наконец, выпущенных порезвиться собак. Однако мне это почему-то напомнило ту ночь, когда высох учитель. Трудно описать то безумие, что творилось в Митарре словами. И, видимо, теперь лай собак для меня всегда будет ассоциироваться с тем сумасшествием.