Золотой век человечества – что было, то и будет. Психологическое исследование

В очередной раз подтверждается древняя истина: все внешние проблемы порождаются изнутри человека. Византия погибла, но разрушили ее не Запад и не турки – она, как и Римская империя, созрела для своей гибели задолго до внешней экспансии под гнетом внутренних, духовных проблем.

Гибель СССР – уже современная иллюстрация глубинного характера причин гибели империй и цивилизаций. Советская «империя» просуществовала всего 70 лет. Такой отрезок времени трудно назвать даже мгновением человеческой истории. Сразу отвергнув простую народную мудрость «Без Бога – не до порога», она дальше «порога», по временным меркам, и не продвинулась. Советское государство изначально создавалось как нечто искусственное, сотворенное по уму и поэтому нежизнеспособное. Это был чисто утопический проект, рисующий весьма привлекательные виды будущего и не знающий адекватных механизмов его достижения.

В своих богоборческих устремлениях новая «империя» оказалась очень похожей на Древний Вавилон. Здесь тоже, пытаясь превзойти Бога, строили «башни до небес». В числе таких «башен» – социальный проект построения на земле чего-то подобного райскому Эдему, а также глобальные планы перекрытия рек, перестройки человека и природы в целом, овладения космосом. Были и несомненные успехи – например, в строительстве гидросооружений, создании космических аппаратов и оборонных систем. Но они не обогащали внутреннюю, духовную жизнь людей, напротив, способствовали ее подавлению.

Придя к власти, сторонники коммунистической идеи сразу исключили из господствующей идеологии любое упоминание о возможной связи человека с вечностью, существовании сближающих с Господом чувств и переживаний. Под запретом оказались адекватные представления об интуиции, вдохновении, озарении, тем более – о Божественной благодати… Будущее связывалось только с наполнением психического мира «строителей коммунизма» так называемой объективной («строго научной») информацией, а на деле – готовыми догмами марксистской теории, лозунгами из решений съездов и выступлений партийных лидеров. По ним должны были строиться мотивы действий, формы мышления, внешнее поведение людей. Все приходящее изнутри человека – из его божественного начала – было объявлено мистическим бредом, проявлением психической аномалии, требующей принудительного психиатрического лечения.

Финал «империи» известен. Она рухнула в одночасье – сама, без помощи землетрясений, наводнений, космических воздействий, каких-либо внешних завоеваний. Россияне оказались перед необходимостью заново искать путь к самим себе, пробивать туннели в наслоениях внешних завалов к своему подлинному началу. А это уже мучительно тяжелый, долгий и сугубо индивидуальный процесс.

Золотой век человечества – это проект Господа; искушение человека, его выпадение из золотого века и последующее существование без любви, в обстановке лжи и насилия – проект кесаря.

Господь, видимо, знал замыслы кесаря, но не стал им препятствовать. Он хотел предоставить человеку свободу выбора. Кроме того, Создателю было необходимо, чтобы люди на собственном опыте убедились в бесперспективности и даже порочности всего, что они пытаются делать без опоры на Его промысел.

«На тот случай Бог и попустил тебе пасть, чтобы ты лучше познал слабость свою… Основание всякой добродетели есть познание человеческой немощи».

    Максим Исповедник

Исходя из происшедшего в Эдеме и финале эпохи золотого века в целом, можно предположить, что Господь в этот момент рассуждал примерно следующим образом: «Если вы, поверив искусителю, выбрали познание и через него захотели превзойти Меня, то начинайте свой путь не с того уровня всезнания, который вы имели, находясь возле Меня, а с чистого листа, с полного незнания, с дикости. Путь ко Мне теперь тоже начинайте с начала, забыв о родстве со мной и даже о моем существовании. Ищите Бога для себя заново, может быть, рано или поздно вновь обретете Меня через страдания и отчаяние. И вернетесь ко Мне, но уже осознав прежние ошибки и мерзости прошлого предательства. Я буду следить за вами, иногда ненавязчиво подсказывать нужные решения. Постарайтесь услышать их».

Глава 2

Детство человека подобно детству человечества

Если не будете как дети, не войдете в Царство Небесное.

    Христос

Согласно преданиям, именно детскость была одной из наиболее заметных отличительных черт людей золотого века. Древнегреческий поэт Гесиод, рассказывая о золотом веке человечества, прежде всего отмечает: люди того времени пребывали в состоянии детского возраста, не знали планов и проектов, не считали нужным организовывать какие-либо искусственные варианты своего настоящего и будущего. Поэтому они оставались праведными и не боялись смерти (91).

У Достоевского в фантастическом рассказе «Сон смешного человека» также именно детскость отличала «людей солнца», живших райской жизнью. Оказавшийся среди этих людей современник ХIХ века прежде всего видит в их лицах ту внутреннюю красоту, которую можно увидеть «разве лишь в детях наших, в самые первые годы их возраста». Благодаря данному качеству они не знали искусственности в поведении и лживости в словах, постоянно ощущали единство не только с окружающим миром, но и с вечностью (43, 391). Европейцы, побывавшие на Тибете уже в наше время, также утверждают, что жители этих мест, не знающие современных технологий, не имеющие нашей цивилизованности, во взаимоотношениях между собой и в отношениях к путешественникам подобны детям. Их взгляд всегда ясный, чистый, доброжелательный. Они не знают разделенности между людьми. Человек любой расы, любого происхождения для них – только человек. По словам путешественников, создается впечатление, что эти люди – с их детскостью – значительно выше нас в своем развитии. Общие изначальные качества у людей каждой из этих групп – любовь и искренность. Их чистые и честные отношения не дают повода к вражде и разделенности.

Ушло в небытие доисторическое детство человечества, на его руинах выросли различные непохожие друг на друга социальные системы. Появились принципиальные различия между взрослыми людьми. Но содержание их детства осталось прежним, оно всегда и у всех народов повторяет то, что было в золотом веке. Ребенок, только что пришедший в этот мир, имеет те же связи и возможности, которые когда-то имели «дети человечества». Досознательное и доисторическое время одинаково в своей сути.

Ребенок в той же мере и по тем же характеристикам отличается от взрослого, по каким отличен современник золотого века от человека нашего времени. И везде жесткая граница между детскостью и взрослостью – в истории индивида и в истории человечества. Одинаковы и закономерности перехода через эту границу.

А. Сент-Экзюпери утверждал: «Все мы родом из детства». Писатель имел в виду детство человека. Но мы родом и из детства человечества – из его золотого века. Два почти подобных друг другу детства у людей. По детям можно изучать психологию доисторических людей, а по этим людям – психологию современных детей. Но изучение пока получается плохо – то и другое фактически закрыто для науки.

2.1. Тайны «доисторической эпохи» индивидуального пути человека

…Первый год жизни в развитии ребенка является как бы доисторической эпохой.

    Л. С. Выготский

Детство – самый «исхоженный» этап жизненного пути человека. С разных сторон оно рассмотрено в психологии, педагогике, медицине, публицистике и художественной литературе, многочисленных биографиях и автобиографиях. Проблемам детства посвящены тысячи и тысячи книг, научных отчетов, диссертаций, методических рекомендаций. Вдоль и поперек мы исходили детство, практически не раз прожили его: вначале самостоятельно, затем со своими детьми, внуками, воспитанниками детских садов, учащимися школ. Вроде бы этот отрезок человеческого бытия нам понятен. Да и какие здесь могут быть тайны, если мы каждодневно наставляем ребенка, учим его жизни, формируем как личность?

Однако тайны, причем самые значимые для понимания детства, есть! По признанию психологов, у нас фактически отсутствует адекватное представление о начальном этапе жизненного пути человека, мир ребенка для нас закрыт, «мы стоим перед запертой дверью» (66). Непроницаемость этой двери вынуждает взрослых строить отношения с детьми по догадкам, наитию, чувствам. Прогнозы здесь, как правило, бессильны, ожидания не сбываются. Дети никогда не вырастают такими, какими их хотят видеть родители, школа, отцы общества. Они могут стать лучше или хуже, но никогда – по плану. Все внутри формирующейся психики происходит по каким-то не поддающимся логическому описанию законам самотворения, больше похожим на искусство. Взрослым не дано даже приподнять завесу и заглянуть внутрь процесса психического становления ребенка, хотя бы отчасти понять механизмы этого «детского искусства».

Самый авторитетный в ХХ веке исследователь детства Ж. Пиаже в конце своего длительного творческого пути вынужден был признать, что сознание младенца остается для него загадкой (116). Как и для всех других «знатоков» детской психологии. Что есть у детеныша животного, понятно. Ему изначально даны инстинкты, которые раскрываются автоматически, непроизвольно, только за счет взросления. А что есть у младенца, с чем он приходит в этот мир? С неким подобием первобытности? Но тогда как он движется от нее ко всему последующему внутри себя, включая гениальность?

В этой не поддающейся разрешению загадочности – первое принципиальное сходство двух феноменов: детства человечества и детства человека. Там и там многое и, более того, самое существенное остается уже тысячелетиями неразрешимой тайной.

Если не удается разгадать, можно заявить, что внутри новорожденного вообще нет ничего психологически значимого. Нет сознания, поэтому и знать нечего. С легкой руки английского философа ХVII века Дж. Локка внутренний мир новорожденного стал рассматриваться как нечто нулевое, ничем не заполненное, подобное чистой доске (tabula rasa), на которой можно писать что угодно. А у чистой доски, понятно, чего-либо загадочного быть не может.

У такого подхода глубокие исторические корни. Современная цивилизация изначально была сориентирована лишь на фиксацию и оценку внешних достижений, свершений в материальном мире. То, что происходило внутри человека, в его душевном мире, ее почти не интересовало. История наполнена фактами побед и поражений, но в ней нет событий, свидетельствующих о динамике внутреннего, психического развития ребенка, подростка, юноши. Человек был интересен истории и науке лишь с того возрастного этапа жизни, когда начинал что-то производить, творить во внешнем мире. Античные историки и писатели вообще не считали нужным рассказывать о детских годах своих героев. Например, Плутарх в «Сравнительных жизнеописаниях» начинает повествование о Цезаре с того возраста, когда он был уже женат и должен был принимать решение о разводе с Корнелией. О детстве Цезаря, условиях его личностного формирования – ни слова. Древняя история не умела описывать время, не имеющее конкретных внешних событий. Для Античности и Средневековья ребенок – недоразвитый взрослый, то есть нечто во всех отношениях более слабое, чем взрослый. В итоге детство рассматривалось только через отрицательные проявления, через то, что отличает его в худшую сторону от взрослого. Наличие у ребенка каких-либо достоинств, ставящих его выше взрослого, не предполагалось по определению.

Видимо, под влиянием этой традиции авторы Евангелия также не сочли нужным что-либо сообщить о детстве и юности Иисуса. Однако у самого Христа был принципиально иной взгляд на детство. Спаситель человечества внешние события считал второстепенными, а то, что происходит внутри человека, в его духовной жизни, было для него самым главным. Революционным стал его призыв обратиться к детству, стать детьми для того, чтобы получить «пропуск» в Царство Небесное. Детскость в этом призыве рассматривается не как нечто недоразвитое, несформировавшееся, а как идеал человеческого состояния на пути к Богу и, следовательно, как связующее звено между двумя мирами. Значит, детскость – это то, что необходимо всячески сохранять, оберегать, а в случае утраты (например, под давлением среды) к нему нужно возвращаться. Однако в данном вопросе благая весть Христа осталась непонятой не только авторами того времени, но и рационалистической культурой в целом вплоть до наших дней.

На фоне споров и разногласий в представлениях о детстве есть несколько позиций, по которым психологи почти единодушны. Так, широко признается, что все характеризующее человека в зрелости – характер, разум, способности, нравственные качества, болезни – родом из детства. Иначе говоря, не учеба, не деятельность, не жизнь в целом, а детство, причем самое раннее, является главным творцом всего того, что оказывается потом определяющей особенностью взрослого человека. Широко признается также, что детство принципиально отличается от взрослости и в нем (на этой чистой доске?) все-таки действуют какие-то свои законы, механизмы, особенности отношений и оценок, которые взрослой логикой понять трудно. В то же время общим местом является и признание важнейшей характеристикой младенца его беспомощности, полной зависимости от взрослого.

Однако куда больше полярных мнений в понимании детства. Наиболее фундаментально противостояние идеи врожденности основных психических качеств ребенка и идеи решающей роли в их формировании воспитания и обучения, неограниченных возможностей последних в деле привития ребенку любых личностных особенностей. Многие дилеммы выглядят странными, даже нелепыми с точки зрения здравого смысла, поэтому они как бы в стороне от научных дискуссий. Однако их разрешение может иметь принципиальное значение для понимания не только изначальной природы детства, но и человеческой сущности в целом. Назовем основные из этих дилемм.

1. Полная беспомощность младенца – это только недостаток, беда народившегося человеческого существа или данная ему, по выражению Шри Ауробиндо, «привилегия»?

2. Ребенок, формируя и закрепляя личностные качества в процессе социализации, все больше и больше обретает свободу, независимость или постепенно запутывается в паутине внешних установок, закабаляется?

3. В процессе воспитания и обучения ребенок только приобретает или одновременно что-то теряет? Какова сравнительная значимость приобретений и потерь или, на языке древних греков, – мера просветления и ослепления?

4. Детство – это счастливая пора, золотое время или «страшный суд», «злосчастный жребий», время наибольших страданий и страхов?

5. Дети – ангелы, цветы жизни или безжалостные жестокие существа?

6. Что предопределяет появление малолетних вундеркиндов и почему с возрастом большинство из них теряет свои уникальные способности?

7. Проявления детскости у взрослого человека – ненормальность или счастливый дар?

8. Если в этих дилеммах обе стороны правы, то почему?

В традициях западного ума и научной психологии на большинство вопросов данного перечня отвечать только положительно: беспомощность – беда для новорожденного; детство – процесс постоянного приобретения; проявления детскости у взрослого – ненормальность и т. д.

Но есть и иные представления о детстве. За ними тоже вековые традиции, известные истории имена и даже учение Христа. Согласно им, полярные характеристики естественны для детства, ибо они обусловлены требованиями двух принципиально разных миров, которые по мере взросления сменяет ребенок, и, следовательно, отражают особенности двух отличных друг от друга внутренних состояний – до-сознательного и сознательного. Досознательное состояние психики главным образом и несет в себе все таинственное и загадочное для исследователей детской психики. Это его характеристики спорят с характеристиками, понятными здравому смыслу и науке.

2.1.1. Раннее детство – золотой век каждого человека

Новорожденный бесконечно далек от мира взрослых, что-то совсем иное владеет им. Он погружен в самого себя, в свои субъективные переживания, все внешнее чуждо и болезненно для него. Ввиду очевидной незрелости центральной нервной системы у новорожденного нет материальной основы для психической жизни, но есть нечто, не поддающееся объективной оценке, но позволяющее утверждать, что уже с первых дней появления в нашем мире человеческое дитя живет какой-то своей, совершенно особенной жизнью. По словам Пиаже, самая значительная особенность, отличающая младенца от взрослого человека, – его абсолютный эгоцентризм. Будто что-то неизъяснимо ценное внутри себя он постоянно ощущает и неодолимо тянется к нему.

З. Фрейд пишет о нарциссизме младенца, подчиняясь которому, он не имеет интереса ни к чему другому, кроме самого себя. Сориентированность на глубины собственной натуры столь велика, что в пределах всего раннего детства ребенок отношения с миром видит в некотором перевернутом, с точки зрения взрослого, виде. Он не себя отождествляет с миром, а мир с собой. Будто центр всего – внутри его, и окружающее должно соотносить свои действия с этим центром, вращаться вокруг него. Младенец убежден, что все существует для него и во имя его; все призвано обеспечивать его жизнь и одухотворено тем же, чем и он сам. Создается впечатление, что младенец отношения какого-то иного хорошо известного ему измерения переносит в наш мир. И видит себя в этом измерении центром мироздания и даже его творцом.

«Никогда бы человек не назвал бы ничего “Богом”, если бы в нем уже не действовала сила, которую он вне себя назвал “Богом”».

    М. Мамардашвили

Дж. Локк, говоря о внутреннем мире младенца как чистой доске, отчасти прав. У ребенка нет никаких приспособительных механизмов, например, подобных тем, что есть у детенышей животных. Но эта «доска» не совсем «чистая» – она имеет нечто даже близко не доступное животным. Это Нечто делает ее чем-то подобным сказочной «скатерти-самобранке». На ней может появиться все, что угодно, – качества Шекспира, Пушкина, Наполеона, Гитлера… И не влияние взрослых, а внутренние потенции этой «скатерти» оказываются творящей силой личностного изобилия. Взрослые могут задать некоторые ориентиры для этого процесса созидания нового, но само творение происходит внутри младенца.

Будто Бог-Творец переселился с Небес внутрь младенца. Или передал ему частицу своих творящих возможностей. Глядя на ребенка, невольно начинаешь понимать смысл библейского утверждения «создан по образу и подобию Божьему», даже видишь проявления этого подобия в его реальном творчестве. Маугли никто целенаправленно не учил (не объяснял, что ему требуется знать и уметь в джунглях), он сам сформировал все необходимое для жизни в волчьей стае. Сотворил у себя условные рефлексы, равные по своим возможностям инстинктам, которые у его маленьких сводных братьев по волчьей стае сформировались с возрастом автоматически. То есть он создал у себя то, что ранее Бог создал в природе животного. Разве это – не проявление божественных возможностей младенца?!

Бог, будучи сам свободным Творцом, дает соответствующее подобие нарождающемуся человеку – наделяет его особой, недоступной более никому творческой сущностью и одновременно делает свободным от каких-либо обязательных, врожденных форм земного существования. Эта свобода предстает перед нами в виде бросающейся в глаза беспомощности младенца.

Объективно новорожденный – существо почти абсолютно беспомощное. Один из крупнейших исследователей детства английский психолог Т. Бауэр пишет: «Мы не ожидали, что младенцы способны на многое, и в то же время не подозревали, что они столь многого не могут» (11). По части приспособленности человеческий детеныш на старте жизни во всем проигрывает зверенышу. Абсолютно беспомощный в земном мире младенец вынужден следовать тем путем, который подсказывает ему среда, творить у себя те «костыли», которые требуются ему в данном варианте земного существования. Одни – в обществе, живущем по заповедям Бога (золотом веке); другие – в современном обществе; третьи – в стае волков.