Я лейтенант газетного фронта. Судьбы людей в публикациях разных лет. Профессия – журналист

– А вы знаете, что это за дом? – помялись «два сапога пара» и назвали адрес. Да, это был особый дом республиканской элиты, где жили руководители из мэрии Уфы, высокопоставленные лица из Кабинета министров Башкортостана, учредителя нашей газеты…

– А другой дом без начальства, просто с богачами, вы вставить в текст не могли бы вместо этого? – задумчиво спросил я ребят, предвидя, что ждет нас после публикации материала…

– Нет, другого дома уже не успеем найти! – сказал Тимур, а Равиль Гареев тряхнул в знак согласия своей седой косичкой.

– Ну, и черт с ним! – подписывая материал в печать, согласился я. В конце концов, на войне как на войне. Ведь сколько раз на моей памяти трусливые редактора губили «кусачие» статьи, в том числе мои! Я сам 20 лет работал под редактором, вечно дрожавшим за свою шкуру, – после чего дал себе зарок не бить по рукам корреспондентов за смелость и инициативу.

Тот репортаж в «Молодежной газете» за 10.06.1999 г.

…Скандал потом, конечно, был жутчайший – газетный номер и помимо рассказа об элитном доме, откуда бед Архирейки не видать, изобиловал отнюдь не юбилейными статьями. Но материал «Уфа – город контрастов» был из тех, которые наверху не прощают. Тут же, на юбилейном мероприятии, меня отвел в сторону для «беседы» один из чиновников.

– Ты, наверное, сам не читал этот текст, подписывая газету? – хмуро сказал он мне, давая понять, что оставляет мне лазейку для спасения: мол, «не досмотрел…»

О, сколько раз я видел этот подлый ход, когда проштрафившийся в глазах начальства редактор, что называется, «сдавал» журналиста – валил всю вину за статью на корреспондента и замов, увольнял «виновных», дабы самому усидеть в кресле…

– Нет, текст я читал, – спокойно ответил я.

– И ты в самом деле видел, что? в этой статье, еще до публикации?!! – почти вскричал этот чин. – Как же ты пустил ее в печать?!

– А разве по фактам там что-то неправильно? – возразил я так, как будто расстреливал последние патроны из фронтового пистолета «ТТ».

– В таком случае будем делать выводы, – сурово поджатые губы заведующего чем-то там наверху не сулили хорошего. – Но знай, что я доложу…

Ну, что ж! Гусары – то бишь офицеры – пьют стоя, подняв локоть к эполетам…

Я и после скандала с «гарлемским репортажем» залетал в подобные ситуации до того, как меня выперли из главных редакторов газеты. Как доверительно сказал мне при этом тогдашний министр печати Башкортостана: «Мне велели тебя остановить любой ценой!»

Но я не «сдал» ни одного журналиста, пишущего рискованные статьи. В конце концов, моя команда, мои газетные корреспонденты – это мой взвод. И лейтенант не имеет права быть трусом!

    Виктор САВЕЛЬЕВ, бывший главный редактор «Молодежной газеты».

О ПРОФЕССИИ ЖУРНАЛИСТА

МОРАЛЬНЫЙ ПРОФСОЮЗ ГУЗЕЛЬ АГИШЕВОЙ

Исторически редакция «Молодежки» питает к собственному корреспонденту газеты «Комсомольская правда» Гузель Агишевой вполне определенную слабость. 10 лет назад в стенах этой редакции был сделан памятный прощальный снимок – замредактора «Ленинца» (как раньше называлась «Молодежная газета») провожали в большое плавание – в центральную газету.

Год 1989 – золотая пора надежд, и слово «перестройка» еще самое любимое и многообещающее. Тогда именно газета «Ленинец» первой из всех республиканских средств массовой информации нарушала все мыслимые табу: будь то запретная экология или тема сталинских репрессий. Не раз нашу коллегу как злостного инициатора «провокационных тем» тягали в обком партии и «в последний раз предупреждали». После очередного такого разноса, когда, казалось, уже точно не удержаться в редакции, партийные начальники открыли главную газету страны – «Правду» и глазам не поверили: настырная дамочка получила премию Союза журналистов СССР именно за публикации о жертвах сталинизма!

— Гузель, ты любишь вспоминать те славные времена?

– Не люблю воспоминаний, особенно той поры. Надежды не сбылись, мечты рухнули, а ведь «счастье было так близко, так возможно…» Казалось, все мы, выйдя из кухонного подполья, будем жить достойно, как того заслужили.

– Ладно, не будем о грустном. На дворе – весна, и праздник женский. А вот если б тебе предложили выбор: быть красивой, умной или молодой – ты что бы выбрала?

– В смысле «вечно молодой»? Выбрала бы ум. Умный человек неизбежно красив. А вообще мне симпатичней другой спектр характеристик: великодушный, оригинальный, надежный, нежный… – пожалуй, самое любимое слово. Нежный человек. Нежные отношения. Нежные чувства.

– А ты – веселый человек?

– Да нет, не очень. Но очень люблю веселье. По-настоящему задорных, искрометных людей очень мало, это редкостный дар. Я в своей жизни знала одного – своего деда, писателя Сагита Агиша. Он был феноменально юморным человеком, мыслил настолько парадоксально и даже экстравагантно, что мне, ребенку, гораздо интереснее было тусоваться возле него, чем со сверстниками. Когда в городе началась телефонизация, и нескольким писателям-аксакалам в числе первых установили телефоны, они быстро освоили новое поле для розыгрышей. Как-то Баязит Бикбай позвонил деду часов в 12 ночи: «Сагит, я сейчас вот проходил мимо твоего дома, так там кошка жалобно мяукала, я подумал – не твоя ли… Ты выйди – посмотри все же…». Часа через два-три, когда уже и отпетые «совы» давно видят сладкие сны, дед звонит Бикбаю: «Слышь, дружок, я вышел – посмотрел на ту кошку – не моя!» А когда я однажды собралась бросить художественную школу, дед приводил такие аргументы: «Допустим, ты по какой-то причине не можешь говорить… Взяла, нарисовала кусок хлеба – и тебя все поняли». Бабушка от этих «доводов» хваталась за сердце. А меня интриговал даже сам стиль его мышления, то, как он мог на грани логики и смеха связывать очень далекие вещи. Он сам был богемный человек и меня хотел видеть художником. Человеком творческой профессии.

– Что касается твоих московских публикаций, они же все посвящены художественной элите – режиссерам, актерам, художникам. У тебя это действительно здорово получается. Я помню интригующие интервью с Борисом Моисеевым, Рафом Сардаровым, Романом Виктюком, задушевные разговоры с Натальей Аринбасаровой, Иваном Бортником, Василием Ливановым, Александром Адабашьяном, Галиной Волчек, Георгием Тараторкиным, Олегом Янковским… И знаю, что «Комсомолка» тебя не раз отмечала за это: «Мисс собеседник», «Мисс стиль». Почему же в части публикаций, касающихся республики, ты такая серьезная, жесткая, я бы даже сказал пронзительная – в общем, совершенно другая?

– А как же иначе – я ведь здесь живу. Все, что есть несправедливого и больного, меня ранит. И если я нахожу людей, которые сражаются с этим – пусть в одиночку, пусть пребывая в другой весовой категории, нежели власть предержащие, они становятся моим героями – будь то природоохранный инспектор заповедного «Аслыкуля» – «Как убивали Алексея Карабанова», или группа ребят, вставшая на защиту бездомных животных – «Душегубка для Бобика»… Кстати, была я отмечена и за «Инициативу года», что для меня гораздо важнее. Когда на Арском Камне пропал полуторагодовалый Саша Спиридонов, я не знала, как реально помочь его отчаявшимся родителям. Нашла нормальных сочувствующих людей здесь и в Ленинграде, и мы выпустили на Уфимской спичечной фабрике спички с портретом пропавшего мальчика. Потом звонил председатель детского фонда Альберт Лиханов, благодарил и сказал, что во всем СССР не было такого прецедента!

– Гузель, ты как-то обмолвилась, что у тебя есть один вопрос-тест, который ты непременно задаешь собеседнику, когда делаешь свои интервью со знаменитостями?..

– Я обязательно спрашиваю, есть ли у человека домашнее существо. Тот, у кого есть собака или кошка, здорово отличается от других. Я была очарована артистом Ромашиным уже только за то, что у него дома жили две приблудные дворняги. Одна ухватила его за брючину прямо на улице, и он, вечно играющий самодержцев-тиранов, не смог ей сказать: «Пшла!». Уважаю. Наталья Белохвостикова своего добермана Агата с 12-го этажа выносила на прогулку на руках, потому что у них в доме на Тишинке тогда не работал лифт, а у пса был порок сердца.

Фрагмент публикации.

— А у тебя есть эти самые существа?

– Два котика, которых сыновья подобрали на улице. Когда была эпопея по отстрелу собак, а у нас регулярно столовалась хромоногая дворняга Рыжик, мы с мужем стали за нее бояться. Одну облаву она удачно пережила, затаившись где-то на чердаке 9-этажки. И вот мы с Валерой, не сговариваясь, встали ночью, взяли фонарики и пошли на поиски. Дошли до 7 этажа и тихонько позвали ее. Она, ликующе дыша, ринулась к нам сверху, будто только этого и ждала!.. Сейчас она жива-здорова, живет у очень хороших женщин. У мамы моей тоже живет дворняга Соня, но мама – случай особый.

– Почему?

– Она 30 лет проработала в школе-интернате для слабослышащих детей. Каждые зимние каникулы, которые мы с сестренкой вожделенно ждали, она приводила парочку, а то и больше детишек, которых не забрали домой родители, и они у нас как минимум недельку живали. Мы обязаны были устроить им счастливое детство – всюду водить с собой и бдить – они практически не слышали и, случись что с ними, мама бы нам «голову оторвала». Надо ли говорить, что все они обожали ее до беспамятства – за версту встречали, чтобы взять сумку из рук. Что касается «воспитания чувств», то я многое могу человеку простить: глупость, нескромность, амбициозность, если только он – мягкосердный. Человек должен быть сентиментальным.

– А есть у тебя любимая тема?

– Человек в экстремальных условиях. Маленький человек, способный на большой поступок даже в нечеловеческих обстоятельствах. Обыкновенный с виду городской парень Вадим Лобанов, который не может пройти мимо бездомного… верблюда, ему больше всех надо. Это – мой человек. Или солдат, с третьей попытки сбегающий-таки из рабства: два месяца идти домой через полстраны пешком – шутка ли! Или хирург-онколог Сергей Вырупаев, поразивший своим мастерством все мировое сообщество онкологов. После каждой «медицинской» заметки я получаю мешки писем со всей страны, мой телефон накаляется от бесконечных звонков. И я договариваюсь, пристраиваю людей – нельзя же отнимать у них надежду, для многих – последнюю. Когда мне звонят из Москвы с этажа, в шутку так и обращаются: «Это штаб „Милосердие“?»

– Гуля, мы знакомы уже лет двадцать. За это время твой имидж этакой утонченной дамочки плавно перешел в образ женщины-ребенка, с виду беззащитной и легко ранимой… А как ты видишь все это изнутри, «в амбразуру», «сквозь прицел»?

– Ну, положим, беззащитна я только с виду… Между прочим, те, кто знает меня лишь по публикациям, ожидают увидеть что-то вроде здоровой, наглой и усатой бабищи с тяжелым взглядом из-под нахмуренных бровей – могу, значит, испортить настроение… А если серьезно, у меня дружная семья, муж физик, кандидат наук, преподает в университете, два сына – 22-х и 14 лет. Так что я уже вполне взрослая тетенька. Но в целом ничего для меня не изменилось. По большому счету вообще ничего не изменилось – та же природа, те же книги, те же люди, среди которых много тех, с кем ты хочешь пребывать в одном моральном профсоюзе. Надо только уметь выбирать.

    Виктор Савельев,
    главный редактор «Молодежной газеты».
    Источник: «Молодежная газета», 4 марта 1999 года.

КРОМЕ ЖУРНАЛИСТСКОГО ИМЕНИ,

НИЧЕГО НЕ НАЖИЛ…

Памяти Александра Касымова

Этот снимок 1989 года запечатлел Сашу Касымова таким, каким он остался в памяти. Мы вместе работали в «Вечерней Уфе» много лет – и каждый раз, бывая в Башкирии, я иду положить ему цветы.

Не в правилах автора цитировать в сборниках не свои тексты, но некролог Александру Гайсовичу Касымову, который в июле 2003-го я попросил написать для газеты «Русский обозреватель» его друга журналиста Иосифа Гальперина, скажет о Саше больше, чем мои слова:

«Кроме журналистского, литературного, творческого имени ты, в общем, ничего не нажил и ничего не хотел. Александр Касымов сформировался в эпоху романтическую, время надежд на свободу думать и творить, таким он оставался и во времена первого застоя, и в те времена, какие в нашей родной Уфе наступили после краткого вздоха свободы начала девяностых. Трудно работать в газете «Вечерняя Уфа» и быть свободным, но Саша пытался – и говорил с читателями от своего лица. Даже о политике он писал с позиций нравственности, он не хотел вдаваться в дрязги московских и башкирских кланов и судил их от имени здравого смысла.

Но когда понадобилось его глубокое твердое понимание профессии журналиста, он не побоялся, не изменяя суду нравственности, разобраться в политическом конфликте с юридической дотошностью. Я говорю о трех Сашиных статьях в защиту увольняемого министром печати редактора «Молодежной газеты» Виктора Савельева. Вспоминаю не потому, что Виктор стал редактором того издания, которое – прости, Саша! – печатает некролог. А потому, что эти статьи Касымова стали редчайшим поступком башкирской подцензурной журналистики».

Ушедший из жизни всего на 54-м году жизни, Саша Касымов был Журналист с обостренным достоинством. Он жил мимо благ, не печалясь о них, ради смыслов… Когда я зашел к нему домой в последнюю нашу встречу, он смущенно развел руками: «Угощать нечем. Есть пряники и полпачки пельменей в холодильнике». Он был мастером пера, Александр Касымов. Но, в отличие от «преуспевших» коллег, у него была миссия!

    Автор сборника.