– При чем тут СПИД? – успокаивали ее врачи. – Ведь по мнению уфологов, нас хотят захватить более высокие по развитию цивилизации: там СПИДа нет…
– А я еще не разобралась, что за существо мной овладело. Вдруг оно земное? – сокрушалась Лариса Ивановна. – Но мне кажется, что мной управлял биоробот…
Самое любопытное, что до того, как очутиться в психиатрической больнице, Лариса Ивановна обзвонила занимающихся «космическим вторжением» уфологов из московского общества и Уфы, причем уфимский коллега москвичей потребовал у нее фотографию и подробные объяснения для экспертизы: положительные ли у нее контакты с космосом или отрицательные? У него самого, по его собственным словам, контакты были только положительными… Однако не будучи специалистами в этих вопросах, мы отметим для репортажа одно: зачастую на людей, склонных к психическим расстройствам, оказывает мощное влияние то, чем пугает нас телевидение, радио, газеты и предсказатели всех мастей… Уже родился новый термин – пока не совсем научный, но точный: информационный психоз…
2. О Кашпировском, рэкете, КГБ
Врачам-психиатрам, кстати, это хорошо известно. Ю. А. Анохин как-то пошутил:
– Если на телевидение внедрить опытных спецов по психическому воздействию, то при нашей вере экрану через год из общества можно сделать все, что угодно: хоть полуидиотов…
В этой горькой шутке большая доля истины. Только что мы провели беседу с больной С. – три года назад она заболела после сеансов по телевидению А. Кашпировского. Передачи давно закончились, но Кашпировский «продолжает управлять» всей жизнью С., успокоение она находит лишь во время сна.
– Вы не хотите сделать заявление для газеты, – спросили ее врачи. – Быть может, попросите Кашпировского не терзать вас, перестать вами командовать?
– Я хочу его попросить об этом, – заколебалась больная, – да боюсь…
– Чего боитесь?
– Рэкета! – она пугливо понижает голос. – Боюсь, что Кашпировский после этого начнет мстить. Он ведь связан с КГБ, все может…
Эта мешанина из КГБ и рэкета могла бы вызвать улыбку, если бы за ней не стояла трагедия молодой, еще недавно нормальной женщины, ее семьи… Хлынувшая на нас лавина разоблачений из средств массовой информации сыграла недобрую службу для многих пациентов психбольницы – «агенты КГБ» в невиданных для любой спецслужбы количествах «подглядывают и подсматривают» за многими душевнобольными, упорно «преследуют» самих пациентов и членов их семей… В бреду помутившегося сознания иные сенсации приобретают уродливые и страшные формы. Недавно в одном из московских психдиспансеров больной, прочитав в центральной прессе статью о каких-то недоплатах в лечебно-трудовых мастерских, порешил двух врачей, «восстанавливая справедливость»…
Еще больший урон понесла психиатрия от того, что в пылу разоблачительных статей и передач газеты и телевидение вольно или невольно создали в общественном сознании однобокий образ врачей-психиатров – этаких зажимщиков прав человека и пособников репрессий. Беда в том, что непрофессионализм многих публикаций и недооценка труда большинства честных медиков были приняты за чистую монету – люди стали сторониться больниц и психиатров, меньше обращаться к ним. Информационный психоз, которому мы все в какой-то мере подвержены, пугающие жупелы больше всего сказались именно на тех, кто как раз нуждается в помощи.
– Сейчас в больницу очень много поступает тех, кто глушит себя алкоголем, – рассказал Ю. А. Анохин. – Пьют так, как не пили ни в годы застоя, ни в перестройку – алкогольный психоз в тяжелой форме у каждого третьего, поступающего к нам… И что же? Мы бросаемся спасать попавшего в беду, вкачиваем в него на несколько тысяч рублей дорогих импортных лекарств и, сняв тяжелое состояние, предлагаем дальнейшее лечение… Но, придя в себя, такой пациент, как правило, посылает нас подальше, берет бумагу и пишет заявление об отказе от лечения в психбольнице… Видно, карательный ореол, которым нас окружили в последние годы, еще долго будет служить недобрую службу и нам, и в конечном итоге – обществу.
3. «Все шизофреники – готовые экстрасенсы…»
Видно, говоря о проблемах психиатрии, нельзя обойти молчанием, что у нее появился коммерческий двойник. И тех отшатнувшихся от врачей пациентов, о которых мы говорили выше, сначала потихоньку начали прибирать различного рода йоги, экстрасенсы, гипнотизеры, целители и целые центры «знатоков душ», стремящихся захватить – как ни цинично это сказано – рынок психиатрических услуг. Лечить душевные хвори оказалось настолько выгодным, что сюда – наряду с теми, кто серьезно овладел нетрадиционными методами, – хлынуло немало любителей выкачивать большие деньги из легковерных больных. Заглянешь в газеты – как грибы растут курсы и семинары, обучающие желающих таинствам тибетского и любого целительства и выдающие после короткого экспресс-обучения дипломы чуть ли не международного образца…
В психиатрической больнице, которая очень своеобразно отражает зигзаги жизни, этому подтверждений тьма.
– Тамара, сколько с тебя взяли за обучение на курсах? – поинтересовался Ю. А. Анохин у девушки в теплом больничном халате, по-школьному прилежно сложившей руки на коленях. Разговор шел в клиническом женском психиатрическом отделении, куда, как вы понимаете, попадают не самые здоровые люди.
Тамара – так мы назовем эту девушку-студентку – охотно рассказывает про курсы в бывшей цитадели научного атеизма по улице Коммунистической, 53:
– С каждого записавшегося брали по ценам прошлого года по три с половиной тысячи рублей. Таких денег у меня не было – и тогда руководительница взяла с меня как со студентки только половину суммы…
– Но разве ты не сказала, что у тебя тяжелая болезнь, шизофрения? – спросил Юрий Александрович.
– О, я сначала боялась, что меня из-за этого не возьмут на курсы и соврала руководительнице, что лежала в психбольнице с другим диагнозом, и лишь потом рассказала про шизофрению. Но руководительницу это не испугало, она сказала, что все шизофреники – готовые экстрасенсы…
– И чему вас учили?
– Белой магии, снятию порчи, тибетскому гипнозу и многому другому – я теперь все умею. Я там в группе была одной из самых способных и поддающихся гипнозу – меня часто погружали в сомнамбулу и для показа остальным клали на стол. Я под гипнозом видела море, солнце, закат и чаек… Теперь я сама этим пробую лечить!
Врачи переглядываются: применять гипноз к душевнобольным с таким диагнозом, как у Тамары, запрещено. Впрочем, происшедшему с ней медики не удивляются: на столе у Юрия Александровича целый список больных с дипломами экстрасенсов, йогов и кого угодно. Повседневная практика показала, что Минздрав оказался не в состоянии остановить стихию самодеятельного целительства – малые предприятия и центры без труда регистрируют в своих уставах медицинские услуги. И хотя статья 221 Уголовного Кодекса бывшей РСФСР предусматривает ответственность за врачевание лицами без медицинского образования, в кооперативах и центрах исцеляют страждущих бывшие домохозяйки и инженеры, слесари-сантехники и художники, нисколько не боясь опустившего руки закона. Вот почему в психбольнице можно встретить душевнобольных, оказавшихся здесь после сеансов магов-чародеев, и таких, как Тамара, которая с восторгом рассказывала, как воздействовала почерпнутыми на курсах методами на своего отца, знакомых…
Вся эта самодеятельная стихия не только не прячет своего лица, но и нажимает на официальную медицину. В психбольнице мне показали письмо: руководитель одного из центров йоги утверждал, что после курса оздоровительных сеансов по избавлению от шизофрении больной Ч. вывел ее организм «в состояние полного оздоровления» и требовал снять Ч. с психиатрического учета.
Другой целитель в отчете об излечении больной А. написал об успешной победе в короткий срок над 15 болезнями, в числе которых: 1) порча, 2) мозговая грыжа, 3) тромбы в сосудах головного мозга и сердца (т. е. инсульт и инфаркт), 4) изменение стенки пищевода, 5) пертифактум печени, 6) камень в почке, 7) нарушение эндокринной системы, 8) полип в матке и т. д. Наверное, читающие такие отчеты врачи хватаются за голову… Вот уж поистине не поймешь, где теперь сумасшедший дом – в психбольнице или за ее стенами…
4. «Мы все так накалены, что от каждого бьет электричеством…»
Эти слова, пожалуй, характеризуют атмосферу в обществе, где все встало с ног на голову – и цены, и моральные ценности, и жизнь. Но вот парадокс – по статистике уровень психических заболеваний остается почти стабильным: в Уфе, например, в 1990 году состояло на учете 19 тысяч душевнобольных, в 1991 их оставалось 18,5 тысяч. Некоторые теоретики даже считают, что в период экстремальных ситуаций численность психически больных даже уменьшается, подобно тому как в военные годы уменьшалось количество простуд и «мирных» заболеваний.
Потом это дает резкий всплеск болезни в более благополучные годы…
Я спросил у главного психиатра республики, согласен ли он с этим мнением.
– Я думаю, что статистика не совсем верно отражает картину, – ответил Юрий Александрович, – она не учитывает резкий рост так называемых пограничных состояний. Увеличивается не только количество неврозов и людей, балансирующих на грани болезни, – качественно меняется и сама психическая атмосфера в обществе, где накопились такие заряды злости и отчаяния, что порой для взрыва достаточно малейшей искры. Посмотрите, как изменилась в последнее время структура преступлений, совершенных душевнобольными, на которых особенно сказывается агрессивность окружающей среды. Если раньше кто-то из них совершал кражи, имущественные преступления, то теперь идет резкий крен в сторону преступлений против личности: за полугодие душевнобольными совершено 9 убийств или преступлений с тяжкими телесными повреждениями, повлекшими смерть пострадавших…
…Я слушаю Юрия Александровича и вспоминаю, как меня водили в отделение для особенно тяжелых душевнобольных. Здесь даже двери были с двумя ключами, треугольным и обязательно более сложным дублирующим, – потому что за запорами люди, нуждающиеся в особом контроле. Их больничные дела были похожи на дела преступников: один зарубил жену, другой в беспамятстве зверски затоптал насмерть товарища… Но все они здесь были только лишь пациентами, которых месяцами возвращали к нормальному состоянию.
– Хотите поговорить с нашим Нариманом? – спросила женщина-врач из отделения.
Привели Наримана, тихого мужчину с грустным взглядом и тяжелыми руками. Я не хочу говорить, что он когда-то совершил – это трагично. Но судьба Наримана злосчастна: с 1980 года он находится в психиатрических лечебницах, сначала в Казани, последние четыре года в Уфе. Врачи считают, что в нынешнем состоянии его можно было отдать родственникам, но родственники не появляются.
– Ты писал письма, Нариман?
– Писал, никто не приезжает. Много раз писал…
– А земляк из твоей деревни тут лежал, Нариман. Ты просил его передать родне, чтобы приехали за тобой?
– Я его просил, только он говорит, что они не поедут. Отец старый, а брат меня забирать не хочет, говорит: Нариман все время за нож хватается…
– Они ни разу к тебе не приезжали?
– Ни разу.
Женщина-врач берет бумагу и пишет: «Хуснутдинов Нариман Шарафутдинович, Архангельский район, деревня Айтимбетово». Может, кто откликнется, прочитав в газете эти строки?
Таких, как Нариман, в психиатрической больнице немало, разлад жизни и здесь ощущается: многих забросили, месяцами не носят передачи. Других некуда выписывать, больница заменила им дом…
Но не менее сложные вопросы встают нынче и о том, как обеспечить безопасность здоровых – ведь с 1 января 1993 года вступает в действие новый закон о психиатрии, отобравший у врачей право на принудительное помещение в психиатрические лечебницы. Давний спор правозащитников и сторонников системы увенчался победой демократии – теперь никого не объявят душевнобольным и не «закроют» без решения прокурора. Но можно представить, сколько крови может попортить окружающим иной больной, пока с точки зрения закона наберется нужное количество «достаточных оснований» для госпитализации, какому риску могут подвергаться соседи, сослуживцы заболевшего… Нерешенных проблем тысячи: как трудоустраивать людей с нервными и психическими расстройствами, как адаптировать их к нашей усложняющейся жизни… Думается, нам нужно начать с понимания этих трудных проблем и пересмотра отношения к просто необходимой для общества психиатрической службе. Пока же, что греха таить, многие на ее обличении стараются нажить политический капитал, репортеры сюда наведываются не для того, чтобы поговорить о больных проблемах, а за сенсациями… Нам всем не хватает мудрости любимого всей детворой Айболита, который и пропадал, и тонул, но помнил:
– О, если я утону,
Если пойду я ко дну,
Что станется с ними, с больными…
И явно не хватает понимания того, что за проблемами психиатрии стоят вопросы серьезные. Речь идет о спасении тысяч и тысяч людей в нашем наэлектризованном мире, о психическом здоровье общества. Оно в опасности…
P.S. Гонорар за публикацию прошу перечислить в психиатрическую больницу.
Опубликовано под псевдонимом С. ВИКТОРОВ.
Источник: газета «Версия», №29—30 (65—66), октябрь 1992 года.