Разговор с Птицей. Повесть, путевой дневник, сборник рассказов

– Warum night?

– …

– Это по-немецки. Почему нет?

Я не знал немецкого. Но фраза, подхваченная в школе, почему-то прикипела.

Я разминал пальцами сигарету. Марго взяла в руки барашка.

Потешная фигурка чуть больше спичечного коробка, с круглыми рожками, похожими на лепестки розы.

Марго подошла ко мне. Я уже знал, что последует дальше. Два демона боролись во мне, и каждый хотел своего…

Из сигареты сыпался табак. Барашек на её ладони казался таким застенчивым.

Она поставила фигурку на табуретку.

Узкая блузка, жадно обхватывающая грудь, смешанный запах духов и никотина… Как всё просто, оказывается. Вот как бы небрежно откинуты волосы… легкий, театральный шажок… И уже нет ни забавной лукавинки, ни озёрной ряби; только затянутый томной поволокой взгляд каких-то чужих глаз, взмах густо накрашенных ресниц… приоткрытые губы…

Я глубоко затянулся. Демон похоти отступил.

Марго молчала, глядела на меня неотрывно. Я выпустил струю дыма поверх её волос и прошёл на кухню.

Что я мог ей сказать? Что для меня лучше быть черепахой, чем плотоядным хищником? Безобидной черепахой, но с твёрдым панцирем. Очень твёрдым. Как камень. И чтоб не трогали. Не прикасались; даже к панцирю! И не задавали никаких вопросов. Никаких! Никогда! И ещё, чтобы в холодильнике всегда было…

Но я только молча поставил на стол початую бутылку белой, достал варёную колбасу. Марго оставалась в коридоре.

– Как ты там говорил? – вдруг спросила она. – Ну, по-немецки.

– А, ты про это.

– Про то самое.

– То самое, то самое, – кривил я губы, двигал ящики кухонного стола. Стряхнул пепел на пол и принялся нарезать колбасу широкими ломтями.

– Alles.

– А это что за хрень?

– Это значит «всё». Конец. Тему закрыли. Тебе наливать?

– Да пошёл ты! Придурок!

Хлопнула входная дверь. Я пожал плечами и плеснул в стопку.

Удивительно, что именно сегодня она вспомнила про барашка. Хотя после той встречи Марго не раз одалживала мне необходимую с утра «соточку»; обиды она забывала на раз-два-три.

Однако странно, сначала сосед про «рыбёх», не целясь – в яблочко, теперь Марго про фигурку из той комнаты. Два попадания в одну воронку. Уже не смешно. Хотя warum night?

Я оглядел зал. Дед не отрывался от газеты, дамочки щебетали о своём, мальчик, скучая, пялился в окно, бармен возился с посудой. Всё так, как и должно быть. Но не для меня. Я как бы пересёк черту. Как бы…

Мне представились песочные часы. Крупинки медленно сыплются. Их почти не осталось. Ещё немного, и чаша опустеет. И всё же… Как хочется опустить пальцы в песок, почувствовать лёгкое движение…

В груди снова зашевелилось насекомое. Тревога. Никуда не делась, проклятая! Что впереди? Холодная вода… над головой… А там? Пустая грязная квартира, пакет с деревяшками, ночные смены, пьяные разговоры, нескончаемые славы, коляны, марго… Она! Да, там ещё есть она.

За стеклом, как на широком экране, непрерывно, почти бесшумно двигалась жизнь: появлялись и исчезали люди, сновали машины, ползли редкие облака, колыхались на ветру ветви тополей с обрезанными верхушками. Тени повторяли движения деревьев, но как-то тягуче, словно цеплялись за щели брусчатки. Иногда они сливались с тенями прохожих, освобождались и снова вторили замысловатому покачиванию. Всё это напоминало самозабвенный безмолвный танец, в который были вовлечены и люди, и машины, и даже дома, служившие декорациями. Зрителем в этом необычном театре был только я.

Я отвернулся от окна. Дед отложил газету и что-то жевал, женщины с белыми чашечками в руках увлечённо болтали, белобрысый мальчуган в очках положил подбородок на крохотные кулачки. Перед ним стояло блюдце с почти нетронутым мороженым. Одна из женщин, порывшись в сумочке, протянула мальчонке телефон. Тот принялся лениво нажимать кнопки.

Снова подсела Марго.

– Слушай, а ты не продаёшь поделки?

– Поделки?

– Ой, прости! Не то говорю. Ну, твои фигурки. Я всё про того барашка.

– Не. Не продаю.

По лицу Марго прокатилась волна, губы обиженно вытянулись.

Я выдержал паузу:

– Я их дарю.

– Правда?!

– Почему нет?

– Ты не шутишь?

– Когда я шутил?

– …А когда можно зайти? За ними.

Я слегка поболтал рюмку. Темная жидкость оставляла на стекле густые полосы.

– Знаешь, давай через неделю. Меня, правда, не будет. (А ведь правда, меня действительно уже не будет. Забавно.) Скажешь, мол, обещал и всё такое.

– Ты что, уезжаешь? Надолго?

– Да сам не знаю. Короче, не о том разговор.

– А ты реально надолго?

– Так. Марго, слушай. Принеси листок какой-нибудь. Я записку черкну.

– Записку?