Загон

– А поточнее? Во сколько утром?

– Откуда я знаю когда… Как получится. Ждите и все.

– А если обманешь?

– Не обману…

Остаток дня тянулся неимоверно долго. Заняться было нечем, да, впрочем, ни к чему и душа не лежала. Мы медленно добрели до нашего отеля, с трудом дождались положенного времени обеда, посидели, никуда не торопясь, в ресторане гостиницы, затем поднялись в свой номер и завалились спать. Проснулись мы довольно поздно, уже начинало темнеть, посидели, подумали и спустились в бар, из которого уже не выходили до самого его закрытия. Неплохо, конечно, но если так будет продолжаться, то мы, пожалуй, запросто выйдем на прямую дорогу к алкоголизму. Понятно, что утром выглядели мы не просто ужасно, а чудовищно. Помятые, небритые, разбитые, и хотя, вроде бы, проспали весь прошлый день и всю ночь, чувствовали себя пренеприятно. А что касается головы, то…

– Пора заканчивать с выпивкой, – пробурчал Жан. – А не то я так долго не протяну, да и накладно будет проводить вечера в баре.

– Это уж точно, – довод его был несомненно весомым. – Неизвестно, что нам еще предстоит, а сил нет уже с утра.

С трудом позавтракав, по причине полного отсутствия аппетита, мы направились в гостиничный холл, заняли места, с которых был лучше всего виден вход и приготовились к ожиданию Лорана. Просидели так мы не меньше двух часов. Портье уже начал коситься на нас, видимо бездельники встречались в отеле не часто.

– Может, опять продинамил… – задумчиво произнес я.

Жан молчал, что, по-видимому, выражало полное с этим согласие. Но в тот же момент входная дверь распахнулась, и на пороге возник наш приятель в сопровождении еще одного чернокожего. Мгновенно увидев нас, он что-то сказал своему спутнику и направился к нам.

– Это Моиз, – сказал он, не здороваясь. – Он хороший парень и согласен сопровождать вас.

– Очень приятно, – мы пожали Моизу его маленькую, мозолистую руку и представились. Жан предложил ему присесть рядом с нами, чтобы обговорить все детали трудового договора.

Хороший парень был сравнительно небольшого роста, не выше 1,68м, худощавый, совершенно лысый и, что вполне естественно, черный как гуталин. На вид ему было лет тридцать, глаза не бегали, как у его приятеля Лорана, а смотрели прямо на собеседника, вдумчиво и серьезно. Вообще, глядя на его худобу, я сильно засомневался в его выносливости, ведь для предстоящего путешествия, каким оно нам представлялось, нужен был человек бывалый, хорошо подготовленный. Однако выбора у нас не было, а Моиза, казалось, столь далекий путь не смущал.

– Ну, я пошел, – тем временем многозначительно напомнил о себе Лоран, однако не тронулся с места.

– Ах, да, – воскликнул Жан, – чуть не забыл. – Он встал и протянул Лорану руку для прощания, одновременно вручив ему честно заработанный гонорар. Наш конголезский «приятель» мгновенно испарился, даже не попрощавшись.

– Итак, – начал Жан, – нам нужно попасть в джунгли, в район Лукуги. Сможете нам помочь? Вы на машине?

– Да, у меня старенькая Тойота, джип. Отправиться можем хоть сейчас.

– Должен сказать, что нам нужно будет проехать через Киквит, – предупредил его Жан. – Есть там одно небольшое дело, а потом сразу двигаем в джунгли.

– Ну что ж, в Киквит, так в Киквит. До него примерно пятьсот километров, при хорошем раскладе часов девять езды. Первая половина дороги до этого города вполне сносна. Если не задерживаться, к ночи будем на месте.

– Тогда не будем терять времени!

Мы быстро рассчитались за номер, договорились о размещении лишних вещей в камере хранения, поскольку намерены были взять с собой только самое необходимое: смену белья, документы и наличные деньги. Все остальное, – дорожные сумки, не нужную пока одежду, кредитные карты мы предпочли оставить в отеле, поскольку уже очень хорошо знали, что такое Конго и научились, что называется, «не щелкать клювом».

В самом начале пути мы завернули в ближайший магазин и затарились водой и продуктами. Вот теперь можно было и отправляться дальше. С Моизом мы договорились о гонораре в триста долларов. За эти деньги он обязался доставить нас в джунгли, а потом отвезти обратно в столицу. Его питание и все дорожные расходы покрывались, естественно, за наш счет. А в общем-то, проводник наш оказался довольно таки неплохим парнем.

Моиз рассказал нам, что женат, имеет троих ребятишек, с работой в Киншасе очень непросто, и он хватается за любую, пусть только подвернется. Сидя за баранкой, он рассказывал о примечательностях дороги, особо отметив, что первые сто пятьдесят километров до Киквита она заасфальтирована и находится в относительно неплохом состоянии, однако, потом начинают появляться в ней колдобины и выбоины, а еще километров через пятьдесят асфальт исчезает вовсе и тянется уже настоящая проселочная дорога, правда, в две колеи. В сезон дождей этот участок дороги малопроходим, но сейчас сухо, поэтому мы должны без проблем добраться до нужного нам города. Наш гид вообще оказался довольно словоохотлив, и всю дорогу болтал, не давая заснуть. Он рассказал нам, что в 1995 году в окрестностях Киквита возник очаг лихорадки Эбола. Это страшная болезнь, сообщил он, и говорят, лекарства от нее еще не изобрели. Интересно, ухмылялся он, какая будет у него цена, когда его изобретут? А где взять эти деньги? А болезнь-то эта, говорят, бросается на человека даже при простом рукопожатии, уж чего-чего, а касаться больного и вообще нельзя, а чуть что люди сгорают в считанные дни. Сначала они содрогаются в лихорадке, исходят жуткой рвотой, а потом, я это точно знаю, начинает разрушаться все внутри, и крови бывает много.

– И откуда ты узнал про такие подробности? – не выдержал Жан.

– Ха, откуда! Иностранные доктора рассказывали. Много их тут было! А вся эта история началась здесь, в деревне Мосанго, что пятьдесят километров от Киквита, – просвещал нас говорливый гид. – А в той деревне как раз проживал мой дед с бабкой, да и вообще было там много родственников. Они все умерли тогда, осталась только моя бабушка. А почему ее не унесла та лихорадка, – известно лишь Богу, но бабуля и по сей ведь день жива, и мне бы хотелось, коль скоро мы будем в этих местах, навестить старушку. Может, пока вы будете улаживать свои дела, я мотнусь к ней?

Мы с Жаном переглянулись. Это было как нельзя более на руку нам, поскольку поиски демантоида не нуждались в лишнем свидетеле. А заезд в Киквит был запланирован именно с целью изъятия этого камня из временного хранилища, определенного ему Жаном. Поэтому мы крайне благожелательно отнеслись к идее нашего проводника навестить свою родственницу, а нас ненадолго оставить одних. Моиз сразу же приободрился и принялся болтать с еще большим вдохновением.

Мы уже пару часов тряслись в старой Тойоте Моиза, асфальт давно закончился, и машина скакала по ухабам проселочной узкой дороги, поднимая за собой столбы желтой пыли. Машина была старая, и ни о каком кондиционере и речи быть не могло. Солнце палило и жара стояла неимоверная. Окна ретро автомобиля были открыты, и через них в салон врывались потоки раскаленного воздуха. Пару раз мы останавливались, чтобы справить человеческие потребности, и тогда внутри автомобиля образовывалась адская духовка. Мы с Жаном без конца глотали воду, пытаясь утолить жажду, но становилось только хуже, вода была почти горячей, а сами мы были похожи на любителей хорошо разогретой парилки, лица были красные, и пот стекал ручьями. А вот Моиз чувствовал себе превосходно, ни одной капельки не выступило на его беззаботном лице. Для нашего водителя езда явно была в радость. Он лихо крутил баранку и выписывал немыслимые зигзаги на ужасающей дороге, при этом еще и не забывая деловито переговариваться с Жаном, сидевшим слева от него.

Движение в Конго было правосторонним, а у Моиза была праворульная Тойта, и мне периодически становилось дурно, когда я смотрел на Жана, сидевшего ассоциативно для меня на месте водителя, и видел, что он даже не глядит на дорогу, а все больше по сторонам, да еще и беспечно беседует с Моизом. Как раз сейчас они обсуждали вопрос о запрете использования машин c правым рулем, Жан периодически поворачивался ко мне, и кратко передавал суть разговора.

Оказывается, еще в 2007 году правительством Конго был введен запрет на эксплуатацию автомобилей с правым рулем. Меры такие были приняты в целях снижения дорожно-транспортных происшествий, причем, как обычно, правительство практически не оставило для людей никаких вариантов. Автолюбителям было дано двенадцать месяцев, чтобы машины с правым рулем превратить в леворульные. Народ был крайне возмущен, ибо большинство автомобилей привозятся из азиатских стран, бывших британских колоний, где чаще встречаются машины с правосторонним управлением. А за переделку-то надо платить деньги, и причем не малые!

Тема разговора меня заинтересовала, прошли-то годы, и как же так получилось, что у Моиза осталась машина с правым рулём? Я и задал ему этот вопрос, припоминая, что мне не попадались до нашей поездки такие автомобили в Киншасе.

Жан перевел мой вопрос Моизу и тот, обернувшись через плечо, с важностью глянул на меня, и пустился в пространное повествование.

Оказывается, эта машина досталась ему от отца, и была дня него памятью и гордостью. Тойота Лэнд Крузер была аж 1994 года выпуска, что являло собой ровно половину возраста самого Моиза. Как я и предположил, впервые увидев его, нашему провожатому насчитывалось всего тридцать два года. Так вот, отец нашего спутника был ученым, известным в Конго историком-археологом, и на протяжении нескольких лет возглавлял известный Минералогический музей в Ликаси[12 - Ликаси (Likasi) – до 1966 Жадовиль (Jadotville), город на юго-востоке Конго (Киншаса). Население 422 726 человек.Центр медедобывающего района. Цветная металлургия, химическая промышленность, производство стройматериалов.].

Услышав, что отец нашего гида специализировался в драгоценных камнях, всю утомленность Жана невыносимой жарой, как рукой сняло.

– Да что вы, Моиз! – воскликнул он, даже не заметив, что перешел на вежливую форму обращения. – Как это интересно!

– Да, да! Отец был очень уважаемым человеком. Он многое сделал для нашей страны.

– Расскажите, Моиз! Это чрезвычайно занимательно!

В этот момент мы вышли из крутого поворота дороги, и Моиз, громко чертыхнувшись, резко тормознул. Тойота встала как вкопанная, и голова моя так и вклеилась в подголовник водительского кресла. С трудом выпрямившись и проклиная все на свете, смотрел я как Жан, шипя от боли, потирает плечо, которым при торможении приложился к стойке машины.

– Извините, господа, это все же лучше, чем съехать в кювет, – чувствуя себя явно неловко, оправдывался Моиз. – Сами видите, дорога завалена покрышками, это происки наших полицейских. Так они обозначают места, где находятся их посты. Я заговорился и слишком поздно заметил. Не волнуйтесь, формальная проверка документов, она займет несколько минут.

В следующую минуту из кустов справа вышли два человека в серой камуфлированной форме и черных фетровых беретах, которые цветом сливались с кожей военных. Они подошли к машине, а Моиз выскочил им навстречу.

Он предъявил документы, и они о чем-то затараторили на непонятном нам наречии. Один из военных, тот, что был повыше ростом, похлопал Моиза по плечу, и широко улыбнувшись, сверкнув абсолютно гнилыми зубами, многозначительно кивнул второму, более плотному и «короткому». Тот в ответ утвердительно мотнул головой и двинулся в нашу сторону. Подойдя к машине, коренастый расплылся в еще более широкой улыбке, облокотился на дверцу Жана и произнес:

– Доброго дня, господа! Предъявите ваши документы, и объясните цель вашего путешествия.

В машине резко запахло мускусом и еще чем-то непереносимым, и хотя я уже успел свыкнуться с местными запахами, тот аромат, которым повеяло сейчас, был более чем отвратителен. Я невольно поморщился, а чернокожий блюститель порядка, моментально уловив мою брезгливость, расправил плечи и грозно насупился.

– Документы! – более настойчиво и резко произнес он.

Жан перевел мне требования полицейского, а я попытался вылепить на лице маску почтения и удовольствия, что возникают от общения с представителем правопорядка, и полез за своим паспортом.

Гебауэр взял мой паспорт, приложил к нему свой французский и, протянув стражу порядка, начал что-то вещать ему на своем родном языке.

После долгого монолога Жана коренастый с пониманием закачал головой, и выдал свою тираду, после которой мой друг развернулся ко мне и произнес:

– Что у нас осталось – сигареты, зажигалки? Какие сувениры из Европы мы с удовольствием можем преподнести столь уважаемым господам?

– Жан, какие к черту сувениры?

– Стас, это нормально. Давай-ка что-нибудь, да побыстрее, чтобы мы смогли нормально продолжить путь.

Я стал рыться в рюкзаке, аккуратно выудил две пачки заветных сигарет «Ява» и сунул их Жану. Тот в свою очередь протянул их камуфлированному, который, уже улыбаясь, привычным движением спрятал их себе в карман.