Дневник Джессики

– Сейчас. Тут ничего нет. Только если диван. Диван подойдет?

– Давай чертов диван. Хоть стул, лишь бы он выдержал меня. – Я начинал нервничать.

– Готово!

– Отлично.

Я начал карабкаться по этому стальному канату. Болело плечо от падения. Я был уже на середине, когда услышал рычание под собой.

Я нарушил первое правило канатных подъемов – не смотреть вниз. Там стояло нечто… Я бы не сказал, что это было что-то страшное. Я вообще не знал, что это. Оно было крупнее собаки раза в два. Я не видел его всего, но расстояния между глазами подсказали мне примерные очертания его головы, а с ней и всего тела. Я очень хотел бы ошибаться. Оно рычало, и я видел, как из его пасти сверкали клыки. Размером с мою ладонь, наверное. Слюна медленно вытекала из пасти и так же, медленно свисая с ее краев, опускалась до земли.

Я видел в его глазах ненависть, тупую и животную, и такую знакомую. Эти твари убивают не из-за голода, а просто потому, что ненавидят все вокруг. Просто, потому что им это интересно, ради развлечения. Но судя по обилию слюны, сегодня оно было именно голодным. А когда такие твари еще и голодные, они особенно свирепы. Голод, помноженный на неистовую ненависть, равно скорости моего карабканья, граничащей со сверхзвуковой.

Через пару мгновений я оказался почти у пролома. Оставалось немного, как вдруг цепь неожиданно и резко съехала вниз на добрый метр из четырех всего. Наверное, диван начал ползти в мою сторону. Внезапно мою ногу прожгла такая дикая боль, что я, не стесняясь никого, откровенным образом закричал. Я инстинктивно подтянулся ногами повыше и сделал пару быстрых движений руками по приближению пролома к себе. Тварь меня зацепила своей когтистой лапой. Я старался не слышать и не видеть ничего, кроме этой сраной дырки наверху, хоть и понимал, что внизу слюна, рычание, а сверху скользящий диван.

– Дай мне руку, Ева! Ева! – То ли ее уже съели, то ли она издевалась. Самым бесчестным образом. Судя по всему, выбираться мне придется самому.

Пара тяжелых рывков, и я уже здесь. А Евы вокруг не было. Дверь была заперта, как же она, черт бы ее побрал, выбралась без меня. Я не мог долго стоять, из ноги сочилась кровь. Из трех новеньких и чертовски глубоких порезов, длиной от колена до ступни. Я снял футболку и кое-как обмотал ногу. Стало легче, но ненамного. Футболка быстро намокла. Хотя бы кровь была уже моя.

Я ступил два шага по лестнице вниз и подвернул ногу, снова упал и снова приложился головой, теперь уже об угол ступеней.

Я не знаю, сколько я проспал, но когда я открыл глаза, я ничего не увидел. Абсолютный мрак. Через пару секунд он расступился, и я понял, что лежу в огромной… комнате, скорее всего. Она была такой большой, что краев и стен не было видно. Только вместо пола была тонкая кромка воды. Я встал и прохромал наугад метров 30—50, пока не увидел какого-то человека, который сидел в позе лотоса и смотрел прямо перед собой. Я подходил к нему справа от него.

– Здравствуйте. Помогите мне, пожалуйста. Где Мы?

Он молчал. Вообще, он был странный. Это был парень лет двадцати-двадцати пяти от роду.

Одет он был в какой-то рваный балахон, похожий на мешковину. Мы с дедушкой в таких картошку таскали с огорода. Он смотрел прямо перед собой и не моргал. Я подошел еще ближе, с расстояния вытянутой руки казалось, что он даже не дышал. Он так внезапно повернул голову в мою сторону, что я аж дернулся. Глаза его будто были отлиты из куска серебра, такие белые, что зрачков просто не было. Он вытянул руку в пригласительном жесте – я присел, окей, будто выбор был.

– Питер Майерс, – сказал он и протянул руку для рукопожатия.

– Откуда вы знаете меня?

Он взял меня за ладонь, перевернул ее локтем в бок и показал на мою родинку – у него была такая же. Затем он встал, повернул ногу боком и приподнял балахон. Там я увидел старый шрам, в виде трех полосок, словно от когтей. Так же, черт возьми, только у меня свежая рана.

– Ты – это я?

– Помоги ей, – сказал он каким-то загробным голосом.

– Что здесь происходит? Я умер что ли?

– Ты ей нужен. Она ждет тебя.

– Да кто?!

На этом он раскинул руки в стороны, аки Христос на крестовине, и со всего маху хлопнул. Звук был такой громкий, что я зажмурился, но глаза так открыть и не смог.

Сознание заполнил яркий белый свет. Первое, что я помню, был яркий белый свет. Когда и где он начался? Я уже не знаю. Сначала был громкий звук, похожий на хлопок или взрыв. Да, пожалуй, это был взрыв. Я чувствовал жгучую боль, очень долго и по всему телу, пока я не забыл, что такое тело и что такое сама боль. А затем всё вокруг заполнил яркий белый свет. Настолько яркий, что я чувствовал, как он проходит сквозь меня. Я открыл глаза.

– Эй, ты как? Все нормально? – Сказала Ева, тут же появившаяся рядом.

– Да, все хорошо. Ну, тут достаточно… стильно. – Я поднялся, брезгливо осмотрелся по сторонам и вытер со щеки грязь. На ноге красовались три глубокие царапины. Повеяло холодом. В доме было градусов на пять меньше, чем на улице.

– Ева, сколько я спал?

– Ты спал? Ты минуту пролежал. Вон ногу стеклом порезал. Давай я схожу за великом, тряпками с руля перемотаем?

– Стеклом?

– Окно, Пит. Мы через окно залезли, куку.

– Давай. Давай свои бантики.

Она вернулась через минуту. Я все еще не мог прийти в себя. Волки, ямы, жуть какая. Во всем остальном – все было точно таким же. На стенах были картины. В остальных домах Уоквента таких не было. Сразу перед нами стоял камин в центре большой гостиной, а по обе стороны от него шла огромная лестница вверх. Над камином висело огромное зеркало с трещиной в нижнем правом углу. Все картины были обрамлены каким-то витиеватым ободком. Всё в этом доме было витиеватым – ножки мебели, перила лестницы, кочерга у камина. Наверное, так выглядит роскошь – витиевато.

В проёме света, который мы сделали, как в первобытном океане, летали миллионы пылинок и каких-то неизвестных мне частиц. Мы с Евой сделали пару шагов вперёд. Половицы натянуто скрипнули. Ну, ничего такого. Кроме того, что я знал, какая половица скрипнет следующей. Становилось всё темнее и еще более жутко. В доме и так было темнее, чем снаружи. Теперь же тьма была везде.

– Пойдём. – Сказал я и мы уже чуть смелее двинулись вперёд. Я достал маленький фонарик.

Мы обошли гостиную, в которой кроме картин и какой-то странной старинной мебели ничего не было. Мебель была накрыта белыми простынями (видимо, дом действительно готовили к реставрации). На кухне не было ничего, кроме фурнитуры и банок с разного рода маслами и растворами. Очень пыльные склянки. Мы облазили все шкафы и комоды – максимально пусто и неинтересно. Пара трухлявых книг. Камин был полон золы. Возле него стояла кочерга. Я решил поворошить пепел и ничего там не нашел.

Ева ступила на ступеньки лестницы, они предательски скрипнули. Мы прошлись по всем комнатам. Там, на втором этаже, была спальня с большой, просто огромной кроватью и какими-то странными спинками – золотыми и да, витиеватыми. Этот дом поражал своим несоответствием антуражу Уоквента. Внизу что-то зашумело. Я услышал лязг цепи…

Пока мы спускались, я решил мельком осмотреть пару картин. На одной была изображена карта Уоквента. Но она сильно отличалась от реальной – в два раза больше настоящего Уоквента. На другой какая-то красивая девушка на коне верхом, молодой мужчина вёл коня под уздцы. Он был в чёрном.

Меня картины затянули, я никогда не видел настоящих картин, разве что в этом недавнем бреду. Не фотографии в учебнике, а настоящие. В Уоквенте не писали картин. Я смотрел на них, пока не услышал Еву. Она стояла ко мне спиной, и я увидел перекошенное от испуга веснушчатое лицо, когда она повернулась.

– Пит… Питер, дверь! – Ева стояла перед лестницей и указывала пальцем на то место, откуда она пришла – на дверь. Ничего необычного, дверь как дверь. Если бы не тот факт, что она закрыта. А изнутри ее Ева легко открыла и такой же оставила, когда ходила за тряпками. Вот откуда был звук.

– Теперь мы тут не одни… Пойдём отсюда. – Взмолилась Ева. Я шикнул.

– Пойдём.

Я взял ее за руку и потащил наверх. Там был длинный коридор и много комнат. Все были закрыты.

– Заперто… – резюмировал я, дёрнув очередную дверную ручку.

– Чёрт! – Выругалась Ева. – Что делать? Про нас расскажут, мой отец узнает и тогда… опять…

– Т-с-с-с. Пошли, вон там открыто, – и действительно, последняя дверь по коридору была слегка приоткрыта.

Мы вернулись в комнату с красивой кроватью. Я еще раз её обошёл и остановился у изголовья. Какой бы она ни была пару минут назад, самое интересное было сейчас на самой постели. Если вся мебель в доме была накрыта чем-то похожим на простыни, то эта постель выглядела так, будто ее хозяин только что встал. Не заправлена.

Все это становилось очень странным и пугающим. Я уже начал жалеть о том, что потащил сюда Еву.

Над кроватью висела картина. Очень статный молодой человек стоял с прямо вытянутой рукой, на которой сидел чёрный как смола ворон. По его другую руку стояли две девочки лет десяти. Тот же человек, что и внизу. Вероятно, там была чета Бронсон. Я подошел к окну. Во дворе никого не было.

Оказывается, со второго этажа двор выглядел чуть иначе. Сверху было видно, что газон был в виде птицы с распахнутыми крыльями.