Следы прошлого, или Московские тайны

Неизвестно, чем бы закончилась эта скоропалительная схватка, если бы дворник, достигнув безопасного удаления и защиты в виде печи-голландки, не выглянул из-за нее в тот момент. Вид сидевшего на полу городового, такое посрамление достоинства грозного Ильи Спиридоновича и поругание в его лице закона произвели на дворника тягостное впечатление. Но еще более сильные чувства он испытал, взглянув на его драчливого противника. Это было и чувство внезапной радости от сознания того, что тот, кого приняли за убийцу, не является таковым. Это одновременно был и ужас. Так как в сопернике городового он сразу узнал Сидора Терентьевича Сырцова, генерала и в высшей степени уважаемого жильца, вот уже несколько лет регулярно раз в год снимавшего комнатку в их доме и заслужившего особую любовь дворника тем, что частенько, проходя мимо, не скупясь давал ему целковый на водку.

Заметив, что поверженный городовой уже вытащил оружие, дворник с криком вылетел из своего укрытия и повис у него на руке, прижав ее к полу.

– Илья Спиридонович! Не он!.. Не он то, Илья Спиридонович, не убивец то!.. Дура баба!.. Не убивец! – Он повторял это без передыха, и повторял бы, верно, еще долго, но в следующую секунду на голову его с треском опустилось что-то жесткое и колючее, больно резанув кожу на шее и затылке. Это рассвирепевший Сидор Терентьевич опустил на него свое импровизированное оружие, предназначавшееся городовому.

Это был последний эпизод славной битвы в дворницкой, закончившийся полной победой генерала. Трое его соперников в лице все еще сидевшей на полу и всхлипывающей от страха бабы, стоящего на коленях городового и дворника, лежащего у его ног, были повержены. Что касается неизвестного четвертого, то он в баталии участия не принимал и никаких признаков жизни не подавал.

Наступившее на миг победное затишье нарушил городовой. Повернув к дворнику пышущее яростью лицо, он схватил его за ворот рубахи, так что та затрещала по швам, и прорычал, брызгая слюной:

– Ты это что, скотина! Ты это, значит, с ним заодно? Убью, сволочь!..

– Илья Спиридонович, Христом Богом клянусь! Не убивец то вовсе, жилец то наш, ошибка вышла! Дура баба! Орет незнамо что… – он повернулся к дворничихе, грозя ей кулаком. – У, окаянная!

– Ах, ошибка! Он меня в морду! Меня! В морду! Да я вас всех в острог! Да я…

Городовой отшвырнул от себя обескураженного дворника и, по-прежнему сжимая в руке револьвер, тяжело поднялся на ноги. Только теперь он смог хорошо разглядеть своего противника. Сырцов стоял перед ним напыжившись, с красным лицом и горящими глазами, все еще сжимая в руках обломок метлы. Его усы распушились, бакенбарды стояли торчком, всем своим видом он походил сейчас на взъерошенного драчливого кота. Он был едва ли не на голову ниже здоровяка городового, но кряжист, мощь же его кулаков последний уже имел случай оценить.

– Не он то! Христом Богом, Илья Спиридонович, жилец то наш! – с надрывом стонал дворник.

– Жилец, говоришь… А почем я знаю, может, это… твой сообщник?

– Христом Богом, Илья Спиридонович! За что такое недоверие оказываете, всегда верой-правдой!

Городовой между тем стоял теперь, тяжело дыша, перед генералом. Как не был разум его в эту минуту затуманен праведным гневом, он все же при ближайшем рассмотрении своего противника смекнул, что перед ним отнюдь не простолюдин, каких много в окрестностях Сухаревки, а личность, надо полагать, метившая в среду благородную. За простоватой одеждой можно было разглядеть отставного военного, может быть, даже старшего офицера. Помедлив, городовой спрятал револьвер, оставив, впрочем, руку на кобуре.

– Это на лбу у него… э-э… не написано. Жильцы тоже разные бывают… А тут преступление, во-он мертвое тело лежит. Понимать надо…

– Вот ты и понимай! И нечего не спрося за руки хватать! – подал реплику генерал. – Хм! Увижу Петрова – расскажу про твои геройства.

– Какого такого Петрова? Знать не знаю никакого Петрова! А налицо – помеха дознанию и нападение на городового!

– Ага, Илья Спиридонович, на лицо… Вона как распухло! – залебезил дворник, волею случая оказавшись между двух огней.

– Что-о! Ты еще тут!

– Что же ты своего начальства не знаешь?

Городовой уже несколько поостыл и, сознавая, что дал маху, не знал теперь, как восстановить свой рухнувший в прямом и переносном смысле авторитет. Прежде всего он собрался выяснить, кто же стоит перед ним, но незнакомец опередил его вопрос.

– Сидор Терентьевич Сырцов, генерал-майор! – отчеканил с вызовом генерал, небрежно отбросив свое оружие в угол.

Этот миролюбивый жест и, более того, произнесенное звание «генерал» – не остались без внимания. Рука городового, помимо его воли, повинуясь выработанному служебному инстинкту, отпустила кобуру и вытянулась по шву, вынуждая и вторую проделать ту же операцию. Это движение, хорошо знакомое по армии, не укрылось от Сырцова. Он усмехнулся и кивнул в сторону дворника:

– Вот, он знает.

– Так и я про то же… Господин Сырцов они… то как же… Ошибочка, значит, вышла… Баба, она ведь известно… дура она у меня… Вы уж того…

– Ах, мать твою!.. – бормотнул городовой еще раз и после такого самовыражения посчитал, что лучшим выходом из щекотливого положения будет приступить к своим уставным обязанностям.

– Та-ак, значит! Перво-наперво, надо в участок дать знать. А я покуда произведу дознание!

– Щас сбегаю, Илья Спиридонович, – немедленно отозвался дворник. – Ну дак я побег?

– Цыц! Сказано, буду дознание производить! А ты, Илька, свидетель и вообще – личность мне подозрительная.

– Почто же вы меня, Илья Спиридонович, личностью обзываете? Всегда верой-правдой… – опять завел шарманку дворник.

– Давай я схожу – подал голос генерал, с интересом и не без злорадства наблюдавший эту сцену.

– А… посторонним находиться тут не положено, – стараясь не глядеть в генералову сторону, буркнул городовой. – Не положено!

– Ну и дурак!

Городовой аж передернулся, но сдержал свой праведный гнев и только упрямо повторил:

– Не положено!

– Пускай она сбегает! – принял наконец он соломоново решение, кивнув в сторону всхлипывающей дворничихи. – Все одно толку от нее никакого.

– Ну и черт с вами! Если понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти, – сказал свое последнее слово Сидор Терентьевич, демонстративно обращаясь не к городовому, а к дворнику, и предоставил возможность всему обществу в дворницкой узреть удаляющийся генеральский тыл.

В гробовом молчании Сидор Терентьевич беспрепятственно вышел, затворил за собой дверь и направился через узенький дворик в свои апартаменты.

– Та-ак! Значит, имеется мертвое тело… И чье же оно? – громко трубил городовой.

– Ей-богу, не знаю, Илья Спиридонович, – вторил ему фальцетом одуревший дворник.

Генерал сплюнул и стал подниматься по темной лестнице.

В скобках же заметим: врал дворник! Хоть и без злого умысла, должно быть, но врал. Забегая вперед, скажем, что в покойнике был вскоре признан некий Скворцов – коллежский советник, занимавший немаловажный пост в Сыскной полиции. Фигура в окрестностях Сухаревки знаменитая. Его таинственная гибель произвела изрядный переполох в компетентных инстанциях и имела, как мы вскоре увидим, далеко идущие последствия для нашего героя. Пока же фигурально оплеванные им, когда он в девственном неведении, но уязвленный в лучших своих чувствах, поднимался по скрипучим деревянным ступеням в свою непритязательную обитель.

Одна ступенька – замененная после ремонта – была повыше других. И генерал споткнулся, невольно сбившись с ритма. Он чертыхнулся и вдруг услышал, как скрипнула ветхая лестница у него над головой. Будто кто-то, стараясь попадать в такт его шагам, осторожно поднимался по лестнице этажом выше и теперь тоже остановился, затаившись. Чтобы проверить себя, Сидор Терентьевич, сделав несколько шагов, внезапно остановился. И снова услышал сверху предательский скрип ступени.

– Что за наваждение! – выразил про себя генерал нахлынувшее неприятное чувство. Его превосходительство был отнюдь не робкого десятка, и поэтому он рывком преодолел два последних лестничных пролета. На площадке никого не было, но генеральское око, обостренное возможной опасностью, сразу отметило более густую черноту напротив его комнаты. Там находилась дверь на маленький чердак и теперь она была приоткрыта. «А ведь там есть люк на крышу», – отметил он машинально. И, подтверждая его мысль, слева бухнуло кровельное железо.

Не задерживаясь, генерал распахнул дверь на чердак и действительно разглядел темный силуэт человека, полускрытый в слуховом окошке.

– Стой! – закричал Сидор Терентьевич, бросаясь к нему.

Преследуемый сделал отчаянный рывок на крышу, но поскользнулся и с грохотом свалился обратно на чердак. Генерал ухватил его за ворот, рванул к выходу и, после короткой, но отчаянной схватки, оба они вывалились на лестничную площадку. Тут силы противника Сидора Терентьевича, похоже, совершенно иссякли, и он как мешок осел в руках у генерала. Сидор Терентьевич сделал движение, чтобы подхватить его, но почувствовал на своей руке что-то теплое и липкое. Он оставил неизвестного и поднес руки к лицу.

«Похоже на кровь! Фу, черт! – неприятно поразило его такое открытие. – Однако надо что-то делать – помрет еще…» Подумав так, наш герой на ощупь вставил ключ в скважину, открыл дверь своей комнаты и, постояв с минуту на пороге, чтобы отдышаться, осторожно, впотьмах, стал пробираться к едва заметному впереди окошку.

Слева от входа, как раз у двери, он знал, стоял неизвестно кем и когда поставленный огромный кованый сундук, наподобие тех сундуков, которые имеют привычку ставить у себя околоточные надзиратели, силою инструкции обязанные хранить в нем всю свою казенную часть. Каждый раз, проходя мимо него впотьмах, Сидор Терентьевич непременно налетал на него с равной долей вероятности то левой ногой, то обеими сразу, смотря по тому, какие и в какой пропорции напитки он употреблял накануне. Это вошло у него постепенно в привычку, и если случалось ему изредка обойти счастливо препятствие, он стал рассматривать это как дурное предзнаменование, сулящее ему в недалеком будущем какую-нибудь пакость.

Теперь же, когда недавние бурные события выбили из него весь хмель, он довольно удачно миновал столь милое ему препятствие и благополучно достиг цели – стола у окна, где он, пошарив рукой, отыскал лампу и, бранясь вполголоса, зажег огонь.

Тусклый свет керосинки осветил московские апартаменты генерала Сырцова, включающие, кроме стола и знаменитого сундука, еще кровать под лоскутным одеялом, старый шкаф, пару старых венских стульев и бюро красного дерева, за ненадобностью задвинутое в угол, рядом с сундуком.