Следы прошлого, или Московские тайны

Еще в более мрачном, чем все настроении прибыл врач – Вельский. Он жил неподалеку отсюда – у Сретенских ворот – и был обязан своему здесь появлению исключительно лености городового и своему знакомству с последним, который дабы не искать и не бегать долго зря, сразу направился к нему и вызвал именем закона на место происшествия. Его выудили прямо из-за карточного стола, за которым он уже несколько часов резался в преферанс с двумя знакомыми провизорами. Как назло, именно в это время ему особенно удачно шла карта.

По примеру Храпунова, он начал с того, что также отыгрался, позвонив из дома в ближайшую больницу и вызвав карету с санитарами, хотя сиюминутной надобности в ней не было никакой уже потому, что инструкция запрещала трогать тело до прибытия следователя или товарища прокурора.

Санитары расположились у входа в дворницкую у незакрытой (к вящему удовольствию дворниковой бабы) двери, курили, флегматично наблюдая, как Вельский возится около трупа, осматривая его, брезгливо при этом морщась.

Храпунов, постояв некоторое время рядом, пошел осматривать помещение. Он несколько раз обошел его кругом, не обнаружив ничего подозрительного. Всякий раз проходя мимо дворника, сидевшего на лавке у печи вместе со своей женой, он бросал на последнего подозрительные взгляды, отчего тот вздрагивал, ежился и хватал супругу за руку.

Примерно через час появился пристав – Леонтий Евсеевич Благовещенский. Почти одновременно с ним прибыл знакомый нам городовой с двумя заспанными мужиками. Их всклокоченные волосы на голове и в бородах, красные невыспавшиеся глаза говорили все о том же недовольстве, которое владело и Храпуновым, и Вельским, да, надо думать, и самим приставом. Всю дорогу мужики ворчали вслух, выражая в крепких словах свое недовольство городовому по поводу насильственного подъема в столь неурочный час. Увидев, однако, все полицейское местное начальство, они, казалось, немного проснулись, умолкли, и только отчаянно зевали. При взгляде на лежащего, они перекрестились, вслух помянув Господа, но зевать не перестали, только как-то виновато стали прикрывать рты ладонями.

Обнаружив, что к Храпунову за время его отсутствия присоединился еще и сам пристав, городовой преобразился еще более и тянулся в струнку из последних сил.

Вскинув руку к козырьку фуражки, он несколько сбивчиво, но вполне обстоятельно доложил, что хозяина дома – мещанина Киселева – на месте не оказалось. Хозяйка его выйти не пожелала, говоря, что страсть как боится покойников, и приказала взять в качестве понятых двух постояльцев, что только сегодня въехали; приказала также передать, что если понадобится, то книга домовая у нее, и представит ее неукоснительно, по первому требованию, но чтобы ее трогать – ни-ни! Судебного следователя уже вызвали, и он с минуты на минуту будет здесь…

Пока он докладывал, Храпунов, слушая его вполуха, шептал что-то приставу, указывая на труп.

– Ну да? – покачивал в ответ головой пристав, разглядывая его и хмуря брови. – Неужто? Да нет, не думаю. Славнюк месяцев шесть как в остроге…

Он подошел вплотную к трупу, обошел его кругом и в течение нескольких минут разглядывал его с пристрастием. Вельский, закончив к этому времени осмотр, стоял у окошка и равнодушно ждал, когда к нему обратятся за разъяснением. Но Благовещенский не торопился.

– А ну, расскажи-ка нам, Власов, – произнес он, удостоив наконец вниманием городового, – расскажи-ка нам, дружок, долго ли мы еще с уважаемым Павлом Степановичем будем ждать твоего доклада обо всем этом?

Городовой растерянно посмотрел на него, потом перевел взгляд на Храпунова.

– Так ведь, ваш скородь, я по приказу господина…

– Докладывать будешь? – сердито перебил его пристав.

– Так точно, ваш скородь.

– Ну, давай, не тяни.

– Значит, дело было так, ваш скородь…

Городовой доложил все, что произошло с того момента, как его пригласил дворник, и до появления Храпунова. Единственное, что он опустил, был эпизод схватки с генералом Сырцовым, фамилию которого он решил вовсе не называть, опасаясь срама и разноса от начальства. Он только все время поглядывал на дворника, боясь, как бы тот не проговорился, и делал ему исподтишка красноречивые жесты сжатым кулаком.

Тот между тем не проявлял, казалось, никакого интереса к рассказу городового, думая только о том, что сам будет говорить. Он ждал, что его очередь будет следующей.

Но пристав, выслушав своего подначальственного, кажется, потерял всякий интерес не только к дворнику, но и вообще ко всему. Он устало опустился на колченогий стул, заскрипевший под тяжестью его дородного тела, зажав шашку между колен, и замолчал, то ли погрузившись в размышления, то ли в сон.

Ждали судебного следователя. Только Храпунов отлучился на некоторое время. Вернувшись, он пошептался с приставом и отошел к окну, где Вельский терпеливо ждал, когда отпадет в нем надобность, и он сможет наконец пойти домой.

Следователь Артемьев явился уже под утро, когда забрезжил рассвет, а сонные понятые, заодно с санитарами, утомленные долгим ожиданием, начали вслух выражать свое недовольство, подвергая критике действия полиции.

Худощавый, очень подвижный брюнет с лицом, напоминающим Людовика XIV, Артемьев не вошел, а, казалось, влетел в помещение, словно на крыльях. Он, в отличие от всей собравшейся здесь компании, был в приподнятом и, казалось, даже бравурном настроении. Своим появлением он сразу оживил место действия и привнес с собой в дворницкую разряд свежести и чистого воздуха. Он был в гражданском платье, накинутой на плечи шинели и форменной фуражке. Следом за ним в комнату осторожно проскользнул его письмоводитель Сыськов – маленький, невзрачный человечек в помятом чиновничьем мундире.

Заметив прежде всего распростертое у его ног тело, он взглянул на него и произнес с некоторым театральным апломбом:

– Ну-те-с, ну-те-с! Что мы тут имеем?

Бегло оглядев его, он поправил пенсне и поднял глаза на пристава.

– Наше вам почтение, Леонтий Евсеевич. Стало быть, снова с вами-с! Давненько, давненько не виделись.

– Где уж! – хмуро отозвался пристав. – Не далее как на днях миловались.

– Оно конечно-с. Специфика службы… Кстати, по этому поводу отменный анекдот-с…

Нимало не смущаясь обстановкой в дворницкой, наличием стольких людей и мертвого тела впридачу, он живо рассказал анекдот приставу и только после этого подошел к столу в глубине комнаты, скинул шинель, водрузился на стул и посмотрел на всех хитрым взглядом. Письмоводитель, поискав глазами и не обнаружив больше стульев, примостился рядом на топчане и принялся раскладывать на столе бумагу и письменные принадлежности, которые доставал из небольшого чемоданчика.

– Ну-с, начнем. Подозреваемые имеются? Нет? Значит, нет, – он пощипал себя за бородку-эспаньолку. – А знаете, господа, ведь я раньше где-то видел потерпевшего…

– Весьма возможно, – мрачно усмехнулся пристав. – Он наклонился к Артемьеву и что-то сказал ему вполголоса.

– Вот как! Ну что ж, приступим к дознанию по всей форме. Кто обнаружил труп?

– Вот он, – Храпунов, не оборачиваясь, ткнул пальцем в дворника, – дворник местный.

– Стало быть, его первого и послушаем, но прежде всего заключение врача.

Вельский облегченно вздохнул, почувствовав, что приходит конец его мучениям. Он отошел от окна и приблизился к следователю.

– Мы, кажется, не знакомы?

– С полицией дела иметь не приходилось.

– Это отрадно-с. Ваша фамилия и звание?

– Вельский. Альберт Христианович. Хирург-практик, хотя в настоящее время, в силу обстоятельств, не у дел… Временно…

– Хирург? Очень мило-с. Тогда вам и карты в руки. Знаете, недавно один умник с первого участка… Леонтий Евсеевич, вы его знаете. Помните, что заснул на дежурстве… дворник…

– Уткин. Осип Уткин.

– Вот-вот. Так этот Уткин мне как-то привел врача. Представьте – лежит труп, весь в крови, хотя ран на теле видимых глазом не обнаруживается. Я прошу привести врача, наш-то тюремный прихворнул тогда… и что же вы думаете, этот самый Уткин привел мне… как вы думаете, кого?… Дантиста.

Артемьев раскатисто захохотал, чем поверг в трепет врача и заставил съежившегося дворника отодвинуться подальше за спину Храпунова.

– Да-с… так прошу вас адрес, Альберт Христианович.

– Живу у Сретенских ворот. Дом Теперковец.

– Чудесно-с. Так что вы нам скажете относительно потерпевшего?

– По внешним признакам, смерть наступила три – четыре часа назад, на это указывает общий характер окоченения… Видимых повреждений тела не обнаруживается, за исключением шеи… Налицо признаки удушения… я бы сказал – явные признаки…

– Насильственной смерти, хотите вы сказать? – дернул бородкой Артемьев.

– Не могу этого утверждать. Убит он или нет, это вам решать… Однако извольте взглянуть…