Артемьев между тем, закончив осмотр, остановился перед полицейскими и подозвал к себе дворника, сидевшего до того вместе с понятыми у двери дворницкой.
– Что ж, господа, давайте попробуем разобраться в том, что нам пытается живописать свидетель. В общем и целом я составил себе некоторое представление. А вас, сударь мой, – посмотрел он в сторону дворника, – прошу молчать и отвечать на мои вопросы только «да» или «нет». Понятно?
– Оно конечно… понятно, ваше благородие, – дворник вытянулся во фрунт. Артемьевское «сударь» подействовало на него как ушат холодной воды.
– Итак-с! Услышав подозрительный шум со стороны улицы, наш дворник вышел во двор, подошел к воротам, которые он перед этим запер. Обратите внимание, господа, ворота были именно заперты. Далее он замечает за воротами лежащего человека, отворяет ворота и, подумав, что он пьян или… скажем, находится в бесчувственном состоянии, переносит его в дворницкую, предварительно снова заперев ворота. Так?
– Истинно, истинно так!
– Ну вот, пока все идет хорошо. Далее он замечает, что человек этот не подает признаков жизни и… Что далее? – он взглянул на дворника.
– Истинно… мертвые они, а этот-то как…
– Стоп! Слышите, господа? Уже, будучи в дворницкой, а не у ворот, стоя над трупом, он замечает через проем двери… скажем, некое подозрительное движение. Кстати, я проверил, дверь в дворницкую, не будучи запертой на засов, не удерживается в затворенном состоянии и самопроизвольно распахивается. Далее надо заметить следующее: наш свидетель, напуганный своим открытием, не пытается, однако, спрятаться за дверью, а геройски, как того от него и требуется, бросается к воротам, отпирает их и – далее на улицу, где и встречает городового Власова. Так я говорю?
– Ваше благородие… дак ведь как же иначе. Согласно, значит, инк-струкции…
– Не всякий по инструкции делает, когда сердце в пятках, – Артемьев дружески похлопал зардевшегося дворника по плечу.
– Принял, верно, для храбрости, вот и расхрабрился, – ухмыльнулся Храпунов. – Илья Гесин у нас личность известная. Что он, что братец его…
Дворник, расплывшийся было от похвалы Артемьева, сразу сник и поспешил отойти в сторону.
Артемьев рассмеялся.
– Теперь далее… – промолвил он сквозь смех. – Обратите внимание, господа, что ворота все время были заперты. Тело лежало за воротами, а не во дворе. – Артемьев помолчал, соображая. – Можно предположить, конечно, что он заметил движение существа не двуногого, а четырех…
– Насчет ворот это еще не известно. Может, он их и не запер, как тащил… – произнес Храпунов, грозно оборачиваясь к дворнику.
– Н-да, это возможно… – следователь в раздумье покрутил пальцами.
– Здесь много неясного. Что он здесь ночью делал? Почему убили именно перед этим домом?
– Случайность, скорее всего…
– Н-да! Я попробую выяснить, чем он в последнее время занимался… А вы уж, господа, свидетелей поищите, пока не разбежались… Теперь так-с! У нас имеется стреляная гильза…
– Редкая вещь, но, может, она тут год валялась, – снова произнес настроенный скептически Храпунов.
– Не могу с вами согласиться. Гильза новая – блестит… Да и порохом пахнет. Есть еще одно обстоятельство. Смотрите, – Артемьев аккуратно достал из кармана шинели носовой платок и развернул у себя на ладони.
Полицейские увидели промокший коробок спичек и развалившуюся от сырости папиросу.
– Это я у ворот нашел, на улице.
– И что же? – пристав удивленно воззрился на следователя.
– Может, конечно, и ничего, но кто знает… На всякий случай приобщим к делу. Марка папирос, насколько можно разглядеть, та же, что в портсигаре Скворцова. Мне, знаете, показалось странным, что портсигар на месте, а спички отсутствуют…
Пристав недоуменно пожал плечами.
– Но кто же, в таком случае, стрелял? – произнес он уныло.
– Это вы тонко подметили, – не без ехидства ответствовал Артемьев. – И, главное, в кого стреляли…
Глава 4. Утро туманное…
Но все когда-нибудь заканчивается. Своевременно отошла в прошлое и эта ненастная и такая беспокойная сентябрьская ночь. Наступало сырое и туманное, под стать ночи, утро. Уже в сопровождении санитаров отправился в свой последний путь убиенный Скворцов. Проводив их, укатил и пристав, захватив с собой доктора, которого Леонтий Евсеевич предложил подвезти до квартиры. Как-то незаметно исчез письмоводитель Сыськов. Последним место происшествия покинул любитель пеших прогулок Артемьев – подняв воротник, зашагал по лужам под мелким противным дождиком. Лишь у ворот остались по долгу службы мокнуть городовой и демонстрирующий завидное служебное рвение дворник. Да в относительном уюте дворницкой дожидались своего часа еще один городовой и Павел Степанович Храпунов. Помощник пристава остался тут за старшего, чтобы вскоре, получив необходимое подкрепление, руководить обходом близлежащих домов и поиском возможных свидетелей. С этим делом надо было спешить, пока проснувшиеся московские обыватели не разбежались по своим делам.
Уже совсем рассвело, когда в дворницкую заглянул околоточный надзиратель и, взяв под козырек, доложил помощнику пристава, что подкрепление прибыло и рвется в бой. Дав необходимые указания своим подчиненным, Храпунов, однако, не пошел с ними. Он рассудил, что теперь уже не слишком рано, чтобы побеспокоить хозяев. Супругов Киселевых – Артема Матвеевича и Пелагею Васильевну, их имена он успел выяснить сначала у дворника, а затем и уточнил у недавно прибывшего околоточного. Павел Степанович хотел сам побеседовать с ними – скорее для порядка, чем из необходимости. Они с очевидностью не имели к событиям этой ночи не малейшего отношения. Однако если теперь, волею случая, их дворницкая временно стала чем-то вроде штаба, следует же, по крайней мере, их поставить в известность?
Домовладение Киселевых представляло собой два стоявших один напротив другого небольших двухэтажных здания с узким двориком между ними. Напротив ворот, вплотную к противоположенному забору, между зданиями располагалась одноэтажная хозяйственная пристройка. А между левым корпусом и воротами – еще одна. Как раз эта пристройка и служила дворницкой.
Хозяева жили в левом здании, за дворницкой. В течение ночи Храпунов ни разу не заметил там в окнах ни малейшего отблеска света. Вообще весь дом, за исключением дворницкой, был погружен во мрак. Все окна были темными и теперь, когда Павел Степанович подошел к входной двери и остановился в нерешительности. Видимо, все еще спали. Досадливо крякнув, Храпунов отправился разыскивать дворника. Дворник Гесин был обнаружен им у ворот на «боевом» посту. Подозвав его и подождав, пока тот с нарочитым усердием запрет ворота, Храпунов в сопровождении дворника вернулся к хозяйской двери.
Дверь была заперта, но справа от нее помощник пристава заметил рычажок дверного колокольчика и, решившись, потянул за него. За дверью неожиданно громко звякнуло, и почти сразу же послышался какой-то шорох и сонный женский голос спросил:
– Кто? Это ты, Илья? Что тебе?
– Это полиция, откройте, пожалуйста!
За дверью наступила тишина.
– Простите мой ранний визит, но мне надо переговорить с Артемом Матвеевичем… По спешному казенному делу, – добавил Храпунов и ткнул локтем в бок дворнику.
– Пелагея Васильевна, они взаправду из полиции, не пужайтесь, – пискнул тот.
За дверью опять зашуршали, и наконец она приоткрылась на длину дверной цепочки. Помощник пристава заглянул за дверь в образовавшуюся щель, но в темной прихожей никого и ничего разглядеть было невозможно.
– Артема Матвеевича нет, – ответил женский голос.
– А с кем я сейчас говорю?
– Не слышали разве? Киселева я, Пелагея Васильевна!
– Пелагея Васильевна, вы мне не откроете? Неудобно так-то через дверь разговаривать.
– Никак не могу-с! Я не прибрана – только встала… Прислугу свою давеча на крестины отпустила, одна я. Так что никак не могу!
– А Артем Матвеевич, где же?
– А… уехали они, – после некоторой заминки ответствовала хозяйка.
– А куда? Если это не секрет, конечно.
За дверью помолчали.
– Никакого секрету нет. В Тамбовскую губернию, к родственникам нашим… Вчера еще, – уточнила Пелагея Васильевна.