Наследники Мишки Квакина. Том IV

– Господи! Что с тобой?! – всплеснула руками.

– А что со мной? Я мужчина в полном расцвете сил, в полном соку.

– В зеркало посмотри! В полном расцвете он!

– Что стряслось? – Всполошился отец (он всегда трепетно относился к своей внешности). – Прыщик?

– Какой прыщик? У тебя вся пасть зеленая!!!

– Что? – отец побледнел и сел на ступеньку – ноги его не держали.

– Зе-ле-на-я!!! Как у крокодила Гены.

– Но как? За что? – мутный взгляд его заметался, зацепился за нас. – Дети, подойдите, попрощайтесь с батькой.

Мы робко подошли, отец обнял нас дрожащими руками.

– Помру я, и загнетесь без меня!

– Витя, у меня интуиция, – мать внимательно смотрела на нас, ощупывая взглядом лица.

Мы ежились под этим взглядом, но скрыться было некуда.

– Валь, какая еще интуиция? – из левого глаза отца выкатилась крупная, как у матерого крокодила, слеза. – Я помереть могу, а ты со своей интуицией.

– Павел, – взгляд матери пронзал, как шпага, – ты все вафли продал дурачкам?

– Ну я… – Пашка было попятился, но рука отца держала, словно клещи кузнеца.

– Ну? – подбодрила мать, спустившись с крыльца и взяв Пашку за подбородок.

– Одна оставалась… – брат в ужасе сжался.

– Что за вафля? – слабым голосом спросил отец.

– Витя, ты ел «Куку-руку»? – вопросом на вопрос ответила мать.

– Кто? Я? – начал привычно юлить отец. – Кукурузу?

– Не придуривайся! – голос матери лязгнул металлом.

Бродящие по двору куры подобрались и поспешно отошли – от греха подальше.

– Ну съел… одну, – покраснел папаша. – Подумаешь…

– Это от вафли! – мать хлопнула ладонью по доске веранды, заставив задрожать стекла в окнах.

– Батю! Отравить! Хотел! – отец встряхнул Пашку так, что тот клацнул зубами.

– Я не хотел!!! – взвизгнул Пашка. – Это не я!!!

– А кто? – вкрадчивости в отцовском голосе позавидовал бы и удав Каа. – Назови мне этого негодяя!

– Это…

– Влад? – отцовская рука встряхнула меня так, что едва не оторвалась голова.

– Нет… это… – бросил быстрый взгляд на мать. Видно было, что Пашка лихорадочно придумывает, кого подставить. Привычно свалить все на Шурика не получалось. – Лариска! – осенило его.

– Лариска? – отец задумался, пожевал губами. – Эта выдра вполне могла дядьку родного отравить. Вся в Нинку: за ковер на стенке кого хочешь со свету сживет.

– Витя, это не смертельно.

– Как же не смертельно, когда я весь зеленый?!

– Не скули, я сейчас, – она ушла в дом, вернулась с зеркалом. – Посмотри.

Отец отшвырнул нас и будто утопающий вцепился в зеркало.

– Ой! Ничего себе! Ужас! Валь, ты уверена, что я лапы не надую?

– Ты скорее от водки дуба дашь, чем от этого.

– Кстати, идея! – папаша упруго вскочил со ступеньки и кинулся в дом. – Надо спиртом простерилизоваться, – прокричал он на бегу.

– Блудливой куме одно на уме, – вздохнула мать и погрозила Пашке кулаком. – Смотри, я же могу и сказать, Ван Гог малолетний. Батя тебе тогда точно ухо отчекрыжит.

– Не говори!

– Ладно, но смотри мне, – еще раз погрозила, – я тебе яйцо вобью в печенку! И ты тоже смотри! – кулак матери очутился у меня под носом. – Зауторник в жопу засуну! – прошипела мать.

– А что я?

– А ничего ты. За братом надо следить, а не по яблонькам с гиканьем зикать!

– Я не зикаю.

– Ты мне еще погордыбачь тут! Живо отцу скажу, что ты его отравить хотел.

Я в ужасе отшатнулся.

– Так что имейте в виду, – ушла в дом.

– Во как, – потрясенно прошептал Пашка. – Она нас шаржирует.

– Шантажирует, – автоматически поправил я и поплелся к ободу, на котором варили свиньям.

Уселся возле него на пень и задумался о мрачных перспективах. Пашка уселся на соседний пенек и начал одухотворенно ковыряться в носу. Меня от раздумий, а брата от исследований содержимого носа отвлек возникший на крыльце отец.