Наследники Мишки Квакина. Том IV

– Ты куда собрался? – отец вошел в комнату. – Валь, сознались?

– Вон туда посмотри, – палец матери указал на батарею.

– Что это?

– Твоя праздничная рыба. Точнее то, во что наши ироды превратили твою праздничную рыбу.

– Зачем? – искренне удивился отец и больно щелкнул меня по лбу.

– Мы в книжке прочитали… хотели попробовать.

– Говорила же, – удовлетворенно кивнула мать, – что зачитается, как Вася Кенюш. Книжки они никого еще до добра не доводили.

– Да, какое-то горе от ума получается, – отец плюхнулся на Пашкину кровать. – Мало мы их работой загружаем, что время на книжки остается. Надо не просто что бы картошку свиньям варили, а что бы чистили перед этим.

– Думаешь, поможет?

– Труд и не таких раздолбаев перековывал, можешь мне поверить. Не бог, а труд создал из обезьянов человека! – наставительно воздел палец папаша.

– Вить, ты поаккуратнее бы про Бога.

– Его же нет, – понизил голос отец.

– Мало ли…

– Ну…

– Что за книжку читали? – мать подошла и, взяв меня за плечо, крепко встряхнула. Я ударился затылком о шифоньер. – Аккуратнее, шифоньер не поцарапай, – досадливо поморщилась мать.

– «Даниил Галицкий»

– Что за ересь такая?

– Забавная книжка, – сказал отец, – я читал.

– Сжечь бы ее.

– Библиотечная, как ты ее сожжёшь? Деньги кто потом платить будет? Ты?

– Сжечь бы вместе с библиотекой.

– Тогда и клуб сгорит. Где пьесы будешь ставить?

– Ладно, убедил, – мать была натурой экономной, но артистичной, – жечь не будем.

– Оставим оболтусов без наказания? – отец дотянулся до батареи и, отрывая куски рыбы, бросал их в пасть.

– Почему же? Им дай слабину, так с комсомольским задором на шею вскочат. Устрою им «крокодилище», только этой книжкой. – «Крокодилище» – пытка, придуманная матерью. Она начинала долбить провинившегося по голове оранжевым томиком «Водители фрегатов» Н. Чуковского. А «крокодилище» потому, что путала Николая и Корнея Чуковских. «Доктора Айболита» очень любила и когда лечила нас от травм, то всегда цитировала. – Устрою назидательное наказание, на всякий случай, для профилактики. Отучу от чтения глупых книжек.

– «Даниилище» получится, ха-ха-ха, – отец пнул ногой под кровать, угодив в Пашку и утробно, будто комлевой филин, захохотал.

Котлеты украл валет…

Отец очень любил воровать, особенно еду. Прямо трясся, когда видел возможность стащить что-нибудь съедобное. Еще будучи помощником агронома в Пеклихлебах столько черного молотого перца натаскал из колхозной столовой, что мы его лет пятнадцать потом не могли доесть. Повариха, которой надоело постоянно покупать перец за свои деньги, в конце концов подловила отца и вышибла ему зуб. Но отец не унывал и на новом месте жительства всем рассказывал, что потерял зуб, помогая КГБ обезвреживать опасную банду контрабандистов.

Когда после аварии я лежал в больнице[6 - См. рассказ «Странная и непонятная история»], родители навещали меня. Однажды отцу повезло и он сожрал порцию моего соседа по палате. Тот вышел на встречу с женой и так как был на костылях, то запоздал к обеду, а отец не упустил выпавшего шанса.

– Слушай, а тут у вас неплохо кормят, – облизнув больничную алюминиевую ложку, он спрятал ее в карман пиджака. – Даже не ожидал.

– Не знаю, – мать чопорно поджала губы, – когда я с операцией на почке лежала, то кормили плохо. А ты бы мог хотя бы суп человеку оставить.

– Почечников всегда плохо кормят, – авторитетно заявил отец, – потому что у них ливер больной и получается не в коня корм. А тут хирургия: с переломами и ранами кормят лучше. Я когда в госпитале после ранения лежал…

– Какого ранения? – перебила мать.

– В Афганистане когда служил, – не моргнув глазом соврал отец, – то меня два раза ранили.

– Вить, – мать покрутила пальцем у своего виска, – ты ни в каком Афганистане не служил. Опять заговариваешься.

– Я служил, – обиженно надулся отец, – только секретно. Об этом никто не знает.

– Ты так скоро как наш Петька станешь, такой же трепло[7 - См. рассказ «Петюшка»].

– Ничего я не трепло! – отец обиделся еще больше и ушел, не забыв прихватить опустошенную тарелку соседа.

– Вот же ботало! – мать злобно плюнула ему вслед. – Поверила же я ему на свою голову. Так соловьем разливался, так пел, а теперь живем в дерьме.

Отец прогулялся по коридору, заглянул в столовую, где кормились ходячие больные. Хмыкнув, снял халат и повесил на ручку стоящей в коридоре каталки. Уверенно зашел в столовую, стал в очередь. Послушал ответы больных на вопросы раздатчицы. В свою очередь добрался до вожделенного окошка.

– Вам какой?

– Первый стол.

Получил поднос с обедом, нашел за столом свободное место и, шаря по сторонам внимательными глазами – не осталось ли чего доесть – быстро сметелил полученную порцию. Привычно облизав ложку, незаметно сунул ее в рукав. Миску брать не рискнул. Отнес поднос с грязной посудой к мойке, заодно прихватив чей-то стакан и покинул столовую.

Облачился опять в халат и важно пошел к выходу, деловито раскланиваясь с врачами и по пути спрашивая у попадавшихся больных о температуре и густоте утреннего стула. Из-за представительного вида отца больные терялись, принимали его чуть ли не за приехавшего из Москвы с проверкой профессора и начинали нести всякую околесицу. Отец понимающе кивал и раздавал рекомендации. Добравшись до вестибюля, надул щеки и невозмутимо прошел мимо медсестры, утащив из больницы халат.

Назавтра мать пришла перед обедом одна.

– Отец не смог, занят.

Вскоре из коридора запахло дымом и забегали встревоженные люди.

– Пожар! – пронеслось по этажу.

Ходячие больные хлынули на улицу сами, неходячих вытаскивал медперсонал.

– Вы чего сидите? – в палату заскочил сосед на костылях и поковылял к тумбочке, выгребая все ценное. – Там горит! Бегите!