Время от времени Джек дарил Бо-Ми цветы, ухаживал, когда она подхватывала простуду или грипп, заплатил однажды за аборт, когда залетела.
Иногда он возил ее на минеральные источники в Хэррисон-Хот-Спрингс и на пляж в Кваликам-Бич. Когда в доме, где она снимала крошечную квартирку-студию, случился пожар, Бо-Ми вообще переехала к нему и жила в его кондо месяц, пока не нашла себе подходящее жилье.
– Бо-Ми, – сказал Джек, забрав у девушки из рук зеркало, и повернул лицом к себе, – выходи за меня замуж.
Бо-Ми чуть приоткрыла рот, приподняла тоненько выщипанные брови, воткнулась в него влажными черными глазами.
– Ты шутишь? – наконец спросила она.
– Нет, серьезно.
– Я не могу, – шепотом ответила Бо-Ми.
– Почему?
Бо-Ми отвела взгляд.
– Почему? – еще раз спросил Джек.
– Это невозможно.
– Почему?
– По разным причинам, – сказала Бо-Ми.
Она отошла от Джека к белому кожаному дивану и осторожно села на краешек.
– Скажи мне.
– Ты хочешь знать правду? – спросила Бо-Ми.
– Да.
– Ладно, только не обижайся, – пожала плечами она. – Ты мне нравишься, и с тобой хорошо, но…
– Что мешает?
– Во-первых… – Бо-Ми посмотрела в окно.
На улице шел медленный густой снег. Снежинки ложились на широкие листья рододендронов, налипали на крыши и ветровые стекла машин, растворялись в сером асфальте.
– …ты старый.
Джек улыбнулся. Он знал эту странность молодых кореянок считать, что все, кому больше тридцати, уже безвозвратные старики. Для азиатов жизнь – это вспышка молодости, а затем бесконечная старость.
– А во-вторых?
– Если я выйду замуж за белого, мои дети не будут корейцами.
– Ну и что?
– Могила моего предка на кладбище Му-Ель-Ванг-Рюнг. Он командовал целой армией в 16-м веке.
– И что?
– У моих родителей я – одна дочь. Мои дети должны быть корейцами. А еще…
– Что еще?
– Мы с тобой, – Бо-Ми замялась, – просто хорошие друзья.
– Да?
– Я хочу встретить парня, у которого, – Бо-Ми смущенно улыбнулась, – голова бы из-за меня слетела.
– Как в кино?
– Да, – Бо-Ми откинула назад челку и заглянула Джеку в глаза. – Хочешь, познакомлю с русской из агенства. Она тебе понравится.
– Спасибо, – Джек потрепал Бо-Ми по плечу. – Я сам.
– Мы друзья? – она не отрывала от него взгляда. – Как раньше?
– Как раньше.
Джек вышел из задумчивости, взъерошил волосы, допил кофе и налил еще. «Что за напасть с утра, – рассердился он. – Где там Delete?» Но сброс не нажимался и, навалившись локтями на стол, Джек снова ушел мыслями в прошлое.
* * *
Жека смотрел вслед Марине. Черная фигура двигалась по фольге луной дорожки, пока не перешагнула границу вытянутой тени общаги. Потом распахнулась дверь, и желтый свет вспышкой осветил ее фигуру в траурной раме проема. «Бах», – словно щелкнул затвор камеры. Точка.
* * *
– Хватит, – решительно и громко сказал Джек, отгоняя воспоминания о прошлом, но остановиться уже не мог.
Чувство потери сопровождает человека всю жизнь. И когда люди говорят о бренности существования, они имеют в виду именно это. Все, к чему человек привыкает, все, чем дорожит, все, что любит, рано или поздно заканчивается. Как Глава книги. Или сама книга. И надо учиться жить с этими потерями. Это один из главных законов жизни. Если не научишься, значит, погибнешь. Другого пути нет.
А еще говорят, что клетки организма обновляются каждые семь лет. Это значит, что человек становится совершенно новым и, возможно, даже абсолютно другим. Но что-то всегда остается, что-то, не зависящее от клеток.
Он пятнадцать лет пытался забыть и не смог. К чему тогда обманываться? Надо попробовать. Ведь они теперь полтора раза новые люди.
Глава 7
Пережитые страхи не умирают. Они могут спрятаться в глубинах памяти, замаскироваться под равнодушие или браваду, могут с головой забраться под одеяло повседневных забот или задремать на время, но стоит намекнуть на прежнее, стоит попасть в былые обстоятельства – и вот они, тут как тут, во всей красе, словно не прошли годы, и время не сгладило режущих краев, cловно не залечились ушибы и открытые раны.
Именно такие чувства испытала Марина, когда вернулась от Геры домой.
В квартире было все перевернуто вверх дном. Стулья валялись, а комод cтоял с вывернутыми, точно оттопыренные губы, ящиками. Выброшенное из них белье устилало старенький палас.