На задворках империи. Детские и юные годы Давида Ламма

В дополнение к радости от того, что ее муж и отец ее детей был найден живым и невредимым, добавилось еще и то, что теперь у Ламмов была возможность получать дополнительный паек для офицерских семей, что позволило семье перейти от полуголодного существования к более сытому. Вскоре все жители квартала прослышали невероятную новость о том, что нашелся муж Иланы. Со всех сторон шли люди, чтобы поздравить Илану с хорошими новостями. Главная надежда Иланы и Виктора теперь заключались в том, что их муж и отец выживет.

На следующий день, рано утром, Илана с детьми побежала в местное агентство и предоставила служащим письмо, которое получила из Бугуруслана. Благодаря письму семья Ламмов получила право на улучшенную финансовую и продовольственную помощь. Наконец, период полуголодного существования закончился: даже скромное дополнение к семейному бюджету означало, что семья выживет. Кроме того, офицер Ламм имел право ежемесячно отправлять семье деньги, а это означало, что семья Иланы наверняка выживет во время войны. Еще одним важным преимуществом было то, что Илана теперь могла позволить себе работать на один день меньше и проводить больше времени со своими детьми.

Медсестра рассказывает Давиду о Черном Острове

Вторая мировая война, как и следовало ожидать, очень сплотила людей, превратив общество в одну большую семью. Выживание семьи Иланы во время эвакуации из Молдовы в Узбекистан стало возможным благодаря многочисленным добрым делам многих неизвестных людей. Однако, как известно, ничто в этом мире не может быть совершенным.

Некоторые неприятные тенденции в обществе нельзя было искоренить даже во время суровых исторических событий. Таковым оказался упорный антисемитизм в Восточной Европе. Во время войны Виктор посещал среднюю школу для мальчиков в Андижане. Совместное образование было введено в Советском Союзе только в пятидесятые годы. По внешности Вити невозможно было определить, к какой этнической группе он принадлежал. Глядя на него, было невозможно разглядеть черты, которые антисемиты приписывают евреям. Кроме того, статус сына военнослужащего выделял его среди остальных учеников, благодаря чему в школу он был принят без излишних треволнений. Это приятное существование закончилось раз и навсегда в сентябре 1943 года, когда он стал учеником пятого класса.

В советской образовательной системе было обычной практикой проводить ежегодные медицинские осмотры непосредственно в школьных учреждениях. С этой целью школы посещали медицинские комиссии, состоявшие из врачей, медсестер и их помощников. В начале ноября такая комиссия заявилась в класс Виктора. Всех мальчиков вызывали в алфавитном порядке, поэтому Виктор Ламм был среди тех, кого рассматривали в середине списка. В ожидании медкомиссии, включавшей также осмотр половых органов, мальчики стояли рядом с врачами и медсестрами. Почти все дети военного времени были худенькими, как тростинки, с выступающими костями и угловатыми фигурами.

Очередь медленно двигалась, и вскоре подошел черед Виктора. Физическому осмотру каждого ученика предшествовало собеседование с одной из двух медсестер, которые задавали детям вопросы о семейной истории, аллергии и болезнях. Медсестра, которая опрашивала Виктора, была женщиной лет пятидесяти, с черными глазами, полными губами, темными волосами и добродушным выражением лица. Когда она посмотрела на имя и фамилию ученика, она широко распахнула глаза и пристально посмотрела на Виктора.

«Так тебя зовут Витя Ламм? Ах, ты ж, боже мой! Скажи мне, Витя, твои родители случаем не из Черного Острова? Маленький такой городок?» – спросила она, выразив живой интерес к делу. Когда Витя подтвердил ее слова, она еще более просияла.

Беда в том, что медсестра была малость глуховата, что заставляло ее говорить неестественно громким голосом, настолько громким, что в классе было слышно каждое слово, которое она произнесла.

«Витенька, это невероятно, – воскликнула медсестра, воздев руки. – Ты не поверишь, но я из того же города, что и твои родители. Вероятно, ты знаешь, что Черный Остров находится рядом с городом Проскуров. Если ты сообщишь маме мое имя, Шмушкевич Бася Израилевна, она сразу же меня вспомнит. Моя семья жила на той же улице, где жила семья твоей матери Иланы Фихман, и наши семьи ходили в одну и ту же синагогу. Я хорошо помню вашего деда Льва. Он был шойхетом, и у него был замечательный голос. Он пел в синагоге и говорил на прекрасном идише! Ты не поверишь, я была на свадьбе твоих родителей вместе с моими. Ах, какая это была свадьба! Где же твой отец?»

«Он на фронте. Воюет с немцами», – смущенно ответил Виктор.

Тот злополучный разговор стал роковым для Виктора. Класс, который не пропустил ни слова из разговора между Виктором и медсестрой, узнал «ужасную правду» о том, что Виктор Ламм являлся представителем еврейского народа.

«Так ты еврей», – первое, что услышал Витя, вернувшись на свое место, от ученика с Западной Украины, который сидел с ним за одной партой.

«Подойди поближе ко мне и покажи свою голову, – добавил сосед сзади со злобной улыбкой. – Дай-ка мне взглянуть на твои маленькие рожки».

Некоторые ученики громко засмеялись вместе с ним.

С тех пор любой мог безнаказанно издеваться над Виктором, и пока он не окончил школу в конце войны, его пребывание там было отравлено постоянными напоминаниями о его принадлежности к повсеместно оскорбляемой этнической группе. Виктор был единственным евреем в классе. Конечно, не весь класс, а где-то менее четверти из них были вовлечены в издевательства над Витей, но те, кто активно участвовал, делали это ежедневно, с удовольствием и без последствий. По разным причинам школьники редко жалуются учителям; мысль о том, чтобы рассказать о происходящем кому-нибудь из своих учителей, никогда не приходила ему в голову. Откуда он мог знать, что учитель, которому он будет жаловаться, сам не испытывает тайной враждебности по отношению к евреям? Чтобы отбиваться от насмешек физически, тоже речи не было, поскольку его мучители намного превосходили его в силе. Единственной стратегией, которая ему оставалась, было спокойствие, позволявшее ему демонстрировать, что слова хулиганов его нисколько не задевают. Никто не знал, что творилось ежедневно в сердце Вити, как он страдал, когда унизительные слова напоминали ему о ничтожном гражданском положении ребенка, отец которого сражался на фронте.

* * *

Мы постепенно забываем те бесчисленные бытовые эпизоды, из которых состоит наша жизнь. Наши воспоминания похожи на вспышки, которые, как прожектор, выхватывают отдельные события, которые сознание навсегда запечатлело в нашей памяти. Эти воспоминания живут и умирают вместе с нами. Очевидно, что эпизоды нашей жизни, которые мы живо помним, имеют особое значение для нашей психики. Для посторонних они могут казаться чем-то незначительным, но в них наверняка есть нечто экстраординарное, раз уж они становятся частью нашей постоянной памяти.

Один из таких случаев произошел с Давидом, когда ему было всего три с половиной года. К тому времени он научился ходить и повсюду напрашивался с Виктором, куда бы тот ни шел. Однажды поздним вечером Виктор решил выйти на улицу, просто чтобы подышать свежим воздухом, и уступил стремлению Давида сопровождать его. Был теплый и темный среднеазиатский вечер, когда, держа своего брата за руку, Виктор шел по большому внутреннему двору дома, в котором обитала их семья, направляясь на свет небольшого костра, горевшего поодаль. Луна еще не поднялась, и бездонное небо, усеянное бесчисленными звездами, было очень высоко над головой. К тому времени, когда они подошли, костер уже догорал. Давид никогда раньше не видел костров. Он стоял рядом с умирающим огнем вместе с небольшой группой детей и был очарован, глядя на светящиеся и слегка мерцающие вспышки тлеющих кусков дерева. Один из мальчиков поднял сухую веточку с земли и поджег ее от мерцавшего пламени костра. Он держал веточку в руке, а тонкий язычок пламени трепетал на противоположном конце. Этот тонкий язычок огня постепенно угасал, и все, что теперь осталось от него – яркая сияющая точка. Тот же самый мальчик стал вращать веточку. Благодаря остаточному эффекту зрения движущаяся одиночная искра превращалась в магические калейдоскопические фигуры – круги, овалы, восьмерки и эллипсы. На фоне окружавшей их ночной темноты все это показалось Давиду несказанной красотой. Прошло несколько десятилетий, прежде чем Давид понял, что нечто большее навсегда запечатлелось в его детском сознании в тот момент. Это была не просто красота, которую познал в тот момент Давид. Более значимым было ощущение, что вот он, маленький ребенок, глядя на яркую искру на кончике ветки, мог видеть, что она имеет отношение к бесчисленным звездам, которые светят ему из космоса. Окружающий мир объединился в единое целое и стал принадлежать ему. Он стремился поделиться с Виктором своим открытием, но был слишком мал, чтобы добиться успеха в выражении сложных чувств; только и мог он сказать Вите, что два слова: «Здорово! Правда?»

Катушка для метания в цель

Чтобы увидеть удивительные вещи вокруг нас – нужно просто их искать. Иногда небольшое происшествие может показаться чем-то обыденным, но при более тщательном рассмотрении может открыться более глубокий смысл.

Дети, которым повезло жить в обеспеченных семьях, регулярно получают игрушки от своих родителей или опекунов, а те, которые живут в нищете, часто придумывают игрушки сами. Однажды Виктор принес домой из школы такую импровизированную самодельную игрушку. Она состояла из катушки из-под ниток с отверстием в центре. На одном конце этой катушки была закреплена резинка, которая превращала эту штуку в модифицированную рогатку. Благодаря резинке карандаш, оттянутый стрелком и выпущенный под ее напором, мог лететь вперед с приличной скоростью.

Однажды Давид заболел гриппом. Он лежал под одеялом на кровати с металлическими спинками. Его старший брат только что пришел из школы с импровизированной мини-рогаткой. В голове Виктора возникла «блестящая» идея: к задней спинке кровати он прикрепил шнурком небольшой флакон. Отверстие флакона было горизонтально повернуто к изголовью кровати. Затем он пригласил Давида принять участие в игре. По очереди они пытались попасть карандашом, выпущенным из такой рогатки, в отверстие флакона. Победителем становился тот, кто сможет попасть в цель. Принимая во внимание, что «устройство для стрельбы» было несовершенным, бутылка имела узкое отверстие, а расстояние до стрелка составляло более полутора метров, становилось ясно, что это была невыполнимая задача. Виктор выстрелил первым. Как легко можно догадаться, он промахнулся. Давид сказал брату, что попасть в бутылку невозможно, но Виктор сделал вид, что не слышал и безуспешно продолжал стрелять, пока ему это не наскучило. Затем он передал рогатку Давиду и предложил ему испытать удачу. Младший брат утверждал, что попасть в цель невозможно, но Виктор настаивал. Давид вложил карандаш в отверстие катушки, натянул резиновую ленту и выпустил карандаш. Ура! Произошло невозможное: с первой попытки карандаш благополучно попал внутрь флакона. Такой удачный выстрел может сделать только один раз в жизни.

«Поздравляю, Давид, – сказал Виктор. – Никогда не говори “никогда”. Всегда пытайся вновь и вновь, пока не достигнешь цели».

Помимо совета своего драгоценного брата, Давид почерпнул еще один важный жизненный урок: чудеса случаются.

Дядя-папа

Родители Давида писали друг другу, по крайней мере, два или три раза в неделю. Спустя много лет дети Иланы и Самуила сдали переписку своих родителей в архив Исследовательского института идиша (ИИИ) в Нью-Йорке. Эта коллекция интересна не только своим содержанием, но и графическим дизайном конвертов, в которые были вложены письма.

Самуил едва успел увидеть своего младшего сына после его рождения, и у него еще не успела проявиться к нему сильная родительская привязанность, в своих письмах он в основном выражал свою озабоченность по поводу Виктора, а не Давида. Илана выразила свое негодование по поводу такого отношения, и в конце концов, Самуил извинился перед ней за то, что игнорировал существование младшего ребенка. Что касается Давида, он интуитивно очень сильно нуждался в отце. Это иногда приводило к забавным эпизодам: в Андижане, если какой-нибудь приличный человек смотрел на него, Давид сразу же обращался к нему как к «папе». Позже, когда Давид заметил, что предполагаемые «папы» протестуют против такого обращения – чтобы обезопасить себя – он стал называть таких «кандидатов на отцовство» «дядя-папа».

Чрезвычайно важное событие произошло в семье Ламмов в середине 1944 года, когда Самуил пришел с фронта на недельную побывку. В это время Виктору было двенадцать, а Давиду три года. Илана и Виктор были вне себя от радости, когда увидели своего мужа и отца в военной форме с орденами и медалями. Давид был также очень рад услышать от матери, что наконец перед ним был его настоящий отец. Это не помешало ему назвать Самуила по инерции «дядей-папой». В конце концов, Самуил горячо запротестовал против такого странного обращения. Давид делал все возможное, чтобы впредь называть Самуила папой, но у него не всегда получалось.

* * *

Среди других событий, связанных с побывкой Самуила, было одно незабываемое, которое превратило Давида из гусенички в ходунка. Для достижения такого результата Самуил купил на рынке фунтик красной вишни. До его приезда семья Ламмов не могла себе этого позволить: вишни были слишком дороги для их жалкого бюджета. Самуил сходил на рынок и купил фунтик с вишнями на свое офицерское пособие. Держа тарелку, полную ягод, он показал ее Давиду, который был на другой стороне террасы. Вскоре Давид начал ползти к приманке, а затем – интуитивно – возможно, чтобы увеличить скорость, он встал и в первый раз в жизни не просто пошел, а побежал к отцу. Все собравшиеся на террасе аплодировали большому достижению в жизни Давида: из четвероногого он стал двуногим ребенком.

На третий день этого чудесного превращения вся семья сидела на террасе, когда отец Давида внес в задание небольшие изменения и попросил малыша пойти в ближайший магазин фруктов и купить там персики. Персики в Узбекистане обладают не только великолепным вкусом, но еще и уникальным ароматом. Давид послушно потопал в магазин на своих маленьких ножках, крепко зажав в кулачке мелочь. Он волновался, потому что никогда раньше ничего не покупал и – в то же время – он гордился тем, что его отец доверил ему такое важное дело. В магазине он увидел замечательные красно-желтые персики, покрытые мягкой и пушистой красно-желтой кожицей. Они лежали на почетном месте прилавка небольшой горкой, излучавшей волны чарующего аромата.

Впервые в жизни Давид нерешительно подошел к прилавку в роли клиента и попросил продавца – симпатичного узбекского мусульманина – продать ему персики за монеты, которые доверительно протянул ему. Он столкнулся с необычным продавцом; это был продавец, который действительно любил детей. Давид понял это сразу, когда ощутил обожание и теплоту любви, которую излучали его большие черные глаза.

Никто не совершенен, а особенно дети. После короткой побывки Самуил ушел на фронт, и Давид начал забывать о своем настоящем отце. Его жажда видеть в жизни отца вернулась с новой силой, и через месяц или даже меньше он возобновил поиски, снова награждая любого проявляющего дружелюбие человека титулом «дядя-папа».

2. Первые послевоенные годы

Спустя два года война против бесславных ублюдков закончилась, и в октябре 1945 года Самуил смог отправить своего военного ординатора, которого звали Кузьмой Павловичем Фроловым, в Андижан, чтобы тот привез его семью к нему на новое место службы, в Карело-Финскую автономную республику, расположенную на севере России. Кузьма Павлович был добрым, простым и непритязательным человеком. До того, как его призвали в армию, он жил со своей женой, сыном и дочерью дошкольного возраста на Волге. Кузьма был очень полезен, и за свою природную доброту он заслужил признательность и доверие Иланы и ее детей. Во время продолжительной поездки через всю страну, в течение двух недель Кузьма, великолепный в своей военной форме, не упустил возможности пообщаться с Давидом и рассказать ему множество интересных историй.

Путешествие было длинным, интересным и грустным одновременно. Удивительно было видеть огромные просторы и красоту страны, и в то же время было грустно и трагично смотреть на города в руинах, оставшихся после недавних взрывов. Железнодорожные вагоны были заполнены людьми, но люди не жаловались; после недавней победы большинство людей было в оптимистичном настроении. Окна вагонов не закрывались наглухо, и их можно было открывать. Для Виктора и Давида особым удовольствием было высунуть головы из окна поезда и созерцать красоту природы под свист ветра в ушах.

На последнем этапе поездки на небольшой железнодорожной станции Кузьма временно покинул Илану и детей. До этого он познакомил ее с водителем большого грузовика «Студебеккер» с двумя выступами по обе стороны капота – переданного СССР по американскому ленд-лизу. Этот грузовик отправил к ним Самуил, чтобы привезти свою семью в военную часть, где он служил.

Место, где Самуил должен был встретиться с семьей, находилось на расстоянии тридцати километров. Давид сел в грузовик между водителем и Иланой, а Виктор расположился рядом с дверью. В этот прекрасный день они ехали по дороге, по обеим сторонам которой в глубоком снегу стояли высокие вечнозеленые деревья на больших гранитных валунах. Через час водитель сказал Илане, что они приближаются к тому месту, где их встретит муж. Чем ближе машина продвигалась к месту встречи, тем более нетерпеливым становился Давид. На следующем перекрестке перед ними встал большой грузовик, точно такой же, как тот, на котором они ехали. Дверь этого «Студебеккера» открылась, и из нее выскочил Самуил в теплом полупальто и военных сапогах, он размахивал руками и смеялся. Когда он подошел к грузовику, который привез его семью, Илана открыла дверь. Четырехлетний Давид был первым, кто выскочил из кабины на снег и побежал к отцу. Самой первой, кого хотел поцеловать Самуил, была его жена, но когда младший сын, которого он почти не знал, подбежал к нему первым и обнял его, у Самуила не оставалось другого выхода, как только обнять и поцеловать его. Следующими на очереди были Илана и Виктор. На протяжении многих лет брат Давида, первенец, не мог простить Давида за то, что тот первым встретил отца.

Семья Ламмов жила в небольшом военном поселении, в доме, который до войны принадлежал финнам. Во время войны первоначальные владельцы эвакуировались в Финляндию, и теперь дом стоял пустым. Для Иланы и Виктора перемены были разительными: из крошечной комнаты, а на самом деле кухни, где они жили четыре года, семья Иланы переехала в просторный уютный дом с удобствами, о которых они и не мечтали. Что касается маленького Давида, эти изменения не слишком повлияли на его образ жизни. Все его повседневные потребности были удовлетворены как в старом, так и в новом жилище. Самым главным было то, что его любили и ласкали, как это было и до того, а теперь у него еще и появился отец, которого ему не хватало с момента рождения. Четыре предыдущих года Давид играл на террасе в солнечном Узбекистане. Теперь, в Карелии, где климат был другим, большую часть времени он играл в своем доме, исполненный любви к родителям и Кузьме, который продолжал оставаться верным спутником его отца.

Самуил был очень естественным в своих проявлениях, открытым, искренним и спонтанным. Свои отцовские чувства он проявлял в основном к Виктору. Что касается младшего сына, который в предыдущие годы рос без него, то он почти не знал его и часто игнорировал его присутствие. Илана понимала это и много раз открыто выражала свое недовольство отсутствием привязанности Самуила к младшему сыну. Однако не мать, а сам Давид в итоге заставил отца полюбить его. Давид родился явно не для того, чтобы быть жертвой. Вместо того чтобы почувствовать боль и печаль отторжения, он взял дело в свои маленькие руки. Ему не нужно было читать книги по психологии, ему помогла его детская интуиция. Формального принятия было ему недостаточно. Он хотел завоевать искреннюю любовь отца. Всякий раз, когда Самуил был в поле зрения своего сына, Давид не упускал возможности разыграть перед ним импровизированное выступление. Любимым поэтом обоих братьев был автор незабываемых сказок Александр Сергеевич Пушкин. Давид знал наизусть много стихов, которые Виктор учил в его присутствии по своей школьной программе. Что касается песен, Давид слышал их от матери и брата и – каждый вечер – в исполнении Марьи Петровны, на коммунальной кухне которой жила семья Ламмов во время войны.

В присутствии отца Давид читал стихи, пел песни, рассказывал истории, многие из которых он сочинял на ходу. В конце концов, то, чего он пытался достичь подсознательно, исполнилось: отец начал обращать внимание на таланты своего младшего сына и понемногу его обуяла необратимая любовь к Давиду. С тех пор Давид получил много ценных преимуществ: отец говорил и шутил с ним, как и с Виктором, Самуил приглашал Давида взбираться к нему на спину, отвозил его на автомобильные прогулки в лес и в свою воинскую часть, сделав жизнь сына более интересной и насыщенной.

Сиркоярви, маленькая деревня, в которой проживала семья, была окружена великолепными густыми лесами, где росли высокие хвойные и всевозможные вечнозеленые деревья. Кроме того, вокруг было множество огромных красных и серых гранитных валунов и многочисленных живописных озер. Самуилу нравилось устраивать для своих детей что-то необычное, чтобы удивить их. С этой целью он приносил домой кроликов, петухов или белок – для развлечения домашних. Однажды он сумел затащить домой козу, но Илана горячо запротестовала, попросив его увести «грязное животное» из дома, несмотря на просьбы детей о том, чтобы животное осталось. Еще одним способом развлечения детей, часто применяемым Самуилом, было заползти поутру к ним в спальню на четвереньках, издавая пугающие звуки.

В теплое время года офицер Самуил Ламм однажды взял своих детей в поездку на грузовике в глубокий лес, где можно было пострелять из пистолета. Помимо пистолета у него были штыковая винтовка, сабля и военный кинжал. В лесу Самуил выбрал более-менее плоское место, вынул из грузовика несколько металлических банок, поставил их на упавший ствол и начал стрелять по банкам из своего личного военного пистолета, а Виктор и Давид стояли рядом с ним, наблюдая за тем, что же будет дальше.

Самуил был хорошим, но не идеальным стрелком, и когда он устал стрелять, то сделал то, чего ему никогда не позволяла жена. На минутку забыв, что его младшему сыну было всего пять лет, он разрешил стрельнуть три или четыре раза сначала Виктору, а затем пришла очередь Давида. Естественно, Давид не мог дождаться, чтобы поскорее нажать на курок пистолета. Отец объяснил ему, как целиться и стрелять. Давид последовал его инструкциям, нажал на спусковой крючок, и пистолет выстрелил. Откат пистолета после выстрела, о котором забыл предупредить отец, был настолько силен, что бедный ребенок упал на землю. С тех пор у Давида больше не возникало желания пострелять. Тем не менее, он гордился своим первым и последним выстрелом. На обратном пути Самуил попросил своих детей не говорить Илане, что он дал им пострелять. Как и следовало ожидать, во время ужина Виктор забыл о своем обещании и спросил Самуила, понравилось ли ему, как он стрелял. Илана сразу поняла, что произошло, и это привело к большому семейному скандалу, в результате которого Самуил дал слово, что он больше никогда не позволит детям держать в руках оружие.

Финский деревянный дом, в котором жили Ламмы, имел множество достоинств, которые были удивительны для обычного советского гражданина. Из всех до сих пор неизвестных предметов роскоши дети больше всего любили уютную и теплую кухню, где они проводили много времени. Виктор делал там свою домашнюю работу, а Давид читал или рисовал. Оба ребенка обожали кухню с белой, гладкой и теплой на ощупь красивой плиткой на стенах, которую Давид любил гладить всякий раз, когда проходил мимо.

Сразу за домом Ламмов было пастбище, на котором паслось много коров. Давид был загипнотизирован большими карими глазами, сосредоточенными на нем, и все не мог понять, влюбилась ли в него корова. В конце концов, он решил, что большие коровы могут легко нанести ему вред, и перестал проводить время на пастбище. Через неделю корова, которая казалась довольно мирной, напала на его старшего брата, когда, возвращаясь домой из школы, он подошел слишком близко к ней. Виктор успел вовремя убежать от коровы.

* * *

Алкоголь, особенно в России и на Украине, является неотъемлемой частью жизни. До войны отец Давида почти никогда не пил. Однако, занимая командную должность во время Второй мировой войны, Самуил отвечал за распространение алкоголя среди солдат и офицеров в воинской части, где он проходил службу. Контроль над распределением алкоголя также включал в себя необходимость участия в вечеринках с офицерами его воинской части и – что было еще хуже – с разными начальниками, которые приезжали в его воинскую часть с различными инспекциями.

Когда война закончилась, Самуил, вместо того, чтобы забыть свою дурную привычку употреблять алкоголь, начал использовать водку как средство избавления от неизбежных жизненных стрессов. Хотя он и не стал алкоголиком, употребляя алкоголь в относительно небольших количествах, все-таки он делал это почти ежедневно. Увлечение Самуила алкоголем неприятно повлияло на его богатую и интересную личность, разрушило его здоровье в относительно молодом возрасте и в конечном итоге, через многие годы привело к большому числу семейных разногласий.