Тайна Белого утеса. Взаимосвязь времен и судеб

– Вот как. И отчего же не влезли?

– Куда?

– В петлю, сударь, раз вы намеревались?

– Не намеревался я! В сердцах просто крикнул.

– В сердцах, значит. Ладно. Архип Демьянович, вы описали вещи в карманах убитого?

Помощник надзирателя нервно затоптался, кашлянул в огромный кулак.

– Я, ваше благородие, посчитал, что вы сами изволите…

– Понятно, можете не продолжать. Изволю. Господин Хомутов, вы будете далее записывать, а господин фельдфебель отправит задержанного Любезнова в участок. Да, сударь, посидите у нас, пока не выяснится.

Теперь закашлялся Хомутов, он попросил следователя самому отвезти Любезного в околоток, а Журкин «пусть уж продолжает записывать». Блудов понял, что надзиратель страдает похмельем, руки его плохо слушаются и писать ему будет затруднительно, потому возражать не стал.

Хомутов потянул «студента» к выходу, а следователь, надев тонкие кожаные перчатки, припал к телу убитого целовальника Бубнова.

– Записывайте, Архип Демьянович: в правом кармане жилетки трактирщика Бубнова, синего цвета, в желтый горошек, обнаружен серебряный хронометр на цепочке фирмы «Tell». В левом кармане жилетки находится связка из трех ключей.

– Одного ключа не хватает, – сказала, появившаяся неожиданно для всех сзади Ольга.

Следователь взглянул на нее, ухмыльнулся – Бубнова по-прежнему не смотрела в глаза. Но лицо спокойное, даже отстраненное, как у богомолки. Прав фельдфебель, гвоздь, настоящий железный гвоздь.

– Что за ключ отсутствует? – спросил женщину Блудов.

– От сейфа, который в кабинете мужа стоит. Он держит там всякие бумаги: векселя, расписки должников.

– И деньги?

– Нет. Раньше деньги отвозил в уездный банк «Царевич Алексей», а как это случилось… ну, вы понимаете, стал где-то прятать. Мне не говорил где.

– Та-ак, – протянул Журкин. – Кажется, версии есть: целовальника убил один из должников. Или тот, кто знал, где он прячет деньги.

– Вы думаете? – Следователь с прищуром взглянул на фельдфебеля. – Для чего же было убивать Никодима Савельевича, если было известно, где находится его схрон? Забрали бы тихо и всё. А вот насчет должника версия хорошая.

– Я все же думаю на Любезнова.

– Вы руки его видели?

– Видел и что?

– Садануть человека по черепу так, что расколоть его пополам и совершенно не оставить на руках ни царапины, невозможно. Да вы и сами знаете, с шашкой не раз упражнялись. А у Любезнова ладони чистые, как у тапера, разве что в мозолях. Вы, Архип Демьянович, наступали, может случайно в лужу крови?

– Боже упаси, мы знаем дело, чтобы ничего не изменить…

– Поднимите-ка сапог, хотя бы правый.

Фельдфебель послушно приподнял правый сапог, повернул к свету подошву. Она была с краю слегка измазана кровью.

– Не понимаю, – пробормотал помощник надзирателя.

– Вот. То есть, как ни хранись, а от крови не убережешься, коль она в таком количестве. А у Любезнова башмаки чистые. Совершенно.

– Может, переобулся.

– Возможно. Обыщем его квартиру. Проверим соскоб с подошв всей обуви Серафима под микроскопом. Так. Пишите дальше: по утверждению вдовы господина Бубнова на связке отсутствует ключ от личного сейфа убитого. В карманах шерстяных штанов фиолетового цвета несколько медяков мелкого достоинства, носовой платок белого цвета, по виду женский.

– Это я Никодима Савельевича приучила к носовым платкам, -сказала Ольга. – До меня диким был, в рубаху сморкался. Каждый день ему чистые платочки выдавала.

К огромному удивлению следователя, Бубнова, наконец, проявила эмоции – всхлипнула, приложила костистый кулачок к глазам. Но в следующую секунду, она снова являла собой полную невозмутимость.

– Так. Хорошо. – Следователь взглянул в тетрадку Журкина, правильно ли он там всё записывает. Удовлетворенно кивнул. – Кстати, а вы сейф сегодня видели? Открыт он или закрыт.

– В кабинете мужа я сегодня не была. Как узнала об убийстве, сразу сюда прибежала.

– А кто вам сообщил?

– Половой Ермилка.

– Понятно. Далее…

Левая рука целовальника находилась под животом. Следователь не без усилий, так как рука уже начала коченеть на холодном полу, вывел ее наружу.

– Что это?

В кулаке целовальника был зажат клочок бумаги. Блудов разжал убитому пальцы и клочок выпал на каменную кладку. В подполе горела всего одна электрическая лампа, света от нее было не очень много. Следователь вынул из портфеля портативный английский фонарь, но он, мигнув, больше не подал признаков жизни.

Поднялись наверх. Апрельское солнце уже ярко било в окна. Блудов разложил на столе бумажку. Верхняя ее часть была неровно оборвана. Видно, кто-то тянул ее на себя, а Бубнов не отдавал и она порвалась. На ней черным грифельным карандашом были изображены какие-то зигзагообразные линии, уходившие вверх, в другой клочок, оставшийся, по всей видимости, у преступника. Линии были обозначены трех и четырехзначными цифрами. Но более всего следователя поразило то, что рисунок был сделан на обрывке нотного листа.

– Как вы думаете, что сие означает? – спросил Ольгу следователь. Вдова пожала плечами:

– Понятия не имею.

– У вас в доме кто-нибудь музицирует?

– Дочь Катерину пытались научить играть на арфе да бесполезно. Медведь на ухо наступил. Арфу продали три года назад, дочь оставили в покое.

– Она здесь?

– В области, в благородном пансионе, где когда-то воспитывалась и я. Пока не закрылся, но видно скоро…

– Но там их обучают музыке?

– К чему вы клоните, господин следователь?

Этот вопрос Ольга задала таким бесцветным тоном, будто на рынке интересовалась стоимостью моркови.