Телохранитель

– Ты чего, парень? – отпрянул один из них, очень усатый, оторвав рот от банки пива. Усы у него были в пене.

Двумя боковыми ударами, не испытывая особых эмоций, Ховрин свалил обоих.

Через минуту, уже пришедшая в себя Валентина, выруливала на дорогу. Чуть позже хмыкнула одобрительно:

– Да ты просто Данилов-два!

Впрочем, пальцы ее на ободе руля слегка подрагивали.

Ховрину эти ее слова не были обидны. Целоваться на прощание не стали.

Ховрин вернулся от Валентины совершенно пустой. Попадись ему в этот момент самая сексуальная красотка мира, ляг перед ним и раздвинь ноги, он бы на нее не отреагировал. В паху у него образовался сосущий вакуум. Он даже шел немного враскоряку, как всадник после долгой скачки на лошади по пустыне с препятствиями.

Ховрин посмотрел на часы. Времени оставалось впритык. В тот день ему надо было быть в школе в пять часов. От метро шел пешком. Вечер выдался теплый, безветренный. Уставший от долгой зимы народ вывалил на улицы: молодые мамы с колясками, старики, вышедшие погреться на солнце, подростки с пивом и сигаретами.

Потом дня два о женщинах он вообще не думал. На следующий день вечером заехал в Купчино к Юрику. Юрик увлеченно смотрел какую-то порнографию. Ховрин без интереса посмотрел немного вместе с ним, и это показалось ему чем-то из жизни насекомых.

По дороге к дому от метро слово за слово сцепился с каким-то мужиком. Мужик был довольно плотный, крепкий, явно качался в спортклубе. Ховрин, ни секунды не раздумывая, выстрелил ему в грудь из «Осы». Мужика отбросило на шаг назад, лицо его исказилось болью. Ховрин направил точку лазерного прицела ему в лоб. Мужик трезво оценил ситуацию и поднял руки в примирительном жесте ладонями вперед. Наконец-то он понял, что не на того нарвался. Руки его заметно тряслись. Он кряхтел, стискивал зубы, пересиливая боль. Ховрину мужик очень не нравился, и он выстрелил ему из «осы» в живот еще раз. На этот раз мужик сложился вдвое и упал на одно колено, скорчился. Есть такая скульптура: «Пролетарий скорбит». Это про него.

На этом заряды к «Осе» кончились. Использованные патроны следовало заменить. Просить у Данилова было неудобно – тот тут же спросит куда дел и вряд ли будет доволен происшествием. Идти в оружейный магазин – значило засветиться – не слишком солидный возраст всегда вызывает подозрение… Простейшее полицейское оперативное мероприятие: обзвонить магазины и узнать, кто покупал заряды, плюс отсечка по возрасту и просмотр видеозаписи с камеры наблюдения в магазине, предъявление ее пострадавшему.

За зарядами для «Осы» Ховрин на следующий день поехал к бывшему однокласснику Толику Долженко. Всего их было пять братьев Долженко. Толик, самый старший, как и Ховрин собирался весной в армию. Он был из братьев самый деловой. Представлял собой новое формирующееся поколение бизнесменов – безжалостных и расчетливых. Всегда куда-то мчался с важным видом: где-то что-то покупал, что-то продавал, всегда у него было какое-то неотложное дело, всегда у него были деньги и довольно большие. Он вполне мог купить себе отсрочку, но не считал нужным тратить на это время и деньги. Следующий по возрасту брат – Сергей – был большой и толстый, учился на повара. До армии ему было еще целых полтора года. Он теперь готовился занять главенствующее положение в семье, шпынять и гонять младших. Впрочем, по натуре он был добряк, тумаки отвешивал скорее по привычке – так было принято, иначе в доме наступал хаос и беспредел. И без того в квартире постоянно что-то происходило: горели чайники, что-то рушилось, билось, ломалось.

– Он ленивый, причем, с самого детства, – говорила о нем Вера Павловна. – Я даже рожала его целых два дня.

Отец их жил в другой семье, а мать, Вера Павловна, однажды сказала старшим: «Вы ленивые, ничего не хотите делать, учиться тоже не хотите. Все: я ничего больше не буду вам давать, сами зарабатывайте!» Наступил некоторый период паники. Один даже хотел ее пошантажировать, что, мол, пойдет воровать и попадет в тюрьму, но это ее не разжалобило. Заработок был только один – Интернет. Четверо ноутбуков (у каждого из братьев, кроме самого младшего, был свой) работали одновременно, трещали клавишами. Шла постоянная он-лайн игра во что-то из серии фэнтези с драконами и летающими конями, все это происходило в основном ночью. Утром все спали до обеда, кроме двух младших, которые уходили в школу.

Уже с полгода в квартире жила девушка. Звали ее Настя. Обнаружилось это однажды утром: туфельки в прихожей. Настя быстро прижилась в семье, помогала Вере Павловне по хозяйству, убиралась, готовила, ухаживала за младшими. Ховрину было непонятно, как это родители разрешают ей жить где-то в другой семье, и не мог понять, с кем она спит. Впрочем, спрашивать было как-то неудобно, да и зачем?

Однажды утром Вере Павловне показалось, что у Насти округлился животик. Она похолодела. Спросить у Насти, не беременна ли она, показалось ей неудобным. Стала думать, от кого этого могло быть, и точно сказать не смогла бы даже она. Отцовство тут установить могло быть затруднительно. Двое младших исключались по физиологическим причинам, оставалось трое. Впрочем, позже беременность не подтвердилась.

Жили Долженки на первом этаже. Дверь в квартиру была незаперта и даже чуть приоткрыта. Там происходил какой-то скандал. Ховрин всунул голову. Вера Павловна бежала за Сергеем с красным яростным лицом и пыталась хлестнуть его ремнем. Стокилограммовая туша каким-то образом ухитрялась выворачиваться, причитая и угрожая матери Европейским судом по правам детей. За матерью бежали радостные младшие братья с криком: «Бей гада!»

Невозмутимый Толик куда-то собирался, стоял в прихожей в одном ботинке, натягивая другой.

После быстрого рукопожатия произошел такой же быстрый разговор. Ховрин показал Толику патрон.

– Можешь достать десяток таких зарядов для «Осы»? Не хочу светиться.

Толик вовсе не удивился заказу, пошарил у себя в смартфоне:

– Не вопрос. Оплата вперед.

– Заметано! Сколько?

Тут же и отсчитал. Толик, схватив деньги, сразу же хотел куда-то свинтить за угол. Ховрин ухватил его за рукав:

– Когда?

– Хоть сегодня вечером. В девять.

И тут же исчез.

Ровно в девять товар был Ховриным получен. Он вложил заряды в «Осу» и внутренне успокоился. Теперь у него снова был полный комплект: кевларовый жилет, нож в рукаве, нож на голени, «Оса» на поясе.

В десять приехал Свирь с бутылкой дешевого вина. Он явно психовал. Теперь уже не по армейскому поводу. Оказалось, он наконец-то завел постоянную подружку. Подружка-то была, а сексом с ней заниматься было негде. Иногда друзья пускали на пару часов, но подружку его это не устраивало: она, как и все женщины, хотела стабильности, семьи и детей. И они не знали, что делать дальше.

– Мне никогда не купить квартиру! – горевал Свирь.

– Как-нибудь сложится: сначала купите в ипотеку студию, потом двушку, – сказал Ховрин просто, чтобы хоть что-нибудь сказать в утешение. – Все так делают.

– Тебе-то пофиг – ты в казарме будешь жить, тебе койку выделят и паек. А мне вот куда девушку привести? В лучшем случае лет через десять-двадцать, если не буду есть и отдыхать. На лестнице ебаться, что ли? – сокрушался плачущим голосом Свирь.

Он буквально готов был заплакать. Душа его постоянно хотела секса.

– Люди всю жизнь платят – живут по ипотеке – и ничего, – сказал Ховрин. – Поснимайте пока квартиру или комнату, если невтерпежь.

– Она из Белгорода, живет в общаге, ипотеку ей не дают, банк отказывает, да и денег нет на первый взнос. И вообще: ипотека – это кабала, рабство. Если потерял работу, заболел – тебе пиздец!

– Выбора-то все равно нет, – пожал плечами Ховрин.

– Тебе-то похер…– ныл Свирь.

– Надо жениться на богатой или местной с жильем, – буркнул Ховрин.

Свирь на это ничего не сказал. Девушку свою он любил. Звали ее Света. Кажется.

Посидели, немного выпили. Потом Свирь ушел в глубокой печали, приволакивая ноги.

Хотя уже неделю как наступил апрель, утром в лужах еще лежали стрелки льда, стекла машин покрывал иней, но все-таки в едва пробивающейся зелени травы уже кое-где желтела мать-и-мачеха. Все-таки весна!

Следующим вечером, после того, как Ховрин завез Катю домой, он поехал к Данилову. Позвонил ему из машины, как приехал. В квартиру не заходил, подождал на улице, пока тот выйдет.

Свернули в парк. Там было нехорошо. Гопники в количестве человек тридцати сидели на корточках, рядом на асфальте стояли банки с пивом. Они что-то живо обсуждали. Орала какая-то молодая женщина. Известно, что любимая забава гопников нанять проститутку, оттрахать ее всей гопой, а потом свалить, не заплатив. Там вдруг оказался и парнишка из сквера, куда они ездили накануне с Максимовым. Фингал у него даже издали было видно.

Увидев Ховрина, парнишка мгновенно возбудился, ноздри его затрепетали:

– Это тот самый гад. Бейте его! – завопил он.

И вдруг они все разом кинулись на Ховрина. Тут же образовалась хрипящая, матерящаяся куча-мала. Казалось, что у Ховрина нет никаких шансов, ему точно конец. Данилов смотрел на это даже с некоторым изумлением. Однако куча стала тут же и распадаться: из нее начали один за одним выпадать люди. Наконец остался на ногах один раскрасневшийся, запыхавшийся, взмыленный, но вполне целый Витя Ховрин. Часто дыша, он подошел к Данилову. Ховрин вовсе и не ждал, что тот сунется в схватку – все-таки пожилой солидный человек. Впрочем, в какой-то момент Данилов действительно был на грани того, чтобы достать пистолет и пальнуть в воздух, – стрелять на поражение по гопникам он, конечно бы, не стал – не тот контингент. Разве что пугануть. Он уже и куртку как бы внезначай расстегнул, уже и рука нырнула подмышку на кобуру. А тут и само разрешилось.

Ховрин потом рассказывал Юрику:

– Короче, там сидят гопники и их гопотелки. Семечки, пиво, сплошной мат, все завалено шелухой, заплевано. Если мимо идет какой-нибудь ботаник или просто человек, который точно не даст сдачи, или молодая девушка, они их непременно заденут. Ну, и мы идем. Они какое-то время думали, приставать к нам или не приставать. Все-таки решили прикопаться. Там был один тип, которого я раньше встречал. Питер – город маленький.

– И что дальше? – Юрик был весь внимание.

– А ничего! Пришлось немного помахаться.