Телохранитель

Вика, прижавшись с Ховрину, прошептала:

– Нет, это точно был маньяк! Мне бы и в голову не пришлось бы идти одной в кино на ночной сеанс…

Уже когда легли, выскочила из постели, в одних черных трусиках подбежала к шкафу и тут же вернулась назад.

– А мне вот что бабушка сегодня подарила!

Ховрин подержал увесистый золотой кулон, вернул Вике.

– Отчего женщины так любят бриллианты, изумруды, золото и другие блестящие вещи? Это же полная бесполезная фигня, – сказал, зевая, Ховрин.

– Такова уж наша женская природа. Мы женщины – как обезьянки и сороки, любим все блестящее! – Она приблизила губы к зеркалу, поверхность стекла напротив ее рта запотела кружком от дыхания.

Потом выключила свет и снова легла. Некоторое время обсуждали зомби, и откуда они берут энергию для движения и почему не едят друг друга, а если кого-то покусают, тот тоже становится зомби и его тоже не едят. Пришли к выводу, что это полная фигня. На том и мирно заснули.

На следующий день снова кого-то искали с Даниловым. Поиски в тот день закончились ничем. Поехали к дому, встали на светофоре. В соседней машине опустилось стекло со стороны водителя, оттуда высунулось рыло кирпичного цвета, выплюнуло на землю окурок.

– Дать бы ему в рожу, вбить хабарик назад в рот, заставить сожрать! – процедил Данилов.

Он психовал до самого дома. Без слов пожал руку Ховрину и ушел, не оборачиваясь.

Ховрин, наконец, отправился к себе. Было уже одиннадцать часов вечера. Первый раз он не мог сразу заснуть, долго ворочался, думал о Валентине.

Следующим вечером поехали уже в Приморский район. Оказалось, там тоже были свои трущобы.

Там Данилов вышел, приказав Ховрину ждать в машине. Ожидая, Ховрин крутил ручку радио, скакал по каналам, искал приличную музыку и не находил. Когда поднял глаза, увидел перед капотом Данилова. Тот дрался с каким-то парнем в капюшоне. Сквозь музыку слышно ничего не было. Эта беззвучная схватка перед самым капотом машины даже несколько затянулась. Парень в капюшоне внезапно оказался позади Данилова и схватил его за горло локтевым захватом. Для сидящего в машине Ховрина это все происходило почти бесшумно, как в немом кино в формате 3D. Однако в какой-то момент Данилов вывернулся, крутанул парня и тот со всего маха врезался лицом в капот. Этот удар Ховрин ощутил, поскольку машина содрогнулась. Капюшонщик мячиком отскочил от капота и рухнул на дорогу. На этом происшествие, казалось, и закончилось. Только откуда-то возникла явно пьяная подружка капюшонщика, завизжала и начала молотить кулачками Данилова по спине, впрочем, безрезультатно. Через минуту запыхавшийся Данилов сидел в машине и давил на кнопку «Start». По машине прошла легкая дрожь. Данилов вывернул руль. Ему потребовалось некоторое время, чтобы отдышаться.

– Ладно, проехали, – пробормотал он скорее себе, чем Хорину. – Откуда эта мандавошка выскочила?

Поехали в центр. Вскоре вывернули на Невский проспект. Там уже зажигались огни реклам. Сплошная толпа перла по тротуару в обе стороны.

«Точно Валентина сегодня ему не дала!» – подумал Ховрин, чувствуя неприятный холодок в животе и ощущая при этом некоторую угрозу и для себя.

– У вас все нормально? – спросил он.

– Не совсем. Валентина чудит. Хочет ребенка.

Потом добавил:

– Счастье Валентины для меня гораздо важнее моего. Хочет ребенка – пусть будет ребенок. Если, конечно, получится…

Однако выражение его лица всю дорогу оставалось мрачным.

У Ховрина словно камень появился в горле – не проглотить – он вспомнил тот свой день с Валентиной. Что-то она такое говорила: овуляция, эякуляция…

Ховрин высадил Данилова у дома. Тот спросил:

– Завтра есть работа?

– Нет. Катю завтра забирает Валерий Константинович, и они уезжают к кому-то в гости.

– Тогда к тебе будет поручение: надо будет забрать документы в одной конторе в бизнес-центре на Большом проспекте и привезти мне в Лисий Нос. Можешь и попозже – тогда в баньке попаришься – Петрович обещал натопить. Можешь потом остаться, выспаться. Смотри сам. Короче, секретарь-референт Маргарита тебя ждет.

Ховрин отправился в указанный офис. Оказалось, что это было целое здание разных офисов – огромный бизнес-центр. «Офисный планктон» непрерывно сновал по коридорам туда-сюда. Нашел и нужную дверь 302 с вывеской фирмы. Офис оказался шикарный, очень современный: хром, кожаные кресла, полированные столы.

Секретарь-референт Маргарита выглядела как женщина из рекламы.

Из ее руки выпал лист бумаги. Она нагнулась поднять, в вырезе блузки промелькнуло белье и глубокая ямка и щель между больших полных грудей. Ховрина словно ударило током в живот. Маргарита словно почувствовала, взглянула понимающе, села напротив в кресло, закинула ногу на ногу. Причем специально не одернула юбку. Видно было, где кончались чулки. Блеснули в глубине и красные трусики. У Ховрина уже запылал внутри огонек, он заерзал – хоть немедленно звони Вике и мчи туда как можно быстрее – до вечера, было ясно, не дотянуть. Покосился на Маргариту, подумал: «Так нельзя одеваться на работе!»

– Хочешь? – спросила вдруг Маргарита.

– Чего? – насилу провернул пересохший язык Ховрин.

– Вижу, хочешь. Дверь закрой. Нет, лучше я сама.

Она вихляющей походкой модели на подиуме прошла к двери, повернула ключ, еще и подергала, проверила. Идя назад, начала расстегивать пуговицы ослепительно белой блузки. Вжикнула молния юбки. Маргарита стянула ее через голову. Красное белье предстало в полной красе. Швырнула на кожаный диван плед. Подошла, впилась Ховрину в губы. Он почувствовал вкус помады и мятной жевательной резинки.

– Давай. Не тормози! У нас не так много времени…– Она полезла к нему в штаны. – Что там у тебя? Ух, ты!

Запах у нее был совершенно другой, чем у Вики. И дело было не в духах. И еще у нее была маленькая родинка на выбритом лобке, и еще одна у правого соска. Ховрину потом долго грезились эти родинки.

Все заняло не слишком много времени – от силы минут десять. Как-то очень быстро она застонала, выгнулась, потом еще раз, и еще, больно вцепилась Ховрину в ягодицы, зашлепала но ним ладонями, издала звук «И-и-и-и…». Наконец вытянулась, закрыв глаза. Потом, улыбаясь, прошептала:

– Ну, все!

И быстро вышла в подсобную комнатку, где был душ и туалет.

Потный Ховрин начал быстро одеваться. Мыться он не стал. Вдруг застанут голяком в душе – типовая комедийная ситуация. Представилось: кровь на кафеле и занавесках размывается водой, уходит воронкой в сток. В одежде он почувствовал себя гораздо увереннее.

Маргарита появилась довольно скоро, уже одетая, причесанная, положила у зеркала помаду, подвигала губами. Взглянула на часы.

– Все, давай, иди!

Она буквально выпихнула Ховрина из кабинета, и он оказался сначала в коридоре, а потом и на улице. Там продолжался апрель. На дереве какая-то птичка пиликала одну и ту же мелодию, как забытый мобильник.

Еще запомнилось про Маргариту: у нее на пальце было обручальное кольцо. Но не на том пальце. Что-то это значило. Возможно, она была в разводе. И детей у нее явно не было. Растяжек на животе Ховрин не заметил, крепкие упругие груди торчали вперед.

Запах ее словно впитался в Ховрина. Он был уверен, что и Катя, и Вика тут же его учуют в силу своей женской природы и инстинктивно решил дома тщательно вымыться от неприятностей, а также сменить одежду.

Один знакомый парень учил:

– Помни: есть такая прирожденная женская черта – метить. Женщина может накрутить волос на пуговицу, сделать мазок помадой на воротник, капнуть духами. В это, возможно, она видит какой-то смысл. Тут что-то из древней животной жизни: оставить метку. Женщины, рассматривая одежду мужчины, ищут метки соперницы.

Ховрин об этом уже знал. Это была общечеловеческая женская черта. Данилов рассказывал и про мужиков:

– Наши, когда взяли Рейхтаг, говорят, принципиально обоссали его со всех сторон. Ну, и расписались, где только дотянулись.

Только вышел из душа, как позвонила Вика: