Биомем

– А в чём подвох?

– Командовать этим парадом будут паразиты. Люди будут просто получателями счастья.

– Фу, какое мерзкое слово! – Оля наморщила носик. – Ненавижу паразитов! А ещё не люблю, когда говорят загадками. Давай лучше подробно и по порядку.

Борис сел рядом и обнял её.

– Есть группа счастливых людей, желающих осчастливить весь мир. Они за всё хорошее и против всего плохого, их этические взгляды практически не отличаются от твоих. Творить добро и не пропускать зло в нашу Вселенную. Они умные, многие разбираются в квантовой механике – их идеология построена именно на ней. Согласно их доктрине, существует бесконечное множество параллельных вселенных, и каждый наш выбор порождает множество новых. Вселенные ветвятся в зависимости от наших выборов. Эти люди называют себя стрелочниками; они считают, что их добрые выборы способны удержать нашу Вселенную на правильном пути.

– Рада за них, – сказала Оля, – а при чём тут паразиты?

– Понимаешь, эти люди счастливы, они живут в гармонии с собой и со всем миром. Они практически получили свой райский сад. А в райском саду есть только одна проблема.

– Свобода воли? – догадалась Оля.

– Именно. Они ведь искренне верят в свою теорию. Или в свою религию – у нас многие считают, что это уже готовая религия. Но я не могу понять, насколько эта вера обусловлена личным выбором людей и насколько – влиянием одноклеточного паразита. Судя по всему, он управляет поведением заражённых и, возможно, даже их сознанием; правда, неясно, в какой степени. Кстати, наши уже придумали ему название – «пацифик».

Оля посмотрела на Бориса с удивлением.

– Боб, ты это серьёзно? Как такое возможно? Простейшее одноклеточное – и квантовая теория?

Борис пожал плечами.

– С паразитами вообще почти ничего не понятно. Ты думаешь, человеку создать теорию труднее, чем муравью пойти против своих инстинктов? А это, между прочим, ведёт его к смерти – то есть паразит отключает у муравья даже инстинкт самосохранения. Учёные говорят о гамма-какой-то-там-кислоте, тормозящей прохождение сигналов между нейронами, но как это работает, никто не понимает. В смысле, как эта биохимия приводит людей к конкретным ритуалам и общему мировоззрению.

– А что теперь будет с этими людьми? – спросила Оля.

– Не знаю. Одни предлагают лечить их. Если примут такое решение, это будет жёсткий процесс. Другие хотят оставить их в покое, пусть и дальше наслаждаются своим счастьем. Вреда от них нет, скорее наоборот. А некоторые даже считают, что пацифика надо распространить как можно шире – тогда наш мир станет лучше.

– Вот этих я бы направила на анализы, – заметила Оля, – они явно действуют в интересах паразита. Если, конечно, он такой продвинутый, как ты говоришь.

– Интересная мысль, – сказал Борис, – а как бы ты поступила с заражёнными, если бы решение было за тобой?

– Почему за мной? А их самих ты разве не хочешь спросить? Учесть их свободу воли?

– В этом-то и проблема! Я не уверен, что сейчас у них есть свобода воли. Я догадываюсь, что? они скажут; но как узнать, они ли это будут говорить, или управляющий ими паразит? Вот вылечатся – тогда и можно будет их спрашивать.

– Понятно, – сказала Оля. – Я, конечно, за всё хорошее и против всего плохого. За уменьшение зла в одной отдельно взятой Вселенной. Стрелочник мне друг; и всё же свобода воли дороже.

– А как же добро? – спросил Борис. – Стрелочников уже довольно много, ты и сама могла заметить, как пацифистские движения набирают силу. Если всех вылечить, количество добра в мире заметно уменьшится.

– И пусть. Зато это будет не навязанное добро, а выбранное лично каждым.

– Не каждым, – поправил Борис. – Не каждый в итоге выберет добро. Подозреваю, что многие выберут совсем иное.

– Ну что ж, – сказала Оля, – значит, такова цена свободы воли.

20

Борис перехватил Костю в коридоре.

– Ты помнишь, вчера Колыванов говорил про биомем? Можешь объяснить мне, что это такое?

– А ты не знаешь? – удивился Костя. – Сам же сказал, что искал инфицированных по мему, сцепленному с паразитом. Вот эта сцепка и есть биомем. Симбиоз биологического паразита с информационным мемом.

– Я просто хотел проверить свою догадку. Сам не ожидал, что она подтвердится так быстро.

– Значит, всё-таки не понял, – сказал Костя. – Биомем – это жёсткая сцепка, заражение непременно должно сопровождаться соответствующими ритуалами и идеологией. Ритуалы обеспечивают распространение паразита, а идеология – безопасность носителей.

– Ты хочешь сказать, что сегодня пацифизм – самая выгодная стратегия поведения? – спросил Борис.

– Видимо, так, – ответил Костя. – Именно это меня и напрягает.

– Почему?

– А ты не догадываешься? Есть математические модели успешности стратегий поведения в популяции. И для «голубей», и для «ястребов». Эти модели предполагают, что существует точка равновесия – определённое процентное соотношение, при котором обе стратегии одинаково успешны. Но как только равновесие нарушается, как только количество «голубей» или «ястребов» превышает оптимальный процент, их успешность сразу же падает. У ос это проявляется особенно наглядно, у них есть две стратегии – строить норки для личинок или захватывать чужие. Процент строителей и захватчиков постоянно колеблется вокруг оптимума, это идеальный пример природной обратной связи.

– То есть, как только пацифик распространится достаточно широко, его стратегия перестанет быть успешной? – спросил Борис.

– Я боюсь делать какие-то прогнозы, – честно признался Костя. – Пока что наш паразит распространяется как биомем вместе с сопутствующей идеологией. Возможно, эта связь уже достаточно жёсткая и она сохранится даже после того, как стратегия поведения перестанет быть успешной. А если нет? Если паразит перестроится, ориентируясь на успешность? Мы ведь даже не знаем, в какой степени у стрелочников сохранилась свобода воли. Это сейчас они белые и пушистые. А представляешь армию агрессивных зомби, подчиняющихся чужой воле?

Борис вспомнил, как маршировали стрелочники на монстрации, и поёжился.

– По-твоему, пацифик – оружие? И чьё же? Думаешь, колонии одноклеточных могут обладать коллективным разумом, способным на целенаправленные действия? Или некая высшая биораса сделала Землю лабораторией для создания и отладки биороботов из подручного материала?

Костя присвистнул.

– Матвей как-то говорил, что некоторая паранояльность – часть твоей профессиональной подготовки. Но я не думал, что настолько… Нет, теория заговора здесь ни при чём. Просто все паразиты так выживают. Эволюционное преимущество получит тот, кто заставит людей выполнять ритуалы, распространяющие инфекцию. Целовать мощи, причащаться из одной посуды, омываться святой водой Ганга, кишащей всякой заразой. Труднее вспомнить ритуал, который не способствует распространению, чем наоборот.

21

Слова Оли не выходили у Бориса из головы. Действительно, если можно говорить об интересах паразита, то Колыванов представлял именно эти интересы. Борис предложил Матвею проверить всех членов группы; он думал, что придётся спорить и доказывать необходимость такой проверки, но Матвей согласился сразу. Видимо, и у него были какие-то сомнения на этот счёт.

Результаты тестов подтвердили худшие опасения. Выяснилось, что в группе уже двое заражённых – Колыванов и Юля, юная практикантка. Ситуация изменилась и требовала неотложной реакции. Матвей собрал всех в конференц-зале на экстренное совещание. Первой взяла слово Варвара Петровна:

– Мы обязаны немедленно изолировать инфицированных и начать оперативное лечение. Прямо здесь, в институте; у нас есть для этого всё необходимое. Боксы готовы к приёму больных, персонал я проинструктирую.

Колыванов вскочил с места.

– Постойте! А меня кто-то спросил, хочу ли я лечиться?

– Ты же болен, – сказал Костя, показывая на настенный экран, – вот результаты теста.

– Это спорный вывод! – возразил Колыванов. – По мне, так это не болезнь отдельных людей, а лекарство для всего человечества!

– Вадим, это в тебе говорит паразит! – сказала Варвара Петровна, – Уничтожим его, а потом послушаем тебя – настоящего. Уверена, что тогда ты заговоришь по-другому.

– Не позволю! – взвизгнул Колыванов. – Тело человека неприкосновенно! Читайте Нюрнбергский кодекс! Всеобщую декларацию о биоэтике и правах человека!