Биомем

слова сплетают новый узор – по-доброму,

она их прочтёт – и всё у неё получится.

Она познает любовь – такую высокую,

она развяжет судьбу – такую нескладную,

слова её прорастут травою-осокою,

прольются дождём, обожгут осенней прохладою.

Гитара умолкла, и Леонид нажал на кнопку звонка. Горев встретил гостей, провёл их в гостиную, усадил на диван. И снова прочитал свою лекцию – о ветвящихся вселенных и проблеме выбора. На этот раз в варианте для гуманитариев, без квантовых эффектов. Динка слушала не перебивая. Когда Горев закончил, она сказала:

– Всё это уже было, и не раз. Называется «непротивление злу насилием». Но никогда ни к чему хорошему такое непротивление не приводило.

– Мы не призываем к непротивлению, – возразил Горев, – мы призываем к правильным выборам. А если правильные выборы обычно оказываются добрыми, так этому только радоваться надо. Значит, мы живём в не таком уж плохом мире.

Он прервался, чтобы глотнуть кофе, потом продолжил:

– Все возможные, в том числе и самые неудачные выборы мы всё равно сделаем – в параллельных вселенных. И там наши «я» сполна пожнут все плоды этих жутких выборов. Но это будут уже «мы-там». А «мы-здесь» постараемся сделать всё правильно. И чем лучше мы обустроим наш мир, тем больше будет удачных выборов в ближайших к нам вселенных.

– Вы же говорили о бесконечности миров, – сказала Динка, – а для бесконечности ваше «больше» не имеет смысла.

– Согласен, неудачно выразился, – кивнул Горев. – Речь тут не о числе, а о частоте. Хотя и это тоже не совсем корректно.

– Не убедили, – подвела итог Динка.

Она встала и посмотрела на Леонида.

– Пойдём, нам тут больше делать нечего.

Леонид виновато посмотрел на Горева, молча развёл руками и двинулся вслед за подругой. Но секс в этот вечер у него был, и даже трижды.

А через неделю они с Динкой уже вместе делали утреннюю зарядку.

17

Рабочий день Борис решил начать с интернета. Вчерашний разговор с Костей ничего не прояснил, пришлось обратиться к голосовому помощнику. Алгоритм тут же выдал бесконечный ряд ссылок. Внимание Бориса привлёк заголовок статьи о языковой мокрице – он как раз думал о влиянии паразитов на теории, религии и прочие языковые конструкты. Оказалось, что мокрица действительно влияет на язык, но только совсем иначе. Пройдя через жабры пятнистого розового луциана, она впивается в основание его языка и высасывает из него кровь. После того, как язык жертвы атрофируется, мокрица прикрепляется к мышцам культи языка и начинает выполнять его функции. Луциан использует паразита как собственный язык, не замечая разницы. Мокрица перестаёт пить кровь, питается слизью рыбы и продолжает жизнь в счастливом симбиозе.

Борис раздражённо захлопнул крышку ноутбука. Статья была не по теме, излишняя информация. Но она оставила неприятное впечатление; сама идея о замещении языка вызывала тревожные ассоциации. В таком состоянии и нашёл его Матвей.

– Привет! Я смотрю, ты приуныл. Что, тяжела шапка нового статуса?

Борис отодвинул ноутбук.

– Привет-привет! А сам-то как думаешь? Ты действительно уверен, что начальник не должен понимать, что делает его группа?

– Успокойся, у нас пока никто этого не понимает. Строят разные модели, но все они ориентированы не на изучаемый предмет, а на привычную нам систему понимания. Лет двести назад всё объяснили бы в терминах гидравлики – разность давлений, поток туда, поток сюда. Сто лет назад дали бы объяснение в терминах электроники – переключатели, реле, диоды, резисторы. Ток туда, ток сюда. А сейчас у нас компьютерный век, всё объясняем в терминах кибернетики. Красивее, привычнее… Но с пониманием всё так же туго.

– Объясни хоть так. А то Костя попытался меня просветить – как биолог. Загрузил мозг по полной, но ясней почему-то не стало.

– Попробую – на понятном тебе языке. Представь центральную нервную систему как сеть, в которой идёт постоянный обмен сигналами. Мозг как центральный сервер, хотя это тоже упрощение, в нём постоянно происходит внутренний обмен информацией. Вокруг вычислительные узлы, терминалы, оконечные периферийные устройства. В сети действуют определенные протоколы обмена информацией. Обмен, как ты понимаешь, осуществляется между нейронами. И была бы эта система автономна – проблем бы не было. Но для прохождения сигналов между нейронами используются нейроактивные вещества – нейромедиаторы. Это слабое место сети, по нему и бьют хакеры-паразиты. Они или сами копируют эти вещества, чтобы изменить поведение носителя, или вынуждают организм производить их в нештатном режиме. Паразиты могут активировать специфические иммунные ответы, могут манипулировать секрецией гормонов, могут даже проникнуть прямо в мозг. Меняется сигнальный код организма, и заражённая жертва меняет поведение. Вплоть до суицида – если паразиту нужно именно это. Так понятнее?

Борис потёр переносицу.

– Вот теперь до меня дошло, что? ты называл иллюзией понимания. Это она и есть. Как будто бы всё ясно, но стоит только задуматься… Как, например, одноклеточный паразит может считывать и перехватывать сигналы сложнейшего организма? Как он может синтезировать нейромедиаторы, на создание которых носителям потребовались миллионы лет эволюции? Он же одноклеточный! Это ты можешь объяснить?

– Не могу, – честно ответил Матвей, – и никто не может. Но на одноклеточных ты не ориентируйся, бери ниже. Управление могут перехватывать даже вирусы. Костя же рассказывал тебе про мушиный гриб? Но вряд ли он упомянул, что здоровый мушиный гриб не является паразитом. Он заражает насекомое только в том случае, если сам уже заражён своим паразитом – энтомофтовирусом. Как тебе такое? И про осу-наездника Костя не мог не рассказать – это классика. Божья коровка защищает личинки осы своим телом, потому что уползти не может. Но парализующий яд выделяют не личинки, а ифлавирусы, которыми они заражены. Аруджанов по этому поводу любит Свифта цитировать:

Натуралистами открыты

У паразитов паразиты,

И произвел переполох

Тот факт, что блохи есть у блох.

И обнаружил микроскоп,

Что на клопе бывает клоп,

Питающийся паразитом,

На нём – другой, ad infinitum.

Борис не знал, что и сказать. В который раз повторялось одно и то же – как только в голове начинала складываться более-менее удовлетворительная схема, её тут же приходилось отбрасывать. Он беспомощно посмотрел на Матвея.

– Но с вирусами-то учёные разобрались? Они же простые; с ними-то хоть всё ясно?

– Не то чтоб разобрались, но, по крайней мере, изучили и описали. Уже целых пять тысяч.

– А сколько ещё осталось неописанных?

– Примерно сто миллионов.

Борис прикрыл глаза рукой и прошептал:

– Тут и сел старик.

18

На следующем совещании Аруджанов отказался от первого слова, Борис тоже решил взять паузу. О промежуточных итогах отчитался Колыванов, зам начлаба:

– Мы провели ряд лабораторных опытов с нашим споровиком, а также установили клиническое наблюдение над неофиткой из группы Горева, инфицированной девять дней назад. Подробно с полученными результатами можно ознакомиться в групповой рассылке. Если коротко – сейчас мы уже с уверенностью можем сказать, что конечным носителем пацифика является человек. Пацифик нелетален; более того – он практически безвреден, все отклонения в пределах погрешностей. В первые дни после заражения симптомы смазаны – головная боль, небольшая температура, иногда тошнота. К сожалению, для многих сегодня это привычное состояние. Мало кто придаёт этому значение, поэтому заражение, скорее всего, будет проходить незамеченным. А через неделю пацифик обрастает защитной оболочкой, и иммунная система перестаёт его замечать. После пропадания первичных симптомов самое заметное проявление заражения – повышение уровня гамма-аминомасляной кислоты, что делает носителей спокойнее и благодушнее. Возможно, немного медленнее; но это ни для кого не представляет угрозы, разве что для гонщиков «Формулы-1». То есть никаких видимых проблем для человека пацифик не создаёт. Видимо, его предок избрал людей конечными носителями очень давно. Долго приспосабливался, оставаясь незамеченным, и сумел, наконец, идеально притереться к нам. Я считаю, что это очень удачное партнёрство; если бы пацифика не было, его стоило бы создать искусственно.

– Ты намекаешь, что его стоит распространить? – спросил Матвей. – Выпустить джинна из бутылки?

Колыванов рубанул рукой воздух.