Восхождение «…к низинам» о. Павла Флоренского

Это было первое упоминание фамилии Флоренского в ходе допросов и потому, что в нем участвовал именно Радзивиловский, а до этого он участия в них не принимал, говорит о значении для него именно этого допроса, в котором впервые прозвучали еще фамилии академиков Чаплыгина, Лузина и других известных лиц. А выслуживаться Радзивиловскому, который уже был замечен в разных неблаговидных делах, было надо, так как именно в это время, в феврале 1933 года в ОГПУ МО шла смена руководства, приходил новый начальник – С.Ф. Реденс, о котором можно прочитать на сайте Хронос следующее:

«Реденс Станислав Францевич … один из руководителей органов государственной безопасности, комиссар государственной безопасности 1-го ранга. Сын сапожника; свояк И.В. Сталина, был женат на сестре Н.С. Аллилуевой. … Секретарь польской группы Социал-демократии Польши и Литвы. В 1918 командирован с Украины в Москву. … В 1918 назначен следователем ВЧК, … стал секретарем Президиума ВЧК и лично Ф.Э. Дзержинского. …

С 10.11.1928 полпред ОГПУ по ЗСФСР и пред. Закавказского ГПУ. С 17.5.1931 пред. ГПУ Белоруссии, с 25.7.1931 – Украины. В 1932 получил задание разработать специальный план ликвидации "основных кулацких и петлюровских контрреволюционных гнезд". В ноябре 1932 провел аресты около 2 тысяч руководящих работников колхозов. Один из главных организаторов голода на Украине (1932-33)… После срыва плана хлебозаготовок в янв. 1933 отозван с Украины и 20.2.1933 назначен полпредом ОГПУ по Московской области (с 15.7.1934 нач. Управления НКВД Московской области). …22.11.1938 арестован как участник "польской диверсионно-шпионской группы". 21.1.1940 приговорен к смертной казни. Расстрелян. В 1961 реабилитирован» [26].

Очевидно, что после провала на Украине только что назначенный на новую должность Реденс был кровно заинтересован в громком деле по раскрытию каких-нибудь контрреволюционеров, чтобы реабилитироваться перед Сталиным. Ему и Радзивиловскому нужен был видный представитель интеллигенции, чтобы все выглядело солидно, и именно поэтому в орбиту арестов кроме П.А. Флоренского попали академики Н.Н. Лузин и С.А. Чаплыгин, также названные Гидуляновым, но фигура Флоренского была наиболее яркой и больше отвечала задумке руководства ОГПУ МО, и Чаплыгин с Лузиным были отпущены.

На сайте Хронос приведен и короткий жизненный путь Радзивиловского:

«…(Радзивиловский) Александр Павлович (Израиль Моисеевич, 08.1904–25.1.1940). Старший майор ГБ (1935). Член партии с 1927 г. Родился в Симферополе в семье приказчика. Учился в коммерческом училище, Севастопольской трудовой школе. В ВЧК с 1920-г. … В 1931–1934 г.г. – начальник СПО и одновременно помощник полпреда ОГПУ по Московской области, с 1934-г. – помощник начальника УНКВД и начальник СПО УГБ УНКВД по Московской области. С 1935 г. – заместитель начальника УНКВД по Московской области, … в феврале 1938 г. – начальник УНКВД по Ивановской области, вр. и. д. зам. наркома внутренних дел УССР, с апреля 1938 г. – начальник 3-го отдела 3-го (транспортного) управления НКВД СССР. Арестован 13 сентября 1938 г. Расстрелян по приговору ВКВС СССР 25 января 1940 г. Не реабилитирован» [27].

Таким образом, приходится признать, что не взрыв в ВЭИ был причиной ареста П.А. Флоренского и даже не целенаправленные действия власти, а желание выслужиться ОГПУшных карьеристов. Другой вопрос, почему партийные и государственные органы не вмешались и не отменили это дело, хотя очевидно, что вряд ли кто-то в то время рискнул бы вмешаться в дела свояка И.В. Сталина.

Но как бы то ни было, в ночь с 25 на 26 февраля 1933 года Флоренского арестовали в его институтской квартире в Москве в Лефортово. Перед его арестом по этому делу уже были арестованы 10 человек, которых, как и в первом деле: «удалось вывести на чистую воду путем взаимных оговоров». Из всех арестованных П.А. Флоренский был самой подходящей фигурой: не снявший сана священник, известный философ, ученый и к тому же уже попадавший в лапы ОГПУ, но освобожденный под давлением технической интеллигенции и из-за отсутствия фактов его виновности. Именно поэтому следствию были нужны дополнительные аргументы, а не только липовые доказательства, о которых писал П.В. Гидулянов и на показаниях которого, держалось все следствие: «Платформу партии националистов я же сам состряпал при любезном содействии начальника СПО Радзивиловского, собственноручно записавшего мое «развернутое показание»» [25 с. 55].

Было ясно, что с П.А. Флоренским такой номер не пройдет, слишком эрудированным и интеллектуально мощным он был и следствию нужен был дополнительный материал. Вот здесь и сработала старая объяснительная записка от 1928 года, которая была уже приведена выше, в ней Флоренский во время первого ареста писал: «Осмеливаюсь думать, что мои мысли, если бы было время и силы изложить их письменно, – лет через 20 будут обычными». Ему дали время и возможность писать, а в результате появилась последняя его крупная и очень интересная работа – «Предполагаемое государственное устройство в будущем» [25].

Надо заметить, что нет особой доблести зашельмовать интеллигентного, честного человека и, особенно человека науки, привыкшего добиваться истины и в силу этого доверяющего реальным фактам, законам и словам, которые ему говорят обличенные законом люди. К тому же Павел Флоренский был погружен в свой внутренний мир – мир науки, ведущий уединенный и углубленный образ жизни, вращаясь в кругу уважающих его специалистов, и в силу этого не имел внутреннего иммунитета от лживых негодяев, с которыми ему пришлось иметь дело.

Этот арест и последующие обстоятельства стали чередой его восхождений к низинам, к низинам самого тяжелого и бесчеловечного свойства. Впереди его ждало все то, что наваливалось на человека в таких условиях и в то время. По признанию Гидулянова, с которым Флоренский лично не был знаком, его самооговор произошел следующим образом:

«На устроенном мне Радзивиловским свидании, я убеждал проф. Флоренского последовать нашему примеру и чистосердечно сознаться, ибо он своим упорством препятствует нашему освобождению. Флоренский понял меня и тоже перешел на путь самооговаривания» [25 с. 53].

Это строки из письма П.В. Гидулянова от 24 января 1934 года бывшему прокурору Верховного Суда СССР П.А. Красикову.

Таким образом, можно прийти к однозначному выводу, что П.А. Флоренский совершенно сознательно пошел на ОГПУшную Голгофу, чтобы спасти от ареста невинных, как он это прекрасно понимал, людей и от него потребуется напряжение всех душевных и физических сил, чтобы выдержать все то, что последовало за этим.

Со стороны П.А. Флоренского его вынужденное признание не было актом признания вины, это был акт его сознательного самопожертвования.

3.2. Самодостаточная Россия

Закончив 16 марта 1933 года рукопись – «Предполагаемое государственное устройство в будущем» и передав её следствию, Флоренский вооружил его против себя дополнительными аргументами, которые у того появились. В этой своей работе, как историк и философ Флоренский в качестве одного из аргументов косвенно ссылался на опыт Италии и Германии, и это сыграло против него. Общая ситуация усугубилась еще тем, что в конце февраля 1933 года Паулем фон Гинденбургом был подписан закон «о защите народа и рейха», который вступил в действие 24 марта 1933 года, открыв на законных основаниях дорогу к диктатуре нацизма Адольфу Гитлеру. Все это послужило тому, что в обвинительном заключении на Флоренского и Гидулянова было написано: «Являлись инициаторами и организаторами к/р националистической, фашисткой организации, именовавшей себя “Партией Возрождения России”. Ставили своей задачей … установление фашистского строя в стране» [25], а как этого добивалось следствие, было показано выше.

Создание интереснейшего труда «Предполагаемое государственное устройство в будущем» стало неожиданным результатом ареста П.А. Флоренского. Ценность этой работы состоит, прежде всего, в том, что в ней он как крупный ученый, историк и философ изложил целостную систему взглядов на организацию автономного государства. При этом надо учитывать, что наблюдая изнутри смену и развитие политического строя в стране, участвуя в самых разных ситуациях, имея серьезный десятилетний опыт конкретной работы в ВЭИ, он теорией и практикой был подготовлен к написанию этой работы. Все это позволило ему сформулировать интересные и до сих пор актуальные мысли как по устройству государства, так и по проведению научной деятельности в стране. В этой работе как нигде сконцентрирован сплав теории и практики и в этом её ценность и актуальность даже в настоящее время. Но при этом не надо забывать, что сформулированные в этой работе мысли принадлежат крупному философу, историку и ученому, продумывающему каждое свое слово, но всё же писавшего ее, находясь в застенках.

Сформулировав в преамбуле, что: «Государство есть целое, охватывающее своей организацией территорию и всю совокупность людей», сразу предупредил, что: «Бюрократический абсолютизм и демократический анархизм равно, хотя и с разных сторон, уничтожают государство. Построить разумное государство – это значит сочетать свободу проявления данных сил отдельных людей и групп с необходимостью направлять целое к задачам, … стоящим выше и делающим историю». При этом: «Мудрость государственного управления – не в истреблении тех или других данностей и даже не в подавлении их, а в умелом направлении, так чтобы своеобразия и противоречия давали в целом государственной жизни нужный эффект». Однако: «…правители, не сумевшие найти таковой должны винить прежде всего себя самих. Как вообще виноват всякий организатор, не извлекающий никакого полезного эффекта из естественных богатств своей организации». Похоже это свое замечание он сделал на основе работы в ВЭИ, а следующее за ним сделано явно по наблюдениям за В.И. Лисевым, который показал себя не только талантливым изобретателем карболита, но и талантливым организатором производства. Потому он с полным основанием далее написал: «…талантливые капиталисты – естественное богатство страны, которое могло бы быть использовано в нужную сторону, если бы их энергией привести в действие силы, для которых у большинства других людей нет соответственных способностей». В справедливости этих слов автор убедился на собственном опыте, когда в ходе «перестройки» и развала СССР ему пришлось от векторной гидроакустики [28] перейти к поиску других приложений возможностей своей лаборатории.

В начале 1990 года поиски привели его на Верхнесалдинское металлургическое производственное объединение (ВСМПО) – на титановый комбинат. Верхняя Салда – один из многих промышленных уральских моногородов, сформировавшихся вокруг заводов. Титан, производимый ВСМПО , стратегический материал, прочный, легкий шел полностью на производство различных видов вооружений: ракеты, самолеты, подводные лодки. Крепкий, работоспособный коллектив ВСМПО, о котором у автора остались самые положительные воспоминания, выпускал огромное количество титана и различных изделий из него, но оборонный заказ сокращался, а развал СССР в конце 1991 года довершил дело, титан было некуда девать. Город и комбинат начали деградировать, выпуск титановых лопат не спасал положения, зарплаты не платились, дисциплина падала, и конец ВСМПО казался неизбежным. Это была характерная ситуация большинства промышленных предприятий того времени, которые были ориентированы на выпуск оборонной продукции, да и для гражданских предприятий ничего хорошего не было. Страна, попавшая в джунгли дикого капитализма, в растерянности наблюдала за происходящим. Необходимо было срочно меняться, но как оказалось большинство «красных директоров» предприятий того времени были не готовы к работе, когда надо было действовать самостоятельно и принимать верные решения. Вот в этой ситуации назначение в 1992 году генеральным директором москвича, начальника лаборатории ВИАМ (всесоюзного института авиационных материалов), д.т.н. Владислава Валентиновича Тетюхина оказалось для ВСМПО настоящей удачей. На сайте ВИАМ о нем можно прочитать:

«Ученый, организатор производства, широко известный своими разработками в области вакуумной металлургии и технологии обработки полуфабрикатов из титановых сплавов. Окончил МИСиС (1956), д.т.н. Был направлен на Верхнесалдинский металлообрабатывающий завод. Работал мастером плавильного участка, начальником технологического бюро, начальником литейного цеха, заместителем главного металлурга по титановому производству. В 1976-г. переведен в ВИАМ на должность начальника сектора, а затем назначен начальником лаборатории титановых сплавов.

В 1992-г. … В.В. Тетюхин возвращается в Верхнюю Салду и единогласно избирается Генеральным директором «ВСМПО-АВИСМА». … В условиях кризиса экономики сохранил уникальное производство полуфабрикатов из титановых сплавов и высокопрофессиональный работоспособный коллектив. Были налажены деловые контакты с международными фирмами по сертификации слитков, поставки титана увеличились в шесть раз.

В настоящее время корпорация ? интегрированный в мировое авиастроение производственный комплекс, партнерами которого являются ведущие самолето– и двигателестроительные зарубежные фирмы. Автор более чем 100 публикаций и 50 авторских свидетельств на изобретения. Лауреат Ленинской премии (1972) и премии Совета Министров СССР (1985). Награжден орденами Трудового Красного Знамени, Почета, медалями» [29].

Сохранив уникальное предприятие, став по настоящему богатым человеком, он употребил свое богатство не на личное потребление, а построил в городе Нижний Тагил для жителей страны уникальный по своим возможностям «Госпиталь восстановительных инновационных технологий», вложив в него почти 3 миллиарда рублей собственных средств. Жизненный путь и деятельность В.В. Тетюхина (1932-2019), ученого, администратора, капиталиста и мецената, ярко подтверждает правильность слов П.А. Флоренского о «естественном богатстве страны».

Возвращаясь к работе Флоренского можно заметить, что некоторые фразы в ней звучат для того времени двусмысленно, учитывая те лозунги, под которые устанавливалась советская власть, и что на самом деле ему приходилось наблюдать. Так он пишет: «Задача государства состоит не в том, чтобы возвестить формальное равенство всех его граждан, а в том, чтобы поставить каждого гражданина в подходящие условия, при которых он сумеет показать, на что способен». А политику он приравнивал к профессиональной деятельности ограниченного круга специалистов: «Политическая свобода масс в государствах с представительным правлением есть обман и самообман масс, но самообман опасный, отвлекающий в сторону от полезной деятельности и вовлекающий в политиканство. Должно быть твердо сказано, что политика есть специальность, столь же недоступная массам, как медицина или математика…».

Правда напрашивается вывод, что необходима подготовка и воспитание таких специалистов как, например, медиков или математиков, но он делает его более широким: «…и соответственный вывод о представительстве: как демократический принцип оно вредно, и не давая удовлетворения никому в частности, вместе с тем расслабляет целое». И совершенно справедливо замечает: «Ни одно правительство, если оно не желает краха, фактически не опирается на решение большинства в вопросах важнейших и вносит свои коррективы; а это значит, что по существу оно не признает представительства, но пользуется им, как средством для прикрытия своих действий». А для учета мнений, которых всегда предостаточно и зачастую ценность их весьма сомнительна, но есть и вполне здравые, а потому: «…правительство дол[жно быть] чутко к голосу тех лиц или групп, которые действительно могут сказать нечто полезное правительству, специалистов тех или других [областей], той или другой научной дисциплины, того или другого района, того или другого психологического склада».

Трудность, которая при этом возникает, это подбор или воспитание этих специалистов и формирование каналов коммуникаций с такими специалистами и группами населения, но: «Уметь выслушивать всех, достойных быть [выслушанными], но поступать ответственно по собственному решению и нести на себе образ государственной ответственности за это решение – такова задача правителя государством».

Ну, а если, что пойдет не так, то: «Это он виноват, если материал ему данный, оказался недостаточно полным или недоброкачественным: его дело выбирать себе советчиков».

Флоренский считал, что: «будущий строй государства должен опираться на баланс наличных исторических сил и учитывать как то, что на самом деле есть, так и то, чего на самом деле нет … государственный деятель должен перестроить себя на положительную оценку реальных сил и на отрицательную оценку сил, переставших быть исторически реальными». И далее дает расшифровку «баланса исторических сил», которые он как историк и философ оценивал и понимал: «Вся жизнь цивилизованного общества стала внутренним противоречием, и это не потому, что кто-либо в частности особенно плох, а потому чторазложились и выдохлись те представления, те устои, на которых строилась эта жизнь» и: «…они в особенности разрушительно-активны в отношении тех устоев, на которых они исторически держатся. Такова же судьба различных видов политического устройства государства. От демократичной республики до абсолютной монархии…». Справедливость этой его оценки в настоящее время не только сохраняется, но становится все более актуальной, особенно в свете тех процессов, которые сейчас идут в мире.

Интересен его взгляд на государственную религию и желание государства опереться на ту или иную религию, точнее бессмысленность расчетов на это, так как: «…религия как вечное содержание человека, смешивается с историческими организационными формами, (возникшими) в определенной культурно-исторической эпохе и разрушающимися вместе с нею». Для религиозного историка и философа это интересное замечание, которое разделяет государственную религию с одной стороны и внутренний мир человека, его веру, с другой.

Наблюдаемые им политические устройства государств не дают отдельному человеку проявить себя: «…потому, что воля парализована внутренними противоречиями культурной среды. Не личность слаба, но нет сильных, не задерживающих друг друга, мотивов деятельности». А, по его мнению, в настоящем положении человечеству для выхода «из тупиков и болот» требуется такой лидер как: «лицо, обладающее интуицией будущей культуры, лицо пророческого [склада]. Это лицо, на основании своей интуиции, пусть и смутной, должно ковать общество. Ему нет необходимости быть ни гениально умным, ни нравственно возвышаться над всеми, но необходимой [его чертой должна быть] гениальная воля, – воля, которая стихийно, может быть даже не понимая всего, что она делает, стремится к цели, еще не обозначившейся в истории».

Вот в этом месте своей работы он и приводит в качестве примера: «Как суррогат такого лица, как переходная ступень истории появляются деятели вроде Муссолини, Гитлераи др. Исторически появление их целесообразно, поскольку отучает массы от демократического образа мышления, от партийных, парламентских и подобных предрассудков, поскольку дает намек, как много может сделать воля». Собственно, в этом контексте и упомянуты лидеры национал-социалистической идеологии, но надо помнить, что на момент написания этого текста все деяния их преступной воли еще впереди, еще шесть лет до начала второй мировой войны и до преступлений фашизма. Они в этом произведении приведены как пример того, как мобилизация масс сильной волей влияет на государственную жизнь. Тем более, что дальше он пишет: «Но подлинного творчества в этих лицах все же нет, и надо думать, они лишь первые попытки человечества породить героя». Хотя в условиях формирующегося культа в стране его «и др.» можно понять, как намек и на Сталина. И далее: «Будущий строй нашей страны ждет того, кто, обладая интуицией и волей …отдался бы влекущей его цели. …На созидание нового строя, долженствующего открыть новый период истории и соответствующую ему новую культуру, есть одно право – сила гения, сила творить этот строй. Право это, одно только не человеческого происхождения, и потому заслуживает название божественного».

Это мистически-религиозное воззрение на появление «героя», как проявление внешних сил и которому: «мы будем … подчиняться ему не из страха, а в силу трепетного сознания, что пред нами чудо и живое явление творческой мощи человечества». Конечно, когда человечеством не выработан реальный механизм эффективного отбора сильного правителя государства или способа оптимального коллективного руководства, а появление героя, который поднимает государство – дело случая и стечения обстоятельств, то он неизбежно воспринимается как чудо, как воля небес, как власть от бога. Но если появление волевого руководителя государства имеет «божественное» проявление, то: «В основу государственного строя должно быть положено самое решительное отделение государственной политики, … от конкретного [влияния] отдельных сторон и областей [жизни], составляющих содержание всего общества». И далее разъясняет, это: «Предельная централизация первой … группы вопросов ведет к верховному единоначалию во всем том, что по сути дела должно быть [единым]. Напротив, все то, что может и должно быть многообразным, … должно быть децентрализуемо, но опять на начале систематически проведенного частного единоначалия, а не в духе демократическом». В эффективность демократического способа управления – верховенства большинства – историк и философ Флоренский явно не верил, но многообразие: «языка, экономики, быта, просвещения, искусства, религии [каких-либо] меньшинств … положительная ценность в государственной жизни. … всякий район должен творить свои ценности, нужные всему государству».

Многообразие России имеет свою специфику в разнообразии населяющих её народов и потому надо идти: «…в сторону большей индивидуализации отдельных республик во всем, что непосредственно не затрагивает целости государства, и в то же время в сторону полной унификации основных политических устремлений, … республики следует представлять себе, как хозяйственные и культурные единицы». Понимая, что в многонациональном государстве существуют трудности взаимопонимания, писал: «Найти каждому из народов свою функцию в великом сотрудничестве [народов], составляющих союз, может быть и не всегда легко, но на что же существуют правители, как не для решения трудных вопросов».

И в этом трудном деле объединения народов, по интересному предложению Флоренского, основным объединяющим фактором: «…служит … общегосударственныйязык – русский литературный язык, язык, рассматриваемый лингвистами как особое наречие». Именно, литературный язык Флоренский считал важным объединяющим фактором для страны и объяснял это так: «…1) литературный язык [это не чисто] разговорный язык великорусских масс, 2) существует множество великорусских диалектов, 3) великороссы, проживающие в автономных республиках, обязаны учиться в школах местному языку, 4) специфическим русским шрифтом может считаться не гражданский, а церковнославянский, причем для [этого] следует в РСФСР названия железнодорожных станций писать не только по-русски, но и по-церковнославянски, 5) владеть русским языком важно – это дает ряд бесспорных преимуществ, отлично сознаваемое национальными массами». Понятно, что носителями русского литературного языка должны быть в этом случае общегосударственные каналы информации: газеты, радио, телевидение, федеральные государственные учреждения и, конечно, художественные произведения, в которых особенно необходимо соблюдать литературные нормы.

Очевидно, что государство не имеет возможности управлять без наличия государственного аппарата и здесь также, по его мнению, не место демократическим процедурам: «Весь аппарат управления как общегосударственного, так и частного формируется сверху вниз, а не снизу-вверх. … Назначения идут в нисходящем порядке единоначалия, т. е. так что единоначальник каждой ступени назначает своих непосредственных подчиненных». Понимая, что возможен и произвол, и ошибки, метод их предотвращения он видел в организации контроля соответствующими инспекторами, которые вправе: «…требовать от единоначальника доказательств рациональности данного назначения. … Таким образом, инициатива единоначальника тормозится механикой выборной системы, а произвол при назначении предотвращается необходимостью быть готовым к мотивированному отчету в своих назначениях».

Так как он понимал, что при таком устройстве формирования аппарата возможны «перегибы на местах», он вводит еще один механизм, который до сих пор не используется государством, это: «Кроме того, несоответствие назначений будет … предотвращатьсямалой связью между зарплатой и должностью: повышение зарплаты должно быть обусловлено стажем и специальными заслугами, которые будут расцениваться как ускорение [продвижения]. Поэтому зарплата будет неразрывно [связана] с лицом, а не с должностью, и должность сама по себе не будет заманчива для того, кто не обладает особыми для нее возможностями и склонностями». Это предложение напоминает японскую систему пожизненного найма, которая через 30 лет после написания этих его строк дала мощное развитие японской промышленности. В случае отсутствия предлагаемого им механизма неизбежно формируются карьеристские устремления и продвижение на руководящие должности карьеристов – «случайных людей», неспособных эффективно выполнять свои функции, а это в свою очередь порождает увеличение штата сотрудников: «Масса случайных людей ведет к необходимости чрезмерного увеличения их по числу – мера, которая не только обременяет и осложняет государственный аппарат, но и понижает чувство ответственности в его исполнителях». Разрастание любого административного аппарата – один из ярких признаков наличия в руководстве массы «случайных людей».

Но как бы хорошо не была построена государственная машина: «Без здоровых душевно и телесно людей нет надежд на лучшее будущее». А потому: «Государство, … свои расчеты строит на будущем, на детях. … Дети должны [быть] изолированы от политических тревог, от дрязг жизни, должны как можно дольше оставаться детьми. … иначе из человечества получатся сплошные психопаты и больные». Раскрывая требования, которым должно подчиняться воспитание детей в государстве, заключает: «Образование должно строиться на принципе “не многое, а много”. Учащиеся должны овладеть методом, точностью мысли, вкусом и доведением знания до конца, разборчивостью вкуса».

По отношению к высшей школе считал, что их: «следует распределить по возможности по всей стране. Это повысит общий культурный уровень страны, создаст более здоровый быт, [прочнее] свяжет их с местными условиями, с природой, повысит воспитательные возможности».

Интересно в этом произведении то, что Флоренский затронул такую скользкую для него тему, учитывая отношение к ней в стране в то время, как отношения к религиозным организациям. Это говорит о том, что когда он писал это произведение, он руководствовался не конъюнктурным или приспособленческим, связанным с арестом обстоятельством, а именно собственным мнением: «Религия должна быть отделена от государства, что в интересах как [ее, так и] государства… Государство допускает свободу религиозной и антирелигиозной пропаганды, поскольку ни та, ни другая не касается предметов общегосударственного значения и пресекает пропаганду в противном случае. Что же касается до взаимоотношения различных религий и исповеданий, то государство входит в их взаимоотношения, но лишь постольку, поскольку одной из сторон допускаются правонарушения». По отношению к православной церкви, священником которой он был и оставался, считал, что: «…она по формальным правам не должна занимать места преимущественного пред другими религиозными организациями. Однако это не значит, что правительство не видит разницы между различными религиями». Так как религия связана с внутренним миром человека и его индивидуальным мироощущением то: «Когда религию навязывают – от нее отворачиваются, потому что для восприятия предметов религии требуются соответственные [условия]. Но когда религии не будет, тогда начнут тосковать». Здесь он верно предсказал дальнейший ход истории в стране и заключил: «Государство … нуждается в религиозном углублении жизни и будет ждать такового». Коснувшись проблем взаимоотношения религии и государства, он не побоялся назвать вещи своими именами, когда записал: «В основном экономическое направление обсуждаемого строя может быть охарактеризовано как государственный капитализм, … Под государственным капитализмом здесь разумеется такая экономическая организация общества, при которой орудия производства принадлежат непосредственно государству». Хотя по вопросу сельского хозяйства, исходя из общинного в его время характера страны, все же написал: «Для России основным видом промышленности, … должна считаться промышленность сельскохозяйственная, причем производственная единица мыслится как колхоз». Однако понимая, что при таком устройстве в погоне за количеством страдает качество, предупредил: «Массовое планирование, из центра, представляющее известные преимущества при внимании преимущественно к количественной стороне хозяйства, … уже совершенно неприемлемо при хозяйстве качественном».

Как специалист, который, работая в научном институте, много времени отдал промышленности, Флоренский хорошо представлял положение дел в ней, а потому констатировал: «Промышленность … идет в значительной мере на повтор заграничной (“догоняет”)», а это, по его мнению, в условиях России нерационально, поэтому: «…надо [решить] вопрос о движении не по направлению [заграничного типа] и с обгоном, но о самостоятельном, индивидуальном пути, вытекающем из особенностей страны». Объясняя это тем, что: «Заграничная промышленность выросла в своих, естественных для нее, условиях, и потому наиболее приспособлена к ним. Естественные условия нашей страны иные, и попытка догнать заграничную промышленность приводит нас в невыгодные условия, насколько многое из того, что за границей было естественно, у нас будет искусственно, … мы должны решать свои задачи и – своими средствами». Особенно, если будущее государство будет: «…самозамкнутое, соответственно независимо от оценок внешнего мирового рынка…». При таком подходе, если будет осуществляться политика, направленная: «…в сторону экономической изоляции от внешнего мирового рынка и отказа от вмешательства в политическую жизнь других государств, потребность в валюте могла бы быть весьма ограничена…». Интересно, что на момент написания автором этой книги в конце 2014 года ситуация в стране складывалась как в гипотетическом «государстве будущего», в этих условиях бойкота и санкций совет Флоренского состоит в том, что: «Интенсивности развития промышленности должна способствовать децентрализация, с вытекающей отсюда конкуренцией – как между госпредприятиями, так и между ними и остальными предприятиями». Но он понимал, что при отсутствии: «… крупного промышленного капитала не может быть речи о конкуренции между [государственным] производством и небольшим заводом…». Поэтому указывает еще на одну возможность интенсификации развития, которая также актуальна в настоящее время: «…существует ряд производств, для которых массовостине требуется, и здесь отдельные независимо поставленные небольшие предприятия могут идти впереди больших заводов и будут для государства выгодны». Далее он констатирует, что они: «…могут иметь в частности характер [научно-экспериментальных], изобретательских, вообще быть местами проявления инициативы и технического творчества; государству прямой расчет поддерживать их и давать им возможность развиваться. … Воплощение технической идеи нередко бывает весьма трудно, даже когда сама идея вполне созрела, и часто проходят многие годы, прежде чем удается реализовать соответственное производство».

Практически Флоренский в своей работе показывает, каким образом должна развиваться инновационная экономика в стране: «Поэтому следует озаботиться, чтобы в государстве возникало больше таких предприятий, которые были бы опытными не только со стороны научно-технической, но … чтобы подобные предприятия были частнопредпринимательскими». Но вот, что он прекрасно понимал и что зачастую недооценивается, когда на современном этапе с помощью государственной поддержки пытаются развить малый инновационный бизнес и на что Флоренский особо указал: «…несомненен провал, малорентабельность, даже химеричность значительной [их части] при непосредственной государственной ответственности за успех подобных [предприятий]; развитие их быстро прекратится, а между тем прогресс в технике всегда основан на свободной [игре] инициативы и выживания немногих направляющих комбинаций».

Он отдавал себе отчет, что если есть ответственность государства за развитие предприятия, то эту ответственность хозяин предприятия, несомненно, и переложит на государство, что и происходит при участии государства в различных акционерных обществах. Прогресс в технике обуславливается именно выживанием, а точнее востребованностью экономикой данного направления деятельности предприятия. Это очень важное замечание.

Но все благие пожелания реализуются не столько экономической поддержкой государства, сколько качеством конкретного человека, который участвует в экономическом, культурном, научном развитии страны, именно поэтому: «Из всех естественных богатствстраны наиболее ценное богатство – ее кадры. Но кадрами по преимуществу должен считаться творческий актив страны, носители ее роста. Забота об их нахождении и сохранении и о полноценном развитии их творческих возможностей должна составлять одну из важнейших задач государства».

Это тем более важно, что он хорошо понимал из своего опыта как работы, так и преподавания в ВХУТЕМАСе, что: «…Творческая личность не делается, никакие старания искусственно создать ее – воспитанием и образованием – не приводят к успеху, и мечтать о массовых выводках творцов культуры, значит впадать в утопию. Задача трезвого государственного деятеля – бережно сохранять немногое, что есть на самом деле, … Творческая личность – явление редкое, своего рода радий человечества, и выискивать ее надо по крупицам. Государственная власть должна выработать аппарат для вылавливания таких крупинок из общей массы населения».

Здесь чувствуется его опыт. В своей научно-технической деятельности он прошел период подбора кадров в условиях дефицита специалистов и период переизбытка сотрудников, когда в массовом порядке учебными институтами выпускались и направлялись в ВЭИ молодые специалисты. Сам, являясь глубоко эрудированной и творческой личностью, он понимал, насколько редок талант и как труден его отбор. Простые методы, когда коллективно выдвигают на то или иное руководящее место выдвиженцев – неконструктивны, так как: «…выдвигают выдвиженца не высшие, то есть не те, которые действительно имеют [способность] судить о творческой ценности личности, а масса, руководимая нетворческими признаками». Это ярко подтвердилось во времена «перестройки» и распада СССР, когда дали возможность коллективам выбирать над собой начальников.

Его разъяснения, о том почему трудно взаимодействовать с творческими личностями связаны с тем, что: «…творческая личность чаще всего замкнута в себе, угловата, мало приспособлена к тому, что называется общественной деятельностью, а иногда даже асоциальна…». Вероятно, речь идет о савантах (от французского слова savant-ученый) – редком типе людей, имеющих особые способности. Именно полное погружение в предмет : наука, искусство и т.д., где ярко проявляется талант, приводит их к внешне асоциальному поведению, а по сути, нежеланию или невозможности отвлечься от глубоко поглощающего дела. В свою очередь это приводит к непониманию их окружающими и, как следствие, отторжению. Но именно данное природой уникальное свойство сверхконцентрации и дает тот удивительный эффект, когда талантом решаются проблемы, которые абсолютное большинство решить не может. Как, например, воспринимать нашего современника Г.Я. Перельмана, доказавшего гипотезу Пуанкаре, но полностью отказавшегося от каких-либо моральных и материальных благ, ведущего крайне замкнутый образ жизни. Видимо, о такого рода талантах и ведет речь Флоренский:

«… творческая личность, будучи продуктом счастливого и неожиданного объединения наследственных элементов, из которых каждый сам по себе, может быть, и не представляет ничего чрезвычайного, составляет крупный выигрыш в лотерее. … Этот счастливый выигрыш …может пасть на любую общественную среду, любую народность, любую ступень социального развития».

Вероятность рождения саванта очень мала. «Поэтому искать подобную личность надо всюду, под покровом всякой деятельности, … и для этого распознавания должен быть организован особый государственный аппарат». По мнению Флоренского именно на поиск и сохранение таких уникальных людей должны быть нацелены усилия государства, так как с помощью уникальных способностей таких людей могут быть решены те или иные сложнейшие задачи. Представляется, что наиболее подходящим органом для этого могла бы быть академия наук страны и тогда: «Государство будущего будет показывать не сейфы с золотым запасом, а списки имен своих работников». По тому, как современные государства гордятся своими нобелевскими лауреатами это очень верное замечание. Но при этом необходимо учитывать, что: «… творческая личность, … никогда не может быть загодя установлена с гарантией. … Кажущееся ценным может и не оказаться таковым пред лицом истории, а еще чаще кажущееся нелепым в данный момент, недоросшему обществу, отбирается потомством как культурная ценность. Государству, разыскивающему творческую личность, необходимо, с одной стороны, быть чрезвычайно осторожным в суждениях отрицательных, а с другой – заранее учитывать поправку на известную долю промахов…».

Рассматривая в своей работе творческие личности, он затронул очень острую и неоднозначную тему ещё об одной, по его мнению, общественной потребности: «До сих пор имелись в виду преимущественно творческая личность науки с техникой и искусством. Особо надо учитывать волевую личность, для общества необходимую не менее первых. Правда, в природе волевой личности лежит до известной степени и умение пробить себе дорогу и выдвинуться из массы. Но это выдвижение весьма нередко бывает в неудачную и даже противоположную сторону, вредную для общества». Вот здесь и возникает противоречие, с одной стороны – в необходимости (желательности) иметь у руля государства волевую личность, которая несмотря ни на что идет к цели, объединяя и направляя общество, а с другой, как её направить в нужную для общества сторону.