Восхождение «…к низинам» о. Павла Флоренского

Бюро НТС отдела материаловедения, кстати, ответило, что К.А. Андрианов выдвинут по совокупности работ, в которых он участвовал, а «приписка работы по аккумуляторным бачкам инженеру Андрианову ошибочна» [14].

В декабре 1937 года К.А. Андрианов подал заявку на самый известный свой патент «Способ получения искусственной смолы» и получил авторское свидетельство за № 55899. Этим изобретением Андрианов первым в мире открыл совершенно новый класс кремнийорганических диэлектриков, которые и по сегодняшний день являются одними из самых лучших и применяемых диэлектриков в электротехнике. У Андрианова будет еще много, почти 200 изобретений, но это – одно из самых важных.

А пока в письмах из ссылки Павел Александрович давал своим детям мудрые советы, как подходить к учебе: «1933.ХI.12. Дорогая Олечка, … Занимайся спокойно … будь уверена, что все что ты наработаешь теперь, в юности, когда-нибудь понадобится и притом выйдет так, что потребуется именно это, как будто случайное, знание. … Что же тебе нужно делать? Во-первых, надо усвоить…: языки, литературу, математику, физику и естественные науки, черчение, хотя бы немного, и рисование, музыку. …Учись излагать мысли, чужие и свои, учись описывать; приобрети навык внимательного отношения к слову, к стилю, к построению. … старайся читать вслух и улавливай совершенство звука, ритм построения как со стороны звуковой, так и смысловой и образной. Непременно читай вслух хорошие стихи, особенно Пушкина и Тютчева, пусть и другие слушают – учатся и отдыхают. … В математике старайся, чтобы ты не просто запоминала, … а понимала и усваивала, как усваивается музыкальная пьеса. Математика должна быть в уме не грузом, … а привычкою мысли: надо научиться видеть геометрические соотношения во всей действительности и усматривать формулы во всех явлениях. Тот не усвоил математики, кто умеет отвечать на экзамене и решать задачи, но забывает математическое мышление, когда нет речи о математике». Эти его советы могут пригодиться любому ученику и в любое время.

По письмам хорошо видно, как менялась его положение: «1933.ХII.6–9. г. Свободный. Дорогой Кирилл, … пишу тебе с нового места, из города Свободного на реке Зее. Приехал я сюда 2го декабря рано утром. … Начинаю большие работы по изучению физики мерзлоты, готовлю программу работ, читаю литературу. Вероятно, месяца через два уеду отсюда на мерзлотную станцию, где можно будет поставить экспериментальные работы. … С вечной мерзлотой связано много очень характерных и своеобразных явлений здешней природы. … Живу я тут неплохо». И успокаивает жену: «1934.1.24 … Жизнь идет заведенным порядком. Почти целый день на службе, за книгами и писанием. Порою заседания, в частности научного характера, главным образом по выходным дням. … Ем я вполне достаточно, … и конечно гораздо больше и лучше, чем вы».

Постепенно новая и интересная работа захватывает его: «1934.II.12. … По-прежнему, …я погружен мыслями в мерзлоту … у меня с П. Н. происходят деятельные сборы и приготовления к поездке – переселению на мерзлотную станцию в Сковородино». Упомянутый в письме П. Н., это Каптеров Павел Николаевич, проходил по тому же делу, что и П.А. Флоренский, получил 5 лет ИТЛ, освобожден в январе 1936 г. Именно с ним он начал проводить исследования мерзлоты предварительно собрав: «… много материалов, относящихся к физике и, отчасти, геологии этих процессов. … Мне кажется, я уже разгадал механизм образования, так называемых, пучин, причем оказалось, что развиваемые в литературе взгляды неверны и, во всяком случае, существенно неполны».

Далее в этом письме можно почувствовать, чем все же характерен его подход к научным исследованиям: «Даже удивительно, до чего люди не наблюдательны. Например, здесь на каждом шагу можно видеть длинные и широкие трещины, т. н. “морозовые трещины”, – в почве, во льду рек и наледей. Все пишут и говорят, что причины их неизвестны. Но простая очевидность указывает на наличие в почве, наряду с положительными давлениями по вертикали, давлениями пучения, – также и отрицательных давлений, или растяжений, по горизонтали, сил разрывающих грунт. Механизм возникновения тех и других сил оказался простой, но вовсе не “расширение воды при замерзании”, на 9%, которое у всех на языке и на уме».

А далее идет подробное описание, доказывающее: «…Что это явление не имеет ничего общего с объемным расширением воды при замерзании. … Контрольные опыты в этом направлении я буду еще производить в Сковородине». В письме приведено четкое научное объяснение, которое можно сформулировать только при глубоком понимании физических и химических процессов, строения молекул воды и, самое главное, умении применить его к конкретным имеющимся фактам.

В середине февраля 1934 года он пишет жене: «1934.II.18 … после длительных и канительных сборов, мы с П. Н. наконец-то в Сковородине. Адрес: ст. Сковородино Уссурийской ж. д. Опытная Мерзлотная Станция» и в следующем письме ей, уже освоившись, сообщает: «1934.III.2. … Живем хотя и напряженно в смысле работы, но очень тихо и мирно. … Сижу почти исключительно в лаборатории, делаю опыты, зарисовываю как умею полученные результаты различных промораживаний, пишу, вычисляю, часто беседую на разные научные темы … участвую в заседаниях – научных, технических. … Если бы не беспокойство за вас, … я бы сказал, что очень рад избавлению от Москвы и доволен своею жизнью здесь. Работа при отсутствии необходимой литературы и приборов, конечно, не может идти достаточно успешно, но я предпочитаю менее успешную работу, лишь бы не было толчеи и дергания, от которых в Москве за последнее время не было житья».

В Сковородино Флоренский получил, по его внутренним потребностям, условия для работы почти идеальные, когда ни бытовые, ни домашние заботы не отвлекали его от работы.

Практически условия, в которые он попал, были первыми цветочками принудительного научного труда в так называемых «шарашках», которые расцвели в конце тридцатых годов. Здесь, однако, следует понимать два момента: бодрый тон писем это «правило игры» для того чтобы они дошли до адресата пройдя цензуру, и второе – умение погружаться в работу с полной отдачей несмотря ни на какие условия – один из признаков его таланта. Именно совокупность этих факторов привела к получению интереснейших результатов, о которых он пишет:

«…Предметом моих занятий и интересов служит действие мороза на почву и на воду. Получаются при замораживании красивые ледяные кристаллы, своеобразное строение льда; наблюдать эти тонкие явления и убеждаться, что в них никто ничего не понимает радостно».

Но и эти условия, и интересная работа не могут отвлечь его от мыслей о доме и детях: «… Мне тяжело … думать, как тебе трудно справляться со всеми делами и людьми. Правда, я всегда был плохой помощник тебе в хозяйстве и устройстве домашних дел, но всё же иногда немного отвлекал тебя от дум об них».

В дальнейшем советская власть убедилась в неэффективности принудительного научного труда и что намного эффективнее создание хороших условий для решения научно-технических проблем, встающих перед государством, но это будет много позже, и дожить до этого момента ему не удастся, а пока: «1934.III.3. … Здесь, … в Сковородине нам живется хорошо – тихо и мирно. Сидим целый день в лаборатории. … Размышляю о природе воды и процессе образования льда. В настоящее время надо считать общепринятым, что вода, находящаяся в природе, вовсе не есть Н2О, а – тройной раствор, состоящий из молекул гидрола, или паровых (Н2О), дигидрола, или водяных (Н2О)2, и тригидрола, или ледяных (Н2О)3. Относительное содержание этих трех компонентов воды меняется с температурою, давлением, наличием электролитов и, вероятно, с различными физическими условиями помимо вышеуказанных. Лед образуется из молекул тригидрола, но содержит между кристаллами включения гидрола и дигидрола. Вот, в связи с этим составом воды, надо обдумать и процесс ее кристаллизации, т. е. кристаллизации льда из водных растворов льда (при 0° тригидрола в воде содержится около 30%). – Мне представляется теория кристаллизации, как образование особого электрического поля кристаллизации, направление силовых линий которого предопределяет направление осей кристаллитов и нарастание их. Эти линии, как думаю и как следует из ряда опытов, начинаются на поверхности твердого тела и заканчиваются на ней же, причем границу жидкой массы следует рассматривать как двухмерное твердое тело. И, как полагается силовым линиям вообще, линии кристаллизации должны быть ортогональны к пограничным поверхностям». Его наблюдения и понимание строения воды и связанных с ней эффектов приблизили его к пониманию «тяжелой воды», что позволило ему позднее дать интересные предложения по её получению. Возможно, если бы ему удалось и дальше продолжать наблюдения за различными физическими состояниями воды, им были бы сделаны серьезные работы в этом направлении. Это интересно тем, что молекулы тяжеловодной воды были впервые обнаружены в 1931 году в природной воде Гарольдом Юри, за что ученый был удостоен Нобелевской премии по химии в 1934 году. Наверняка в этом направлении у Флоренского были бы получены новые открытия, но все пошло по-другому.

Он пишет родным радостную весть: «1934.IV.2. … Сообщаю вам, что вчера было привезено разрешение из Свободного на приезд ваш сюда. Следовательно, вы теперь можете рассчитывать на побывку в Сковородине».

После почти полутора лет разлуки приезд родных для него был желанным и радостным, и он с нетерпением ждал их приезда. А пока делился своими наблюдениями, образно описывая их: «1934.IV.8. Дорогой Кирилл, … Расскажу тебе о наших находках во льде. При замерзании воды горизонт ее, как мы установили, всегда изменяется, а именно повышается в месте более теплом относительно прочих мест водной поверхности. Возникают неровности в виде бугров, наледей, а при быстром замерзании – и сталагмитов. … Оказалось, весь лед пронизан кавернами, … в разрезе система каверн оказалась 7-ярусной постройкой с колоннами, арками, устоями, ледяными перегородками, бесчисленным множеством полочек, сидящих на перегородках, устоях и стенках. По архитектуре эта постройка весьма напоминает площадь знаменитой мечети Омара в Иерусалиме. … Так и тут, но все – из льда. Получились сказочные пещеры из чистейшего хрустального льда, льда лучистого, льда волокнистого, белого, а внизу – красно-коричневого, но вполне прозрачного. Все это расположено в замечательном порядке, который нами изучен. Формации льда делятся на свиты и ярусы, каждый обладающий своими особенностями. Колонны, устои, стенки – причудливых форм, тем более замечательных, что ты видишь все газовые включения, газовые нити, все внутреннее строение их. … Но в этих кавернах оказались еще чудесные кристаллы льда самых необыкновенных форм, ими осыпаны поверхности пластин, кристаллы растут из стен и с потолков, направляясь всегда вниз или вбок, но никогда вверх». Результаты своих наблюдений и исследований совместно с Н.П. Каптеровым, своим товарищем по несчастью, они оформляли в виде научных докладов: «За эти два месяца, кроме ряда мелких работ, написали две довольно большие и отправили их в Академию Наук на мерзлотный съезд, но боимся, что вторая не поспеет. … Одна работа, посланная раньше, о замерзании воды, по лабораторным опытам, а вторая – “Наблюдения над замерзанием воды в природных условиях”».

Полностью переключившись на исследования мерзлоты, которые он проводил не только на мерзлотной станции, но и свободно разъезжая по округе, Флоренский все больше отдалялся от московской жизни, что видно из письма жене: «1934.V.26. Дорогая Аннуля, посылаю тебе разрешение на приезд. Живу я по прежнему, т. е. занимаюсь книгами и пишу, вычисляю, мажу красками и тушью – и для научных работ и для Красного Уголка, т. е. заголовки стенгазеты и тому подобное».

И дальше его воспоминания об институте: «Ты пишешь по поводу ВЭИ. Но последнее время там была такая неразбериха и столько неприятных впечатлений, что у меня нет неприятного чувства о моем выходе из его стен, хотя отдел материаловедения и мое создание. ВЭИ давно уже перестало быть учреждением, в котором работалось, как прежде, если и неудобно, то уютно. Развелась бюрократическая система, спутанность всех отношений, бесконечные трения из-за пустяков, – все это мешало работе».

Это весьма характерное признание в том, что работа в большом институте для вдумчивого и углубленного ученого представляет неудобство, и для эффективности необходим ограниченный по объёму и свободный по возможностям научный участок, а большой административно-бюрократический институт настоящему творчеству только препятствует.

Наконец, настал долгожданный миг, о котором он писал матери: «Дорогая мамочка, … Сообщаю тебе о благополучном приезде вчера, т. е. 1-го утром, Анны с детьми. … Кажется никаких приключений по дороге не было. 1934.VII.2».

Казалось, все налаживается и можно приспособиться к условиям на мерзлотной станции, которые были достаточно свободными и, если бы не оторванность от семьи, его ссылка была больше похожа на длительную командировку. Возможно, его жизнь развивалась бы по достаточно благоприятному сценарию и, через некоторое время был бы пересмотрен срок, как у Гидулянова и других участников этого дела. Однако, его судьба пошла по-другому, более жесткому и трагическому сценарию, как будто специально испытывая его на стойкость.

3.4.Несбывшиеся надежды

Известность Флоренского, уважение, которое он имел в научном сообществе, а также успешное освобождение его в 1928 году давало надежду на такой же успешный пересмотр его дела и в этот раз, тем более, что все понимали фальшивость предъявляемых ему обвинений. В дело включились все участники прошлого освобождения и, прежде всего, организация Е. Пешковой «ПОМПОЛИТ». В процесс освобождения, как уже писалось, не включился только ВЭИ, старый коллектив ученых и руководителей которого был фактически разгромлен и отстранен от власти. Это серьезно подорвало усилия, но надежда всё же была, ведь в 1931 году ПОМПОЛИТу удалось освободить Т.А. Шауфус, а в 1933 году добиться её выезда в Чехословакию.

О ней и фактах, связанных с попыткой освобождения Флоренского, рассказывала в ВЭИ на конференции Е.В. Иванова, в частности, в её интересной информации было следующие:

«В истории российско-американских отношений остается неизвестной одна страница, касающаяся гуманитарной помощи, которую американская организация АRА (Американская администрация помощи) оказывала населению России в начале 20-х годов, во время голода. … В оказании помощи принимали участие около 300 сотрудников-американцев, которые развернули огромную сеть бесплатных столовых на большом пространстве России до Сибири и Украины. Например, летом 1922 года ежедневную помощь получало 11 миллионов российских граждан. Деятельность АRА осуществлялась в основном в 1921-23 годах, но отдельные подразделения продолжали работать в России до 1924 года. Эта миссия приехала в Россию в ответ на призыв Максима Горького и патриарха Тихона» [33].

В США начался сбор добровольных пожертвований, которые АRА распределяла в России. Через её миссию оказывала помощь и организация известная как ИМКА, в основном помогавшая студенчеству и священникам. Однажды в составе делегации от этой организации, в Москву приехал американец Элтон Колтон. Патриарх Тихон познакомил Колтона с Сергиево-Посадским обществом сестер милосердия, потом Колтон оставил воспоминания о Флоренском:

«Один гениальный ученый, священник заслуживает специального разговора – отец Павел Флоренский. Одновременно выдающийся математик, физик и электротехник, … у меня была с ним незабываемая дискуссия по вопросам религии, которую помогла перевести Татьяна Шауфус. … Между прочим, я привез работу Флоренского «Мнимости в геометрии», как память о наиболее эрудированной личности в широком диапазоне моих русских знакомств» [33].

Т.А. Шауфус, которая здесь упоминается, была членом общины сестер милосердия. На сайте «Фонда православной науки и культуры священника Павла Флоренского» дана справка об этом обществе:

«Приют Красного Креста, где служил священник Павел Флоренский. … Построено в 1910–1911 гг. по проекту известного московского архитектора Л.Н. Кекушева на средства общины Красного Креста, по распоряжению его покровительницы вел. княгини Елизаветы Федоровны. Предназначалось для содержания престарелых и лишившихся трудоспособности сестер милосердия. В 1912 г. в здании была устроена домовая церковь Марии Магдалины, в которой с 1912 по 1921 гг. служил священником и духовником сестер милосердия отец Павел Флоренский» [34].

Элтон Колтон и Татьяна Алексеевна Шауфус (Рапопорт) сыграют значительную роль в его дальнейшей судьбе. В интернете приведена информация, что Т.А. Шауфус: «… получила в 1933 г. разрешение эмигрировать в Чехословакию. Здесь начала работу в Комитете помощи беженцам под руководством Алисы Масарик, дочери президента Чехословакии» [35].

В своем докладе Е.В. Иванова рассказала:

«Есть еще упоминания о том, что до 1935 года контакты с Колтоном поддерживались через Париж, и он тоже оказывал помощь уже семье отца Павла после ареста. … В 1933 году Колтон узнал об аресте отца Павла и стал по всем своим возможным каналам хлопотать о нем. В частности, он составил большую записку об отце Павле и направил его епископу Кентерберийскому, где описал биографию отца Павлаи просил хлопотать об его освобождении. … Называется этот документ так “Докладная записка для сугубо конфиденциально употребления, касающаяся Павла Александровича Флоренского”. Там есть глава “Второй арест”, где говорилось: «В феврале 1933 года Флоренский был снова арестован. Вопреки распоряжению и приказам Флоренского молодой еврей-ассистент провел опасный эксперимент на трансформаторе с охлаждающими маслами. В результате взрыва были убиты 4 человека, включая одного из лучших специалистов по току высокого напряжения. Несмотря на то, что Флоренский официально не был признан ответственным, идейные противники задумали использовать этот случай против влияния человека, который пытается сочетать христианские убеждения и высокие научные интересы» [33].

Так что, в то время и позднее многие не могли понять, почему и зачем был арестован П.А. Флоренский и связывали это со взрывом в ВЭИ и происками властей.

Таким образом, контакты семьи Флоренского с Е. Пешковой, Колтоном и Шауфус не только предоставили потенциальную возможность выезда П.А. Флоренского в Чехию, но и вывели этот вопрос на международный уровень. Это обстоятельство привело к неожиданным последствиям. В книге П.В. Флоренского описывается эта ситуация: «В июле–августе 1934 г., благодаря содействию Е.П. Пешковой, в Сковородино смогли приехать его жена и трое младших детей. Анна Михайловна сообщила мужу о своем намерении через Красный Крест ходатайствовать об его освобождении и выезде на работу в Чехословакию. Для начала официальных переговоров необходим был положительный ответ самого Павла Александровича, но он решительно отказался от этого предложения, просил прекратить все хлопоты и, сославшись на слова Апостола Павла, сказал, что следует быть довольным тем, что имеешь. Не успели родные уехать, как 1 сентября 1934 г. Флоренский был отправлен этапом в Соловецкий лагерь» [31].

Вот как описывал сам Флоренский это в своем письме: «1934.X.24. Дорогая Аннуля, вот история моей поездки. С 17 авг. по 1 сент. в Свободном, с 1 по 12 дорога до Медвежьей Горы, с 12 сент. по 12 окт. на Медвежьей Горе, 12-го окт. переезд до Кеми, с 12-го окт. по 20 окт. в Кеми, с 20 по 23 на Морсплаве (б. Попова гора), 23-го переезд по Белому морю и приезд на Соловки. … Сегодня, … наконец попал в Соловецкий кремль. … Первые впечатления очень тяжкие. … Все время думаю о вас, беспокоюсь, не зная, как вы доехали, как живете, как ваше здоровье и в особенности мамы. … Имей в виду, что писать отсюда можно лишь один раз в месяц. … Очень жалею о работах, оставленных на БАМе: там я мог бы сделать что-нибудь полезное…». Вот такой скорый, почти панический и совсем непонятный перевод c Дальнего Востока на Север произошёл с ним сразу после отъезда семьи.

Чтобы понять, что случилось надо хорошо представлять то время. Приезд семьи Флоренского в места его ссылки не остался незамеченным для ОГПУ, так же, как и наверняка контакты его жены Анны с Колтоном и Шауфус через «ПОМПОЛИТ» Е. Пешковой. Активность жены, её поддержка в кругах интеллигенции, международная известность и внимание к этому делу все это означало, что вероятность отъезда П.А. Флоренского за рубеж стала реальной, а вместе с ним и внимание к его делу.

Конечно, он отказался в этот раз, а если в следующий приезд жены он даст согласие и тогда «закрутится» механизм освобождения, а это в свою очередь привлечет внимание к этому делу и поставит вопросы: как оно развивалось, на основании каких доказательств сфабриковано, почему такой приговор. Это грозило всем участникам этого дела нешуточными неприятностями в карьере, а она как раз в этот момент менялась в связи с реорганизацией ОГПУ, которое вошло в состав НКВД именно в июле 1934 года. В этот год в середине июля, шурин И.В. Сталина, полпред ОГПУ по МО Реденс С.Ф., стал начальником УНКВД МО, в тот же день 1934 года Радзивиловский стал помощником начальника УНКВД и начальником СПО УГБ УНКВД по Московской области, а первый. зам. полпреда ОГПУ по МО, Дейч Я.А. стал первым зам. нач. УНКВД МО. И так сложилось, что именно в эти же дни жена П.А. Флоренского с детьми находилась в ИТЛ и уговаривала его подать заявление в Красный крест на выезд. Такое развитие событий серьезно угрожало карьере вновь испеченных начальников УНКВД по МО. По мнению автора, такой скорый перевод Флоренского был именно для того чтобы разорвать возможность его встречи с женой, которая имела выход на Красный крест, и могла бы уговорить Флоренского на выезд. Этому способствовала также протекция за него Т. Шауфус перед президентом Чехословакии Масариком, который обращался к СССР по вопросу эмиграции Флоренского в Чехословакию. Из-за этих обстоятельств и был организован такой спешный и немотивированный перевод его в Соловецкий лагерь особого назначения БелБалтЛага, куда жене добраться уже не было никакой возможности. В книге «Пребывает вечно» можно прочитать: «Свидания заключенных с близкими были возможны. Разрешения оформлялись в Москве, приехавшие ожидали на Поповом Острове, и к ним на 2–3 дня вывозили заключенных. Для встречи предоставлялись отдельные комнаты». Однако, там же приведено письмо Р.Н. Литвинова к жене где он пишет: «…тут, к сожалению, свиданий с женами не дают почти совсем, да и сюда приезжать нельзя, да и остановиться негде» [31].

Лагерь на Соловецких островах был идеальным местом для изоляции заключенных от любых контактов.

Так сошлись обстоятельства, которые определили его дальнейшую судьбу. В пользу этой версии говорит один интересный документ, представленный в книге П.В. Флоренского [30, с. 505]: справка от 16 января 1936 года, составленная для Прокофьева Г.Е зам. наркома (НКВД, авт.). Справка была составлена в связи с тем, что как писала Е.П. Пешкова: «…была просьба Масарика, переданная … чешским послом Славеком, о замене Флоренскому, как крупному ученому, лагеря высылкой за границу в Чехию, где он представит ему возможность научной работы. После моих переговоров с женой Флоренского, которая заявила, что за границу ее муж не захочет, а просила лишь об освобождении Флоренского здесь» [30]. И далее, видимо, её рукой написано: «36 г. Осень. Обещан пересмотр ст 58,10 и 58,11. Закр возможно ли?».[31, с. 506].

Этот документ интересен не только тем, что рассказывает об усилиях по освобождению Флоренского и его отношению к выезду за границу, но и еще одним интересным фактом. В конце приведенной справки: «…по обвинительному заключению след. архивного дела № 2886/212727» написано: «По справке ГУЛАГа НКВД Флоренский П.А. содержится в Ксеньевском отделении БАМЛАГа НКВД» [31].

Таким образом, по документам Флоренский как был, так и оставался на БАМе и никаких законных изменений в его местонахождении не было, а, следовательно, его перевод был инициирован внутренними неофициальными указаниями.

Однако осенью 1936 года никакого пересмотра его дела не случилось, Масарик уже не мог повлиять, так как он покинул должность президента Чехословакии в декабре 1935 года. Атмосфера в стране накалялась, впереди был 1937 год – пик разгула репрессий и расстрелов.

Вот так судьбе было угодно, чтобы священник, ученый о. Павел Флоренский прошел до конца весь мученический путь послереволюционной интеллигенции и священнослужителей, попав в трагически знаменитый Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН).

Глава 4. Соловки (1934-1937гг)

4.1. Соловки – самородки мыслей

Лагерная жизнь, тем более того времени, не способствует серьезному творчеству в любой форме и только глубоко одаренные люди были способны концентрироваться, абстрагируясь от невзгод, которые их окружают. В этом смысле лагерная эпопея Флоренского являет пример настоящего таланта, который реализуется в любой обстановке. О том, как шли его лагерные дни, как он преодолевал трудности быта, чего это ему стоило и какие мысли приходили к нему, можно понять из его писем. Эти письма представляют настоящую россыпь мыслей и идей по самым разным вопросам науки, искусства, истории, философии и описаний быта. Надо понимать, что письма из лагеря имеют свою специфику, связанную, прежде всего с тем, что все они предварительно просматривались лагерной администрацией и очевидно, что существовали вопросы, которых касаться в письмах было не только запрещено, но и не разумно. Именно поэтому целый ряд тем, которыми раньше занимался Флоренский, в этих письмах отсутствует. Содержание писем и историю их опубликования благодаря мужеству и настойчивости родных и близких, можно найти в выпущенных ими книгах и на сайтах в интернете. Из содержания этих писем, которые легко найти по датам, можно хорошо представить характер и образ Павла Флоренского. Они дают возможность показать его высказывания по отношению к научной деятельности, проблемам творчества на фоне тех жизненных обстоятельств, с которыми ему приходилось сталкиваться.

Но не только его письма, но письма других близких к нему людей, дают представление о нем и окружающих его обстоятельствах. В письме от 19 мая 1935 г Р.Н. Литвинова химика-технолога, профессора, арестованного в 1934 году и попавшего в том же году на Соловки, можно прочитать:

«… Какие были события в мае месяце? Никаких. Ходил иногда в Кремль на лекции высшей математики, а так как сплю с лектором в одной комнате, то и хожу вместе с ним, ведя по дороге разговоры на темы не математические, в частности больше всего о поэзии. … Он очень образованный и интересный человек. Крупный математик, физик, философ, филолог и даже химик. Практических навыков никаких. Житейски беспомощен. Близорук, очень умный, чуткий и добрый. Ясно, что мы с ним не ссоримся. Вообще, чтобы не сглазить, в этом отношении у нас хорошо – ни разу за все время не было ни одного столкновения. А когда люди живут в тесном и несменном общении – конфликт почти неизбежен» [31].

Вот такая емкая и точная характеристика Павла Флоренского, которого близко знал Р.Н. Литвинов, таким был Флоренский, таким знали его многие.

Возникает вопрос как «житейски беспомощному» таланту, у которого все мысли и силы направлены на творчество, выживать в обществе в самых разных неблагоприятных обстоятельствах. Здесь так же его уникальная во всех смыслах жизнь и судьба дают ответ – в поддержке. Сначала своей семьи: отца и матери, которые с самого раннего детства рассмотрели его талант и всемерно его поддерживали, вплоть до университетских времен. Далее его талант разглядели в университете, где он был учеником создателя аэродинамики Н.Е. Жуковского, тогда же его философские наклонности увидел и поддержал епископ Антоний (Флоренсов), направив его талант на духовную деятельность. Когда советская власть запретила религиозную деятельность, ему на помощь пришел талантливый химик и менеджер В.И. Лисев, в доме которого он находил пристанище почти 10 лет и который направил его на путь ученого электротехника. Разглядел и оценил его талант и директор ВЭИ К. Круг, не только пригласив его в институт, но и сделав своим заместителем по науке вопреки мнению власти. Когда же власти попытались его арестовать в первый раз, упорство и настойчивость жены Анны Михайловны Флоренской (Гиацинтовой), воспитавшей пятерых его детей, при поддержке всех понимающих глубину его таланта людей, спасло его от ссылки.

На каждом из этапов жизни его талант мог бы не развиться, заглохнуть, уйти в пустоту, не реализовавшись, если бы не находившиеся рядом с ним люди, близкие по родству и по духу.