Три кофейни

Посмотрев в глазок, я не увидел никого на лестничной клетке. Возможно, детишки из соседних квартир балуются, такое явление встречается нередко. Особенно когда напротив твоей квартиры живет семья с тремя детьми. И как они только не посходили с ума в своей маленькой двушке? Ну ладно, это уже их проблемы, а у меня завтрак стынет. Только я отошел от двери на два шага, как раздался еще один звонок. Ну, ребята, сейчас я с вами проведу воспитательную беседу! Открыл дверь, и прямо с порога – удар в нос! Такого поворота я не ожидал и, само собой, не был готов. Теплая кровь потекла к губам… Передо мной стояли двое мужчин тридцати – тридцати пяти лет, почти моего роста – пожалуй, это было моим главным преимуществом. Тот, что разбил мне нос, был слева, и первым делом я швырнул всю щепотку соли ему в глаза. Пока первый вопил и протирал слезившиеся глаза, второй направился ко мне, но не успел сделать и шага, как я ударил ногой в его коленную чашечку, а затем, сделав шаг вперед, крепко приложил в солнечное сплетение. Первый отделался легким ударом в печень. Не нужно быть мастером боевых искусств, чтобы знать самые болезненные точки на теле человека. Вытолкнув за порог этих несчастных, я пошел искать лед, чтобы остановить кровотечение. Я ждал чего угодно: звонков и громкого стука в дверь, матерных слов, но только не тишины. А это меня больше всего и пугало. Тишина… Когда я посмотрел в глазок, их уже не было, но плохое предчувствие не оставляло ни на минуту. Выбросив недосоленную яичницу в мусорную корзину, я сидел и думал, кому же я успел перейти дорогу».

Вечер того же дня

22:45

«В этот день я решил лечь пораньше, чтобы хорошо выспаться и бодрым пойти на работу. Ровно в десять я, выключив свет, отключил и себя, но, как оказалось, ненадолго… Звонок в дверь. Проснувшись, я не сразу понял, в чем дело, но настойчивая трель привела меня в чувство. Первая мысль: те двое отморозков вернулись, прихватив с собой еще пару человек, и поэтому торопиться вставать я не стал. Овладел ли мной страх или это пальцы ног начали мерзнуть под одеялом, я так и не понял. Звонки прекратились, но чувство беды не покидало меня ни на минуту. Мое дурное предчувствие, как оказалось, было не напрасным: в дверь начали стучать. Громко стучать. Ничего, в этот раз я уже был готов. Прихватив с собой травматический пистолет с верхней полки шкафа, пылившийся там уже больше трех лет, я прекрасно осознавал, что магазин в нем пуст и пользы от него, как от детского автомата, вот только им это знать ни к чему. В глазок я смотреть не стал. Резко открыв дверь, я отошел на два шага назад, чтобы держать под прицелом всю лестничную площадку. Я ожидал там увидеть кого угодно, но только не ее. Быстро спрятав пистолет за спину, я начал прокручивать в голове нелепые объяснения тому, что ей пришлось увидеть. Как щелчок в голове: кому и что я должен объяснять? Человеку, который мало того что сбежал три дня назад, так еще и забрал мой перстень! Бесценную для меня вещь.

– Это что сейчас было? – находясь в шоковом состоянии, спросила она.

Я проигнорировал ее вопрос, так как волновало меня лишь одно:

– Где мой перстень?

– Он у меня и будет до того времени, пока ты не засунешь свое эго в одно место и будешь думать не только о себе, – заявила она со злостью.

Смех… Простите, мне стало настолько смешно от ее слов, что даже слезы наворачивались на глаза. Если этот человек не ошибся адресом и из глубины души произнес эту воспламеняющую сердце речь, от которой я даже пустил скупую мужскую слезу, то талант ее пропадает зря.

– Отдай мою вещь и скатертью тебе дорога, бриллиантовая моя, – немного успокоившись, ответил ей я.

Удар коленом в пах. Невыносимая боль… Оттолкнув меня, она направилась в спальню, не закрыв за собой дверь. Минуты две оттуда доносился грохот. Казалось, что там было все разбито. Раздавлено всмятку. Я продолжал смеяться, только уже намного громче…

Что значил ее поздний визит и что ей от меня нужно, я тогда выяснять не стал. Спрятав пистолет в шкаф, я умылся и уснул на диване в гостиной. Утром все выяснится. Но то, что эта женщина куда опаснее тех двух отморозков, я был уверен на все свои целых два…

– Прости, я не сильно тебя вчера ударила? – с сожалением тихо спросила она.

Я слышал, как она подошла, но сделал вид, что еще сплю. Мало ли что ей стукнет в голову на этот раз. А уж эти ее “стуки” могут довести если не до инфаркта, так до инвалидной коляски. Еще этот голос… Либо она хорошая актриса, либо я схожу с ума. Еще вчера в ней было столько злости, агрессии, а сегодня это невинное хрупкое создание просит прощения за то, что чуть не лишила меня будущих наследников. Так нежно, с нотками раскаяния.

– Терпимо, – повернувшись к ней, ответил я.

Она улыбнулась и поцеловала меня в лоб, а затем, глядя мне в глаза, начала водить пальцами по щекам. Неописуемо приятное ощущение… Мурашки пробежали по коже. Ее тонкие, чувственные пальцы как струны пробуждали во мне нереально прекрасную мелодию тела. Состояние блаженства… Закрыв тяжелые веки, я уснул.

Лиана… Ее настоящее имя. Какого она была роста? Смотря в какой обуви она была. Иногда на каблуках она становилась выше меня на полголовы, а дома, в тапочках – на полголовы ниже. Она была действительно хрупкой, хоть часто раздражалась, когда весы показывали то пятьдесят один, то пятьдесят один с половиной. И всегда убеждала меня в том, что это весы у меня неправильные, так как она весила сорок девять. Она была права, абсолютно. Вот только я думаю, ей этого знать не стоило. Я специально их подкручивал, чтобы ее позлить, мне это безумно нравилось. У нее были темные волосы, как и глаза, а мысли – еще темнее. Она была непредсказуемая, наверное, поэтому я с каждым днем очаровывался ею все больше и глубже…»

Кофейня, как обычно, была немноголюдна. Ровно четыре показывали стрелки настенных часов, а Роза впервые опоздала ровно на четыре дня. Она читала книгу за своим столиком, а он читал ее… Предсказуемую и слегка банальную, но до боли печальную. То, что она не подсела к нему с одним-единственным вопросом, значило лишь одно: вопросов будет много. Вот только кому на них отвечать, как не ей самой?

Здесь не было мест для счастливых, наполненных жизнью людей. Здешний кофе не имел вкуса и запаха, а дверь открывалась только для того, чтобы закрыться. Гости приходили, а персонал из одного человека приветливо их обслуживал, затем гости покидали эти стены и оставались мы. Единственные и постоянные… Быть может, из-за этого кофейня еще не разорилась и на ее месте не построили какой-нибудь дешевый ресторан с дорогими картинами и безвкусными обоями.

– Здравствуй, Роза, – тихо и утомленно сказал он, подойдя к ней.

– Здравствуй, – ответила она, посмотрев на него, и закрыла книгу.

Присев на свободный стул напротив нее, он достал свои сигареты и положил на стол. Игра взглядов… Кто первый отведет глаза? Он слегка наклонил голову, чтобы вызвать еще больший интерес и, главное, – преимущество. Это можно было смело назвать флиртом, если бы до этого они не были знакомы. Она проверяла его на прочность, а он, в свою очередь, заглядывал в нее полностью, пока она была так увлечена игрой. Тело Розы невольно начало выдавать себя уже на двадцатой секунде. Расширенные зрачки, прикусывание нижней губы… На тридцатой секунде она выпрямила спину, ни на миг не отводя от него глаз. Прелестная картина. Он, улыбаясь, смотрел на нее. Она отвечала ему взаимностью, выдавая себя каждым своим движением и не замечая этого. На первой минуте она положила ногу на ногу, и на этом можно было смело ставить точку. Роза проиграла… Она была так зациклена на его взгляде, что не замечала своих самых элементарных жестов. Язык ее тела он определил как страсть… Без слов, без касаний, увлеченно и импульсивно, интуитивно и погружаясь в самые глубины…

– У тебя давно не было мужчины? – уверенно спросил ее он.

Она отвела глаза.

– Ты не тот человек, которому я смогла бы ответить на этот вопрос, – после недолгих раздумий заявила она.

– Как горько… Но ты ведь тоже не похожа на женщину, которая с утра ввела себе в вену лишь пару кубиков разбавленного одиночества.

Ее зрачки расширились. Судорожно сглотнув, она посмотрела на него с волнением, ее губы задрожали, не в силах выдавить из себя даже слово. Она замолчала. Как он это узнал? Это было единственным ее немым вопросом.

– Я наблюдал за тобой больше двух месяцев, Роза. Первый раз, когда я к тебе подошел, меня интересовал не твой Шекспир, и та книга, которую ты читаешь сейчас, была только предлогом… Ты меня подпустила к себе ближе, чтобы я смог развеять свои опасения. Увы, но они только подтвердились. Когда ты спросила, почему я назвал тебя Розой, то так увлеклась смыслом моих слов, что даже не заметила, как я гладил твою руку и как медленно закатывал рукав все выше. Ты была так подавлена, лежа у меня на плече, что даже не смогла бы представить, насколько был подавлен я, утешая тебя в те горькие минуты.

Когда он закончил, она безумно захотела курить, но он подвинул пачку ее сигарет к себе и дал понять, что ждет от нее не дыма, а слов. Ответить ей было нечего. И она больше не в силах была выдержать его взгляд и попыталась встать, но он ей этого не позволил.

– Роза, с каждым днем ты вянешь, и, как бы глупо это ни звучало, я очень сожалею, что не в переносном смысле этого слова, – обреченно сказал он.

– Я ведь тебе не нужна, я это знаю… Зачем ты тогда все это говоришь? Зачем пытаешься помочь человеку, который тебе безразличен? Изображаешь сочувствие? Мне это не нужно, – мягко и тихо сказала она.

– Я пытаюсь спасти себя.

Он опустил взгляд и смотрел на пальцы, на ее тонкие и маленькие пальцы.

– У тебя есть мечта, Роза?

– Да, есть…

– Расскажи мне о ней, – с интересом в глазах попросил он ее.

– Я бы хотела уехать из этого города, покинуть эту страну и оставить все. Просыпаться утром в маленькой квартирке с открытым окном и видом на море. Выбросить календарь, и чтобы часы остановились раз и навсегда и я не могла следить за временем – только шум прибоя и дыхание любимого человека. Смотреть на восходящее солнце, сидя на прохладном песке, и знать, что он придет и принесет мне теплый плед. Я бы хотела отказаться от сигарет и от кофе и пить поутру свежий апельсиновый сок, который он приносил бы мне в постель. Жить вдали от прошлого, а в закате видеть будущее. Стать совсем не идеальной, ненакрашенной и сонной и, уткнувшись в его плечо, каждой клеткой тела ощущать себя любимой, чувствовать, что я ему нужна. И ужин каждый вечер пусть стынет, только бы он не остывал. Разве это так много?

Она смотрела ему в глаза, а сама находилась в том месте… Роза задержала дыхание от эмоций, которые охватили ее сердце и согрели холодные пальцы. Ей было горько возвращаться в эту кофейню и разделять свое одиночество с человеком, даже имени которого она не знает, с мужчиной, о котором ей не известно ничего. Только одиночество… Оно сильно сближает однажды утонувших в нем людей.

– Твоя мечта так похожа на мою, ты даже представить не можешь, насколько! Только стрелки часов я бы хотел завести, те стрелки неидущих часов… – грустно ответил ей он.

Тишина… Она не желала продолжать разговор и, подкурив сигарету, вновь погрузилась в страницы любимой книги. Именно любимой: в главной героине она порой узнавала себя, а в некоторых ситуациях – отголоски прошлого. Роза представляла себя днем героиней, а ночью у зеркала пускала в себя героин. Доза за дозой… Ей казалось, что все это большой театр или просто маленький сон.

«…Так странно, еще месяц назад я смотрел в парке на голубое небо, на белых голубей и хмурых прохожих. А в зеленых аллеях я не видел ничего, как и в зеленых глазах или в карих. Серый мир и голубое небо – а каким ему быть, когда художник забыл свои краски дома или вовсе потерял свой дар?

Смотреть или видеть? Я предпочитал смотреть. Слушать. Вникать… Но при этом закрывая глаза и уши, чтобы не слышать и не видеть. Голос, мысли, недосказанность. Мне всегда было что сказать, вот только меня все равно не услышали бы. Только белые голуби. Как и люди, они видели во мне черного.

Одиночество… А разве может быть одиноким человек, который никогда не любил? Не познав радости глаз чужих и влажность своих. Не дышал чем-то большим, чем просто воздух, и не задыхался от чего-то, что намного смертельнее дыма… Разве может тот, кто никогда не ждал человека, того человека, что больше всего на свете не хотел опоздать, быть одиноким? А под ливнем, не закрыв своим зонтом никого, кроме себя, разве может? Наверное, только промокнуть…

– Почему ты не уходишь? – этот вопрос я задавал ей каждую ночь, когда она спала и меня не слышала.

Три часа ночи. Бессонница… Мне было о чем подумать ночью. Всегда. Я вспоминал детство и юность. Каким я тогда был и каким представлял себя в будущем. В том будущем, что сейчас называл настоящим. Я стал им. Тем человеком, которого видел детскими глазами. Вот только краски не те: ведь в детстве все было цветным, а не черно-белым.

– А ты бы меня отпустил? – неожиданно спросила она.

Она не спала, видимо, бессонница и ее потревожила этой ночью. Повернувшись ко мне, она ждала ответа на вопрос. Если я отвечу “нет”, она поймет, что я в ней нуждаюсь. Если отвечу “да”, то все наоборот: она мне не нужна. Сказать правду я не мог, точнее, не мог себе этого позволить. Закрыв глаза, я дал ей понять, что ответить мне нечего.

– Когда я сломала каблук, я не просила у тебя помощи. Ты сам взял меня на руки и понес, даже не спросив куда. Это был поступок, – после минутного молчания сказала она.

– А что мне оставалось делать? У тебя тогда было такое выражение лица, будто начались схватки, – улыбнулся я.

Она улыбнулась в ответ, после чего прижала меня к себе так, будто пыталась задушить. Нет, это всего лишь шутка. Она обняла меня очень крепко, вот только я не видел, как за моей спиной капали слезы…