Это были слова человека, не приближавшегося к Краю ближе, чем на километр. Саня чувствовал такую слабость и боль в суставах, что без постоянного употребления таблеток разучился спать.
– Свободен! – Платон махнул рукой, словно отгонял надоедливую муху, и потерял интерес к дальнейшей беседе.
Саня покорно отправился на «раскопки», силясь выполнить план, установленный на день. Как ни старался успеть в десятичасовой срок, отказавшись от перерывов, норма выполнялась лишь на две трети. Беспрерывный режим для установки мог окончиться плачевно – в летнюю жару система охлаждения едва успевала справляться с избытком тепла.
– Что ты творишь? Умом тронулся? – вскричал Плотников. – Аппаратуру угробишь!
Вместо ответа Саня показал ему норму.
– У них там крыша поехала? – продолжал возмущаться Семен. – На людей наплевать. А когда жареный петух клюнет, начальство врассыпную по кустам – мы, дескать, ни при чем, указаний не давали, – посетовал он, а потом успокоился и спросил: – Что делать думаешь?
Саня признался, что собирается работать допоздна, пока не сделает «урок», и рассчитывает на поддержку Плотникова.
– Ну уж нет, – заявил Семен. – Какой смысл? Отдашь ты последние силы, кровь из носу выполнишь сегодняшний план, а завтра-то он никуда не денется – начинай по новой. И никто спасибо не скажет. Нет уж, я не амеба, чтобы покорно выполнять хотелки большой «шишки». Никакая мразь не смеет использовать меня, словно робота. Я ухожу. Пусть хоть под суд волокут, а с меня довольно, я к установке пальцем не прикоснусь.
Он развернулся и забрался в микроавтобус, усевшись рядом с водителем. Люди с плакатами уже исчезли – в отличие от Платона, они безоговорочно верили во вред длительного нахождения у Края.
Саня остался сидеть возле натужно шумящей установки. Он видел, колебания нагретого воздуха над корпусом и понимал, что возможности техники на исходе и срочно необходимо сделать перерыв. Но тогда они проведут здесь лишние полчаса.
Водитель переговорил с Плотниковым, вылез из микроавтобуса и подошел к Сане, уставившемуся на светящуюся точку в стене.
– Александр Сергеевич, ехать пора, – обронил он. – Охрана волнуется. Время капает, – он постучал указательным пальцем по циферблату наручных часов.
Саня огляделся. Охранная служба отошла от Края подальше и с опаской наблюдала за развитием ситуации.
– Вы как хотите, а я поехал, – поставил водитель ультиматум. – Мне жить еще охота. У меня дети, жена…
Он повернулся и неспешно пошел к микроавтобусу, давая Сане шанс одуматься.
– Хорошо, – крикнул Саня, испугавшись, что все уедут и оставят его один на один с Краем. – Собираемся!
Он резко встал, намереваясь выключить установку.
Поднимаясь, почувствовал себя водолазом, всплывающим на поверхность из океанских глубин. Воздух внезапно стал плотным и густым, будто взаправду превратился в воду, и требовалось прилагать недюжинные усилия, чтобы продвигаться сквозь него. В ушах громко зашумело, отчего еще сильнее походило на глубоководное погружение. Обычная легкая летняя одежда приобрела жесткость скафандра и отказывалась гнуться, больно собираясь в ранящие складки.
Он попытался что-то сказать – с трудом открыл рот, будто рыба, выпускающая пузыри.
Водитель обернулся. Саня из последних сил махнул ему рукой, не удержал равновесия и без сознания рухнул наземь рядом с установкой.
Дальнейшие события он помнил кусками, собранными из обрывков.
Он смотрел на небо, пока его волокли в микроавтобус, слышал переговаривающиеся голоса.
– Может, у него обычное переутомление?
– Какое переутомление? Истинно говорю, от Края ему поплохело.
Саня продолжал думать о невыполненном плане, причем испытывал от этого необъяснимое удовлетворение.
– Аккуратней неси, голову придерживай.
Он почувствовал, как горячая рука коснулась затылка, и снова потерял сознание.
Очнулся в незнакомом трясущемся автобусе. Скорее всего, охрана предоставила свой транспорт. Потолок сильно дрожал, и через мгновение Саня закрыл глаза, открыв их уже в приемном отделении, где строгая тетка в белом халате сходу поставила диагноз:
– Болезнь Края, на стационар.
– Жить будет? – спросил голос Плотникова.
– Разумеется. Теперь от этого не умирают, но полежать недели три в отделении придется.
Вечером пришла Лера и притащила за собой бабушку, у которой подкашивались ноги.
– Что они с тобой сотворили? – повторяла бабушка, угрожая упасть в обморок прямо в палате.
– Все хорошо, – успокаивал Саня. – Не переживайте. Простое переутомление, отлежусь и пройдет.
Но она не хотела успокаиваться и продолжала причитать, считая, что ее обманывают и скрывают правду, чтобы не волновать.
– Сколько раз повторять? – он устал от бесконечных причитаний. – Я почти здоров.
– Тогда это зачем? – бабушка показала на капельницу.
– Витамины какие-то, – ляпнул наобум. Он не знал, что именно ему колют, но надеялся, что ничего серьезного – какое-нибудь общеукрепляющее для восстановления жизненных сил.
Лера уселась на край кровати и теперь сидела довольная, прижав к груди игрушечного зайца и раскачивая ногами.
– Тебя вылечат? – спросила она с интересом.
– Обязательно, – пообещал Саня.
– Жаль, – расстроилась Лера. – Мне так понравилось в больницу ходить.
Когда удалось успокоить бабушку и отправить ее домой, он снова погрузился в сон.
Проснулся оттого, что рядом перешептывались четыре человека – Лева, Митька Однорогов и, конечно же, Конь с Олесей, которая демонстративно прижималась к Коневу, словно хотела подчеркнуть их неразлучность.
«Откуда они узнали?» – подумал Саня и закрыл быстро утомившиеся глаза.
– Ты гляди, проснулся! – обрадовался Лева.
– Да спит он, вон, слышишь, храпит, – не согласился Митька Однорогов.
– Я видел, он глаза открывал.
– Ничего он не открывал, тебе показалось.
– Не сплю я, – вмешался Саня, опасаясь, что бессмысленный спор затянется до бесконечности. – Говорить тяжело.