Он отложил листок на край стола, надеясь разрешить проблему позже. На проверку экзаменационных работ отводились сутки – завтра готовый протокол с оценками уедет в гороно, следовательно, на принятие окончательного решения остается ночь.
Закончил проверять остальные работы, оценил неплохой общий уровень подготовки. Сердюкова, например, почти ничего не перепутала, чего с ней не случалось, должно быть, никогда. Заполнил протокол, оставив пустую клетку напротив фамилии Барашковой, и с чувством выполненного долга отправился домой.
Выйдя на крыльцо, столкнулся с Ольгой, прислонившейся к перилам и теребящей белый пакет.
– Здравствуйте, Сергей Сергеевич! – поздоровалась она, будто не встречались на экзамене.
Тоцкий все тесты просидел с каменным лицом древнего сфинкса и водил глазами по рядам, старательно избегая квадрата на местности, в котором сидела Ольга. К счастью, ее внимание полностью занимали задания из билета, и она на протяжении отведенного времени сосредоточенно и безотрывно таращилась на листок.
– Здравствуй, Барашкова! – он демонстрировал настроенность на исключительно официально-деловой стиль общения. Несмотря на ночной визит, он впредь был намерен оставаться в принятых рамках приличия.
– Почему так официально?
– Я учитель, вы ученик, – сухо ответил он. – Нужно придерживаться правил поведения.
– А-а-а… – она заговорщицки подмигнула. – Мы типа не знакомы и все такое.
Он недовольно поморщился, словно натощак скушал лимон, по ошибке присыпанный солью. Фамильярный тон Ольги не радовал, но она намеков не понимала и продолжала многозначительно улыбаться.
– Пойдем.
Тоцкий утешался скоропостижным уходом Зои Павловны в отпуск и радовался наступившей свободе – в школе дышалось легче в отсутствие всевидящего ока, блюдущего нравственность в коллективе преподавателей. Но, даже учтя столь серьезное облегчающее обстоятельство, он выдохнул с облегчением только на некотором отдалении от среднеобразовательного учебного заведения.
– Какие планы на вечер? – спросила Ольга.
– Спать крепко и беспробудно.
– Это скучно, – протянула она. – Давайте прогуляемся через парк.
– Хорошо, – согласился Тоцкий.
Идя неспешным шагом, он чувствовал себя не в своей тарелке. Он не общался с Барашковой с ночи, проведенной в его квартире, но непрерывно размышлял, как правильно разрешить ситуацию к взаимному удовлетворению сторон. Периодически бросал на нее косые взгляды и пытался отгадать, какие мысли живут в ее светловолосой голове.
Ольга взяла его под руку, тем самым поставив в еще более неловкое положение. Он огляделся в поисках посторонних глаз.
– Можно называть вас на «ты»? – спросила она.
– Нежелательно, – строго сказал он, но Ольга проигнорировала его тон.
– Не хотите, как хотите, – прощебетала она беззаботно, довольная одним фактом близости к объекту обожания.
Его не оставляло нехорошее ощущение, словно они в одиночестве идут по чистому полю, а чьи-то прищуренные глаза следят за ними из кустов по краю лесополосы. Он оглядывался, будто участвовал в шпионском триллере, где из-за каждого угла пачками валили вражеские агенты. Зато Ольга вышагивала с видом победителя международных соревнований по спортивной стрельбе из каноэ по байдаркам.
Они дошли до парка и направились по дорожкам в противоположный конец, куда Тоцкий заходил еще в бытность студентом, но отметил, что с тех пор ничего не изменилось.
– День такой замечательный!
Он кивнул, хотя день выдался обычным и жарким, а хотелось дождя и свежести.
У одной из редких уцелевших скамеек стоял прыщавый юноша с длинными волосами прямиком из прошлого века. Он пристально смотрел, потягивая сигарету.
«Чего уставился, – подумал Тоцкий, – заняться больше нечем, как глазеть на прохожих?» Он посмотрел в ответ, но парень ничуть не смутился и продолжал таращиться. Даже пройдя мимо, Тоцкий чувствовал на спине тяжесть чужого взгляда. «Наверное, это паранойя», решил он.
– Вы же меня домой проводите? – попросила Ольга. – По городу опасно в одиночку ходить, вдруг на меня нападут. Сейчас даже днем небезопасно.
– Хорошо, – Тоцкий, в очередной раз почувствовал себя жертвой умелой манипуляции. Хотя в Лоскутовке и впрямь накалилась обстановка и участились нападения. – Нас не заметят твои родители? – спросил он, переживая, не слишком ли запинающийся голос выдает волнение.
– Не увидят, – заверила она. – Им не до меня. Отец ушел. К матери какой-то хрен в гости приходил, она наивно думает, я ни о чем не догадываюсь и не замечаю.
– Запутанно, – заметил он.
– Ага, как в мыльной опере. Главное, чтобы потом не выяснилось, что у меня есть злобная сестра-близнец или, чего похлеще, что моя мать – вовсе не моя. Мы с ней совсем не похожи, не удивлюсь, если так оно и окажется.
– Это только в кино бывает. Жизнь на порядок скучнее и называется конфликт отцов и детей.
– Действительно, звучит тоскливо, – согласилась она.
Они подошли к ее дому.
– Все! Дальше сама дойдешь!
– А если меня по пути украдут? – кокетничала Ольга.
– Сомневаюсь.
Она отпустила его ладонь и нырнула в подъезд, напоследок улыбнувшись. Тоцкий вяло махнул ей в ответ и развернулся, чтобы уйти, но дверь снова скрипнула пружинами.
– Сергей Сергеевич! – крикнул строгий женский голос, от которого на мгновение замерло сердце.
Спинной мозг сработал, узнав обвинительные интонации с первых звуков – Тоцкий неприлично высоко подскочил на месте, спохватился и в меру скромных актерских способностей изобразил радость, но получилось плохо и неубедительно.
«ЗоПа, – промелькнуло в мозгу, – причем полная».
– Зоя Павловна, – поздоровался он, приходя в себя и судорожно гадая, не заметила ли она его с Ольгой. – Не знал, что вы здесь живете. Так приятно встретить знакомое лицо, – соврал он.
– Не врите, – рявкнула она в соответствии с презумпцией виновности, распространяющейся на всех, кроме нее.
– Почему же? Я рад, – возразил Тоцкий, понимая, как неубедительно звучат его слова. И чем честнее он старался казаться, тем отчетливее осознавал, что общение с Зоей Павловной по определению не может вызывать радости.
– Я все видела! – сообщила она обличающим тоном прокурора.
– Что «все»? – робко уточнил он, чтобы знать наверняка, в чем оправдываться.
– ВСЕ! – твердо заявила она. «Все» прозвучало громко и убедительно, словно она взаправду видела все – от сотворения мира и до наших дней. Причем из шести миллионов лет наблюдений ее поразило только то, что довелось наблюдать в последние минуты. – Вам придется на педсовете объясняться, что здесь происходит!
Она перешла на повышенные тона, постоянно увеличивая громкость. Тоцкий огляделся по сторонам, надеясь, что их никто не сбежится на шум.
– Ничего не происходит! – возразил он.