Край

Осторожно задернул шторы, опасаясь таинственных недоброжелателей, разгуливающих по грязным городским улочкам, включил маленький фонарик и в его слабом свете принялся копаться в сумке.

– Есть!

Успокоительное сегодняшнего вечера.

– Лоскутовское черное золото. Она же платоновка, – пробормотал он и, не найдя рюмку, налил серую жидкость в бокал.

По привычке всколыхнул содержимое, будто хотел прочувствовать аромат дорогого вина. Ударивший в нос запах спирта вернул в реальность.

– Как это можно пить? – подумал он, с отвращением разглядывая серебристые течения на дне бокала.

Он задержал дыхание и большим глотком выпил содержимое, чтобы не мучиться. Удивительно, но вкус оказался нейтральным и намного лучше, чем запах. Он-то приготовился к самогону, а получил нечто, вполне пригодное к употреблению.

Не напиться бы.

Припомнилось незапланированное утро в доме Костыля. Интересно, кстати, как Василиса поживает. Так же недовольна и пилит мужа?

Он вспомнил и о самом Костылеве и помрачнел. Вопреки прекрасным отчетам компания вчерашних алкоголиков не вызывала доверия.

«Если разобраться, – думал он, с удовольствием отмечая действие платоновки, – доверять нельзя никому».

Кого в институте ни возьми… Вот, к примеру, Мухин. Каждый день заходит в приемную и преувеличенно вежливо здоровается, а зенками своими при этом сверлит так, что сразу понятно – скучает по старому кабинету.

Кольцов изображает преданность и заинтересованность, но и ему доверять сложно. Если завтра станет выгодно, этот хитрый проходимец легко «настучит» на родную бабушку ради спасения собственной драгоценной шкуры.

Опять же, куда запропастился Тальберг? Никто не слышал о нем которую неделю. Всплывет труп в загородном ставке, спросят, почему своевременно не спохватились и заявление на розыск не подали. Надо поднять вопрос об увольнении.

Даже Адуев ненадежен. Как он раньше не сообразил – Саня в сговоре с Тальбергом и сознательно саботирует добычу краенитовой пыли.

Платон налил на донышке, решив, что большой беды от лишних двадцати грамм не будет. В этот раз неприятного запаха не заметил – платоновка пошла мягко и приятно согревала внутренности.

«Пора спать».

Он разделся до трусов и нырнул под одеяло. Сон настиг незамедлительно. Хотя до самого отключения сознания крутилась мысль, что мир не заслуживает доверия.

ГЛАВА X. Мед и ложка

41.

Василиса лежала, в блаженстве рассматривая кусок чистого голубого неба, ограниченный неряшливо выкрашенной рамой старого окна. Настроение у нее было такое же прозрачное и безмятежное. Или даже лучше, ведь облака иногда пачкались черными кляксами пролетающих птиц, а на душе – ни пятнышка.

Пока Костылев богатырски храпел, раскинув руки, словно крылья, она уютно примостилась рядом, положив голову ему на грудь.

Мир внезапно поменялся – и падающая полка перестала бесить, и выцветшие обои не нервировали, и в целом дышалось легче. Василиса любовалась мужем, без бороды выглядевшим на двадцать лет моложе. Кто бы мог предположить, что трезвый и выбритый инвалид окажется столь обаятельным и обходительным?

Затрезвонил будильник. Костыль громко хрюкнул, но и не подумал просыпаться. Василиса ласково толкнула его в бок.

– Толя, вставай, – позвала она негромко. – На работу пора.

– Уже иду, – пробормотал он, покрепче заворачиваясь в простыню.

– Опоздаешь, – не сдавалась она.

– Я директор, – пробурчал Костыль, не открывая глаза. – Начальство не опаздывает, оно задерживается.

– Твоих остолопов нельзя оставлять без присмотра.

– Это да, – согласился он, окончательно проснувшись и потягиваясь. – Отчебучат, мало не покажется.

– Хорошо, – разрешила Василиса. – Еще поваляйся, а я завтрак разогрею.

Она выскользнула из-под теплого одеяла и убежала на кухню, откуда вскоре приполз аромат жареного мяса. Костыль почувствовал зверский голод, не совместимый со сном, почесал пузо и решил вставать. Он прикрепил деревянный протез, размял здоровую ногу и похромал на кухню, запахи из которой становились невыносимо вкусными.

– Невозможно! – он уселся за стол, наблюдая за улыбающейся Василисой. – Ты меня перекармливаешь, нельзя так наедаться с утра. Потом никакого рабочего настроения.

– А ты не жадничай, ешь по чуть-чуть.

– Не получается, оно такое вкусное.

– Наглая лесть, – светясь и улыбаясь, она поставила на стол тарелку и теперь сидела, подперев щеки руками и любуясь жующим Костылем.

Последний месяц воспринимался ею как второй медовый, особенно с учетом, что первого не случилось вовсе – Толик тогда ушел в запой. Оказалось, это его обычное времяпрепровождение.

– Толь, а если мы ремонт сделаем? Обои обтрепались, умывальник треснул…

Она замерла, готовясь к тому, что Костыль выйдет из себя, как делал в прошлые разы после аналогичных вопросов. Однако сегодня сценарий изменился.

– А почему бы и нет? Своих охламонов подряжу, сработают по высшему разряду!

– Смогут ли? – усомнилась она, не доверяя компании, способной лишь на одно осмысленное действие – игру в домино под соответствующие горячительные напитки, с криками и раздражающим хохотом, врывающимся в форточку посреди ночи.

– Обижаешь. Конечно, смогут, – заверил Костыль, обгрызая мясо с кости. – Только за ними нужен глаз да глаз. На следующей неделе зарплату получим и приступим.

– Я ж не говорю, прям так сразу, – удивленная неожиданной сговорчивостью мужа Василиса вспомнила все, чего ей не хватало в жизни, и теперь пыталась расставить приоритеты. Ремонт в списке желаний быстро опустился на шестое-седьмое место. От обилия перспектив она выпала из реальности и унеслась в приятные мечтания.

– Как скажешь, – беззаботно ответил Костылев, продолжая интенсивно двигать челюстями. – Любой каприз в любое время.

Василиса временно отложила свои метания и вернулась из фантазий. Костыль доел, вытер рот салфеткой.

– Мне пора, – он отрыгнул, умылся и снял с вешалки костюм, заблаговременно выглаженный с вечера.

Одевшись, он встал перед зеркалом и внимательно изучил себя, поворачиваясь то одной стороной, то другой.

– Солидно выглядит? – спросил он.

– Шикарно, не то слово!

– Как по мне, слишком официально, – усомнился Костыль. – Мужики не поймут.