Край

– Тогда где он?

– Не знаю, – пожала она плечами. – Сообщил, что уходит. И ушел.

«Хоть что-то хорошее, – подумал он, – А там свято место пусто не будет».

Лизка отвернулась к плите, где вот-вот грозился закипеть чайник, и Платон беспрепятственно рассматривал ее спину, жалея, что в свое время упустил шанс.

– Лиза, – вкрадчиво начал он, стараясь звучать беззаботно и ненавязчиво. – Тебе необходимо отдохнуть. Если будешь сидеть и горевать, с ума сойдешь от тоски.

– Знаешь, я запуталась. Мне и хочется, и не хочется одновременно, – вздохнула она. – Не понимаю, что произошло. Скажи, что с ним случилось, какая муха укусила? Какая вожжа под хвост попала?

– Не имею понятия.

Даже отсутствующий Тальберг умудрялся все портить.

– Расскажи, – потребовала Лизка. – За что его от работы отстранил? Из мести?

– Какая месть! Что ты говоришь?! Не отстранял я его! – заверил Платон, на ходу сочиняя убедительное оправдание. – Его группе министерство новые задачи поставило, а он не захотел выполнять распоряжения. Ты же знаешь, он сдержаться не может, всегда в лицо правду говорит. Рассказывал про ущемление прав. Глупость, но мог бы потерпеть, промолчать, мы бы потом нашли выход, а он грудью на амбразуру полез.

Лизка поверила. Тальберг не терпел, когда задевали по рабочим вопросам, но в других областях позволял из себя веревки вить и покорно принимал любые нововведения, полагая их чепухой, борьба с которой не стоит нервов и потраченного времени.

– Считаю, тебе надо развеяться, – Платон надеялся, что вопрос с отстранением Тальберга снят с повестки дня, – обязательно нужно сходить куда-нибудь, избавиться от напряжения.

Лизка продолжала задумчиво сидеть, подперев рукой подборок.

– А давай сходим в ресто… – он запнулся, в Лоскутовке отродясь ресторанов не водилось, – …в кафешку, например, «У Тамары». Отличное заведение, я несколько раз бывал. Бизнес-ланчи, партнеры…

Платон сглотнул. Эти разы он оказывался там с Маринкой, его туда и затянувшей. Он уже не ориентировался в местных забегаловках, которые то открывались, то закрывались, то меняли вывески трижды в год.

– Знаешь, – Лизке идея повеселиться показалась неуместной. – Что-то я…

– Тебе это необходимо, – перебил Платон, пока она не успела отказаться. – Посидишь, расслабишься. Ты когда последний раз общественные места посещала?

– Давно, – призналась она.

– Видишь! – обрадовался он, ничуть не удивляясь ответу, потому что хорошо знал Тальберга. – Для тебя это жизненная потребность!

В Лизке боролись необходимость страдать по сбежавшему Димке и желание послать весь мир к черту и уйти в загул.

– А чего я? – завелась она. – Он где-то три недели шатается, пока я тут от хандры вешаюсь, переживаю, куда он пропал, будто мне больше всех надо.

– Вот! – Платон обрадовался еще сильнее. – Я об этом и твержу! Чтобы надолго не откладывать, давай в следующую пятницу на шесть вечера. Я за тобой заеду, будь готова.

Настроение улучшилось, хотя мысль о Маринке мешала воспринимать жизнь во всей красе.

«Придумаем что-нибудь, – решил он, откладывая эту проблему на дальнюю полку, – только б Лизка не проболталась.

39.

Случилось непредвиденное.

Сначала Саня решил, что ему показалось из-за усталости, но вскоре стало очевидным: Край активно сопротивляется разрушению, регенерируя все стремительней.

Саня брал с собой секундомер и засекал время между началом реза и восстановлением поверхности, фиксируя результаты в Лерину тетрадку. Лера нарисовала на каждой странице по закорючке и объявила, что тетрадь закончилась и нужна новая. Он сказал, что кое-кто просто нуждается в целительных подзатыльниках.

Столбик непрерывно уменьшающихся цифр наглядно демонстрировал негативную прогрессию. Апогеем стал отрез, который даже закончить не смогли – на последних сантиметрах стена словно моргнула и мгновенно восстановилась, спустив в трубу час труда.

– Делайте куски меньше, – раздраженно приказал Платон, разглядывая записи в тетради, сделанные поверх страшненького голубого животного – это Лера пыталась изобразить любимую игрушку, но зайца в картинке выдавало только наличие длинных ушей.

– Но так невозможно продолжать бесконечно!

– Не нервируй. Я сегодня не в духе.

– Но… – Саня замолчал, решив не испытывать судьбу.

– Не знаю. Увеличьте мощность, например. Прояви фантазию, придумай что-то. Ты руководитель группы, тебе деньги платят за идеи. Я не собираюсь за вас работать! Совсем обленились.

По расчетам выходило, что существующими темпами через четыре дня они в принципе не будут успевать резать. В качестве единственного выхода виделась добыча пыли непосредственно на месте – вести лучом параллельные линии, подбирая осыпающиеся крупицы краенита. Ненужный более концентратор сняли. Саня огорчился, вспоминая, сколько усилий на его разработку потратила Устрицына.

В новом режиме вывозили на раскопки обе установки. Перед уходом братья Трофимовы пристроили небольшой привод, обеспечивавший медленное автоматическое перемещение луча. Нужда в сосредоточенном верчении маятников отпала, и у Сани освободилось время. Теперь он отсиживался на раскладном стульчике, смотрел в упор на черную стену и воспроизводил в памяти попытку насильно поцеловать Ольгу. Неприятные воспоминания всплывали самостоятельно без всякой на то его воли, а при малейшем скачке атмосферного давления болела травмированная рука. Каждый раз передергивало, становилось скверно на душе и хотелось выть волком.

Он окончательно запутался, когда «нет» означает «да». Ольга, очевидно, про Платонову концепцию взаимоотношения полов не слыхала.

Во-вторых, чем дольше он просиживал штаны, уставившись в переливающуюся черноту, тем навязчивее становилась мысль, что Край – живой и осознанно защищается от повреждений. А ускорение зарастания – это что-то вроде формирования иммунитета против паразитов, коими они и являются.

Саню разбирало любопытство, не посещают ли Плотникова подобные мрачные мысли? Семен восседал на валуне с непроницаемым лицом, будто вытесанным из камня, и догадаться, что происходит у него внутри, не представлялось возможным.

Едва Саня вошел в транс и начал плавно раскачиваться, как послышался шум колес, шуршащих по каменистому грунту. Он оглянулся и увидел приближающийся серый микроавтобус без особых опознавательных знаков, окромя напрочь оторванного левого бокового зеркала.

– Этого еще не хватало.

Саня напрягся, гадая, кого принесла нелегкая. В институтском автопарке таких «зверей» не водилось. Транспорт натужно ревел – даже дорога сопротивлялась движению. Наконец, с громким визгом тормозов серая «буханка» остановилась в десятке метров от площадки.

– Чем занимаетесь? – гневно крикнул низкий мужской голос и добавил, обращаясь к кому-то в автобусе. – Я же говорил, они продолжают издеваться над Краем. А Кольцов ваш врет для успокоения бдительности. Ему доверять нельзя.

Хозяином голоса оказался бородатый краепоклонник, настойчиво маячивший под стенами НИИ с меняющимися плакатами.

– Объяснитесь, что вы тут делаете и по какому праву, – потребовал он, подходя к Сане. Вместе с ним шли еще два или три человека, в которых без труда опознавались журналисты.

– Это внутреннее дело министерства обороны. Все вопросы – к руководству.

– Представьтесь, пожалуйста!

– Я не обязан.

Саня догадывался, что спокойной добыче скоро придет конец.

– Вы записывайте, записывайте, – обращался к репортерам бородач, передвигаясь в облаке резкого запаха пота и являясь его эпицентром. – А еще лучше, снимайте. Пусть все узнают, как нас за нос водят и нагло врут.