Край

Платон рухнул в мухинское кресло. В центре на многое закрывали глаза, если это проходило тихо и незаметно, но в случае сильного общественного резонанса могли и показательную порку устроить. Надо держать ухо востро и чувствительней любого флюгера определять направление ветра.

Пришел Костылев, принес отчет, подписанный Пеплом.

– Вот бумажки, как просили.

Цифры в таблицах свидетельствовали о резко возросшей рентабельности.

– Мы на экспорт работаем, – пояснил Костыль.

– Куда? – у Платона отвалилась челюсть.

– В соседний район возим. Гребут платоновку, то есть «золото», мама не горюй.

– А, в этом смысле…

Костылев отсалютовал и удалился.

Платон провел день, не меняя позы и почти не шевелясь. Дважды в кабинет заглянула Наталья – сначала она собиралась полить цветы:

– Ой, мне показалось, вы на обеденном перерыве. Думаю, пока вас нет…

Флору на подоконнике она все-таки опрыскала из пульверизатора.

Повторно она зашла, чтобы сообщить, что уже поздно, и ушла. Платон рассеянно кивнул.

Из института вышел глубоким вечером. Оглядел безлюдные улицы в поисках служебного автомобиля. На глаза попался замызганный попрошайка, сидевший на перевернутом деревянном ящике и просивший милостыню. Он закутался в плащ с длинными, лежащими в дорожной пыли полами и непрерывно жевал, посматривая на прохожих из-под дырявой шляпы с огромными полями – Платон последний раз видел такую в далеком детстве на фотографиях прабабушки.

– Эй, – крикнул он. – Давай отсюда, бегом. Не нужно сидеть под институтом. Охрану позову, она тебя живо в два счета вытолкает!

– Сейчас-сейчас, – раздалось в ответ. – Ухожу. Не хочу доставлять неприятностей.

Попрошайка резво вскочил, схватил картонный коробок с миской для монет, и поковылял прочь, опираясь на странную палку, заточенную с нижнего конца.

– Чтобы тебя здесь не видел, – крикнул вслед удовлетворенный Платон. – Расплодилось бездельников, шагу ступить некуда.

Он повернулся и направился к автомобилю. Шел он неспешным шагом важного начальника, обдумывая, чем занять остаток вечера. Подойдя к машине, склонился над задней дверцей и вздрогнул от крика водителя, перепугано глядевшего за спину Платона:

– Берегись!

Он заметил в отражении перекошенное лицо подбегающего к нему сзади нищего, внезапно оказавшегося резвым малым.

– Что за…

Он вовремя отпрыгнул. Заточенная палка промахнулась и, чиркнув по бронированному стеклу, выскользнула из рук попрошайки и с деревянным стуком покатилась по асфальту.

– Сволочь! – закричал Платон. – Умом тронулся?! Я же тебя в тюряге сгною!

Нищий побежал к палке, похожей на кол, намереваясь закончить начатое. В планы Платона увеличение количества отверстий в организме не входило, поэтому он бросился следом и с размаху пнул ногой обидчика, тянувшегося к оружию.

Оба рухнули наземь, и Платон услышал, как порвался пиджак, и онемело плечо, на которое приземлился.

– Сдохни! – прохрипел нищий, пока Платон удерживал его подальше от палки.

К счастью, из автомобиля выбрался водитель и пришел на помощь, схватив кол и направив на грудь попрошайки. Следом прибежали охранники института, случайно заметившие драку перед крыльцом НИИ и толком не разглядевшие, кто кому «начищает» морду.

– Да это же Платон Иванович! – удивились они, разнимая дерущихся.

Неудавшегося убийцу скрутили в три погибели. Он сдался и перестал сопротивляться, поняв, что план сорвался. Шляпа слетела и укатилась под машину. Возле крыльца лежал ящик с рассыпавшимися монетами.

– Будь ты проклят за деяния свои! Кара падет на тебя! – кричал он, лежа лицом вниз. – Ни одно грешное дело не останется безнаказанным!

Платон тяжело сопел и разглядывал наполовину оторвавшийся рукав.

– Сволочь, пиджак испортил. Мразь. Еще и запонка выскочила. Золотая.

Не сдержался и пнул несостоявшегося убийцу под ребра. Тот охнул от боли, а когда снова смог дышать, продолжил насылать проклятия:

– Не усугубляй вину, дьявольское отродье! Каждый недостойный поступок будет оплачен кровью!

Платон склонился и за волосы оторвал голову от асфальта, чтобы повнимательней рассмотреть грязное лицо, на котором отсутствовали чистые места. Единственным светлым пятном, не покрытым слоем пыли, оставались полные ненависти глаза. Платон прищурился.

– Ба! Какие люди! – узнал он.

Настырный бородатый краепоклонник. Правда, в целях маскировки неопрятные косички были расплетены, и борода казалась еще более отталкивающей.

– Вы его знаете? – удивился водитель, продолжая сжимать палку.

– Да. Один из фанатиков, которые тут целыми днями шумят.

Платон отобрал кол и провел по нему ладонью, чувствуя шершавую царапающуюся поверхность. Он не разбирался в породах древесины, но сейчас был уверен на все сто:

– Осина?

– Разумеется.

Несмотря на испытанный шок, Платон нашел силы для улыбки. Нечасто тебя принимают за вампира.

– Батенька, ты ничего не перепутал? Я по ночам не летаю, кровь не высасываю, жить вечно не собираюсь.

– Нет. Но душа твоя черней смолы.

Домой Платон попал ближе к утру. Он зверски устал и мечтал выспаться после малоприятных часов в милицейском участке, где давал показания по факту происшествия. Зато теперь появился реальный повод для усиления охраны института и площадки добычи краенита.

Не раздеваясь упал на кровать лицом в подушку, намереваясь заснуть. По ощущениям полагалось провалиться в забытье мгновенно, но из-за стресса не спалось вовсе. Мышцы трясло от усталости. Он перевернулся, разделся, распахнул настежь форточку. Все без толку, мозг отказывался погружаться в сон.

Перебрался в кресло. Потянулся к выключателю, но передумал, посчитав темноту более безопасной. Настороженно вытаращился на черноту окна. Возможно, где-то там бродит очередной сумасшедший, желающий закончить проваленное предшественником.

Часы оглушающе тикали. За время, прожитое в этой квартире, он ни разу не замечал, с каким противным клацаньем движется секундная стрелка. Звук словно долбил в темечко, становясь громче с каждым ударом и сводя с ума.