Край

– Бабушка, кто вы и что тут делаете? – выпалил он.

– Сторожу границу меж Явью и Навью, – пояснила старушка. – Пора тебе.

И она быстро взмахнула руками. Саня кубарем покатился восвояси и, кувыркаясь, вывалился из сна прямо на жесткую больничную койку. Он моргнул, прогоняя остатки сновидения. Разглядывая палату, внезапно заметил, что не один, и от неожиданности вздрогнул.

– Митька! – опознал он, успокаиваясь.

– Ага, – подтвердил довольный Однорогов, сидевший в кресле с книгой. – В гости пришел, а ты спишь. Ты так ворочался, я даже разбудить тебя хотел.

– Откуда ты узнал, что я здесь?

– У меня в отделении мать работает.

Саня лег поудобнее, расправив помятую простыню. Он уже устал, и снова тянуло заснуть, но врожденная вежливость не позволяла сделать это при Митьке.

– Ты как? Совсем плохо дело?

– Голова кружится, в теле слабость, – описал ощущения Саня. – Если двигаться, мышцы болят. В общем, бывает и хуже.

– Выздоровеешь, – уверенно пообещал Однорогов. – Мать говорит, тебе теперь надо держаться подальше от Края. Желательно переехать поближе к Средине.

– Куда ж я поеду? – растерялся Саня, пытаясь представить, чем ему заниматься, если он не сможет находиться у Края. Еще и сон вспомнился некстати.

– Не знаю, просто передаю ее слова.

Опять закрывались глаза. Вязкая слабость заполнила тело, словно теплая вода. Хорошо лежать в приятном забытье без забот и хлопот, не заботясь о будущем. Завтра настанет новый день, а проблемы надо решать по мере поступления. Еще бы Однорогов не мешал отдыхать.

– Как остальные? – спросил он для поддержания беседы. – Конь, Лева…

– Они помогать тебе пошли, – сказал Митька, легкомысленно покачивая ногой.

Сон мгновенно вылетел из головы, заботы и хлопоты разом навалились и прижали к кровати.

– Что делать? – напрягся Саня. У Конева понимание слова «помощь» отличалось своеобразием.

– Потрясти хмыря, который твою телку кадрит, – беззаботно пояснил Митька, перелистывая страницы в книге. – Ерунду читаешь, какие-то аборигены, луна-рыбы…

– Где? Как? Какого хмыря? – Саня приподнялся на кровати, едва не задев стойку с капельницей.

– Расслабься, нормально все будет. Они его возле ее дома подкараулят и проведут небольшую разъяснительную беседу по поводу того, как нехорошо чужих девушек уводить.

– Идиоты! Придурки!

– Зачем обзываться? – обиделся Однорогов. – Мы для тебя стараемся по дружбе.

– Я не просил! – закричал Саня и резко понизил голос, испугавшись, что на крик прибежит какая-нибудь медсестра. – Она не моя девушка, мы расстались по обоюдному согласию!

– Мы ж не знали, – оправдывался Митька. – Не переживай, ничего страшного не случится. Припугнут слегка, подумаешь, невелика беда.

Саня выдрал иглу капельницы.

– Ты что делаешь? – испугался Однорогов, откладывая книгу на тумбу. – Тебе нельзя вставать. Тебе совсем напрягаться запрещено. От перенапряжения можно умереть.

Саня попробовал встать, но почувствовал, как потемнело в глазах и подкосились ноги. В таком состоянии он далеко не дойдет, свалится еще на пороге больничной палаты.

– Сюда! – позвал он Однорогова. – Помогать будешь.

– Ни в коем случае! Если мать узнает, она меня…

– Бегом, – скомандовал Саня, не желая выслушивать взывающие к жалости всхлипы. – Переживешь.

Он ухватился за перепуганного Митьку, положив ему на плечи руку.

– Веди!

– Куда?

– Спасать людей от вашей помощи.

– Меня Конь пришибет, если узнает, что я проговорился, – засуетился Однорогов. – Ты не должен был знать.

– Пошли, потом поплачешься.

Вышли из палаты. Предстояло самое сложное – выбраться из больницы, не встретив любопытной медсестры. Им почти удалось, но у входа их заметила врач из приемного отделения.

– Куда вы намылились так поздно? – спросила она грозно.

– Воздухом свежим подышать, – сказал Саня.

– А не поздновато ли для прогулок?

Митька прибегнул к железобетонному аргументу:

– Мама разрешила. Елена Владимировна Однорогова, которая заведующая отделением.

– Да? – врач посмотрела на них с недоверием. – Ты ее сын?

– Мы чуть-чуть посидим на улице и назад вернемся, – пообещал Митька, надеясь, что никому не захочется выяснить, действительно ли им позволили покинуть здание.

Саня, в свою очередь, из последних сил изображал твердо стоящего на ногах человека, которому безумно хорошо и для счастья не хватает только свежего воздуха.

– Ладно, идите, – разрешила женщина. – Учтите, вернуться нужно до двадцати одного ноль-ноль.

– Обязательно, – пообещал Саня и, собрав остатки сил, поковылял к выходу. Митька поспешил следом, мысленно проклиная друга за то, что теперь достанется и от Коня, и от матери.

48.

Тоцкий мысленно разыгрывал будущую беседу с всевозможными вариациями. В его воображении Барашкова представала то слишком умной и рассудительной девушкой, со зрелостью взрослого воспринимающей логические доводы, то ветреной и взбалмошной девчушкой, напрашивающейся на хорошую порку отцовским ремнем.