Поздняя весна. Повести и рассказы

– Я смотрю, вы отрастили волосы…

– Я их не отращивал! – Рассмеялся Милан. – Сами выросли.

– Не хотите ли постричься? – Поинтересовалась я.

Милан замялся и выдал:

– Я не против, но это надо ехать в салон…

– Одевайтесь! – Скомандовала я. – Едем!

– Туда нужно сначала записаться, – запротестовал Милан, – и надо знать, что ты хочешь…

– Разве вы не знаете, что хотите? – Съехидничала я. – Вы капризная девушка, да, Милан?

Он рассмеялся и погрозил мне пальцем. Я сказала, что жду его, одетого, внизу и отправилась в прихожую.

Подкрашивая у зеркала губы, я вслушивалась в сопение Яромира, раздумывая, будить его или нет. Мои сомнения неожиданно разрешились в пользу первого.

Я услышала приближающиеся лёгкие шаги Милана и повернула голову в сторону лестницы. Очень вовремя я это сделала, потому что Милан неожиданно побледнел и начал заваливаться набок. Он стоял почти на самом верху лестницы, и если бы упал с неё… Даже не хочу об этом думать!

Бросив на пол всё, что было у меня в руках – косметичку и открытий блеск для губ, я кинулась вверх по ступенькам навстречу Милану и успела подхватить, не дав ему пересчитать ступени своим костлявым телом. Дробный стук моих резвых копыт по деревянной лестнице разбудил Яромира, и он, сразу поняв, что происходит что-то неладное, молниеносно взбежал наверх, где мы с Миланом стояли, застыв в вынужденных неразрывных объятьях.

Оказавшись рядом с нами, Ярек легко подхватил Милана на руки и отнёс на диван в гостиной. Я побежала дальше наверх, в его спальню за своим медицинским чемоданчиком.

Тонометр показал, что у Милана довольно резко упало давление. Показатели были низкими, но не смертельными. Видимо, дни, проведённые безвылазно в комнате, и последующая непривычная физическая активность сделали своё дело.

Я попросила Яромира сварить кофе и сделать бутерброд для Милана. Тот не сопротивлялся нашим заботам. Ему стало заметно лучше, и он с аппетитом ел свой «завтрак» около четырёх часов дня.

Покончив с едой, Милан заявил, что, наверное, будет правильнее никуда сегодня не ходить, но мы с Яромиром были непреклонны, и ему пришлось подчиниться. Вызывая машину, он посматривал на нас искоса, словно надеясь на нашу милость, ну, или, в крайнем случае, собственный побег.

Мы не дали Милану ни единого шанса. Окружив его с двух сторон, мы усиленно развлекали нашего друга приятной беседой, отделаться от которой не было никакой возможности.

Глава 7

Перешучиваясь и пересмеиваясь, мы буквально тащили Милана под руки по садовой дорожке к машине. Блистая остроумием, мы не дали сказать ему ни одного слова и в итоге приехали совсем не в тот салон, в который собирался попасть Милан.

Это был любимый салон Яромира, куда ходили, в основном, спортсмены всех мастей. Его интерьер оформлен соответствующим образом: светильники в виде футбольных-волейбольных-баскетбольных мячей, по стенам подсвеченные фотографии лучших спортсменов мира и Словении, пуфы в виде хоккейных шайб. Ярека, судя по тому, как нас встретили мастера и администраторы, там хорошо знали и любили. Друг-футболист сам выбрал для Милана стрижку в каталоге, потому что моему кровному брату и благодетелю было уже всё равно, как стричься – так мы его достали своими заботами.

Из оцепенения он вышел только тогда, когда мастер закончил своё дело. Стрижка получилась изумительной: модная и стильная, она очень шла Милану, правда при этом была очень короткой и до ужаса спортивной и молодёжной.

– Это что?! – Грозно спросил Милан, указывая на себя в зеркало.

Мастер, седоватый, пожилой араб схватил каталог и принялся доказывать Милану, что сделал всё, как его просили.

– Кто просил?! – Бушевал Милан. – Я просил?

Мастер смутился и опустил глаза.

– Милан, ты классно выглядишь! – Принялся успокаивать его Яромир. – Все девчонки будут твои!

Тут Яромир ойкнул и покраснел, потому что я легонько пнула его в мускулистый зад. Милан сидел в кресле, ошарашенно переводя взгляд с меня на своего друга и обратно. Видимо, наш контрастный вид – до предела смущённый Ярека и до крайности деланно бодрый мой – насмешил его, и Милан принялся истерически хохотать, чем ещё больше смутил, и даже напугал мастера.

Позднее парикмахер высшего класса Кадир Экрами признался Яреку, что подумал в тот день, будто я его сестра, а Милан – наш общий, не вполне вменяемый родственник. Он искренне посочувствовал Яреку: молодой, успешный спортсмен, красавец и добряк, а сестра совершенно отбилась от рук, дерётся, вдобавок ненормальный брат капризничает. Узнав, кого он стриг на самом деле, мастер едва не лишился дара речи во второй раз.

– Вам очень идёт эта стрижка, Милан, – сообщила я, когда мой кровный брат, наконец, отсмеялся. – Яромир знал, что выбрать. У него прекрасный вкус, – подлизывалась я, пытаясь загладить неловкость от поджопника, отвешенного при всём честном народе спортивной знаменитости.

– Ладно. Обратно уже всё равно не вернёшь… Пойдёмте! – Резюмировал Милан.

Он расплатился и оставил мастеру щедрые чаевые, видимо, как компенсацию за моральный ущерб от своей не в меру экспрессивной реакции.

После мы поехали в другой салон, в котором из беспорядочной растительности на лице Милана сделали аккуратные усики и бородку-эспаньолку. Он стал похож на испанского гранда, только очень светлого.

Как ни странно, приключение со сменой имиджа развеселило Милана, и его весёлость легко и быстро передалась мне и Яромиру. Мы оба были несказанно рады видеть его таким. Думаю, особенно рад был Яромир, который вот уже десять дней наблюдал Милана пассивным и измождённым. Мы гуляли по дорожкам парка Тиволи, и оба они веселились, как дети.

После мы ужинали втроём в милом ресторанчике в Старом городе, и Милан порадовал меня и Ярека отменным аппетитом. К нам неоднократно подходили разные люди с просьбой дать автограф. Чаще, конечно, к Яромиру. Среди его поклонников было больше молодёжи, особенно парней, а среди наших с Миланом – женщин предпенсионного возраста. Многие поначалу не узнавали Милана из-за его нового имиджа, а, узнав, делали ему комплименты.

Находились и те, кто принимался сочувствовать Милану из-за предстоящего развода. Видимо, сведения о его семейной ситуации успели просочиться в жёлтую прессу. Милан реагировал на удивление спокойно в отличие от Яромира, который моментально свирепел и готов был броситься в атаку.

Ближе к полуночи мужчины неожиданно вспомнили, что я у них, оказывается, с дороги и, должно быть, невероятно устала. В ответ я только рассмеялась, потому как под воздействием волны новых впечатлений уже не чувствовала никакой усталости. Да, и годы медицинской практики с её суточными дежурствами закалили меня до состояния медного гвоздя. Тем не менее, они решили, что нам пора домой, и мы дружно туда отправились.

В гостиной нас поджидал Иван. Он сидел на диване перед телевизором, закинув ногу на ногу, и бесцельно щёлкал пультом по каналам.

– Явились? – Равнодушно поинтересовался он. – О, дядька, ты постригся? Тебе идёт! Я уж думал, вы всё, с концами ушли. Только к утру вернётесь, как все нормальные люди.

– Такие, как ты? – Спросил Яромир насмешливо.

– Ну, да, хотя бы, как я. Давайте в клуб как-нибудь сходим, что ли, затусим.

– Мы собираемся завтра пойти в театр, – сообщил Милан. – Яничка очень хочет сходить. Давно там не была.

При слове «театр» лицо Ивана скривилось.

– Подумаешь, в театр! Яничка намедни в монастырь собиралась. Вот, где настоящая скукота! А, вы – «театр»! Мелко плаваете!

При упоминании о монастыре я опустила глаза, а Яромир густо покраснел, и Милан заподозрил неладное. Он обвёл внимательным взглядом нас всех троих и произнёс примирительно:

– В монастырь ещё успеем. Завтра – в театр!

– А послезавтра можно пойти в клуб, – вклинилась я. – Должна же я гульнуть напоследок, перед уходом в монастырь!

Никто не засмеялся моей шутке. На лицах Ивана, Яромира и Милана застыло совершенно одинаковое тревожное выражение. Я пожала плечами и отправилась наверх, в свою комнату. Какая-то добрая душа уже позаботилась о том, чтобы доставить туда мой багаж. Видимо, Иван постарался в наше отсутствие. Чемодан и сумка Яромира по-прежнему красовались в гостиной.

Поднимаясь по лестнице, я услышала за своей спиной звук, подозрительно напоминающий шлепок от поджопника. Сдавленное ругательство подсказало, кто и кому его отвесил.

Бедный зад Ярека! Доколе ему ещё страдать из-за бестактности хозяина?

У себя в комнате я помыла руки, разложила и развесила по шкафам свои вещи, приняла душ и переоделась в длинное домашнее платье из мягкого, тёмно-синего трикотажа в мелкий белый цветочек. Эти хлопоты навели меня на мысль о том, что мне не в чем завтра идти в театр. Надо бы днём пробежаться по магазинам.