Преступление отца Амаро

– Не беспокойся, голубушка, – сказала дона Жозефа. – Я сама провожу тебя домой. Мы даже все пойдем вместе.

– Одним словом, устроится пелая процессия, – проворчал каноник, чистя себе грушу, но вдруг опустил нож и провел рукою по животу:

– Знаете, я тоже чувствую себя что-то неважно…

– Что с вами? Что о?

– Боли начались. Но ничего, теперь уже прошло.

Дона Жозефа испуганно попросила брата не есть груши. Последний раз у: него начались боли именно от фруктов.

Но каноник не послушался и откусил кусок груши.

– Ничего, ничего, прошло, – проворчал он.

– Это от симпатии к вашей мамаше, – прошептал Амаро на ухо Амелии.

Каноник отодвинулся вдруг от стола и скрючился весь на-бок.

– Ох, как больно! Иисусе Христе! Ох, чорт возьми, ох, проклятие! Умираю, умираю.

Все всполошились. Дона Жозефа провела его под руку в спальню, крикнув прислуге, чтобы сбегала за доктором. Амелия поспешила в кухню нагреть фланель для живота больного. Но фланели нигде не находилось. Гертруда растерянно натыкалась на мебель, ища свой платок, чтобы бежать за врачом.

– Ступайте же без платка, глупая! – крикнул Амаро.

Девушка убежала. Каноник кричал и стонал от боли.

Амаро серьезно испугался и пошел к нему в комнату. Дона Жозефа стояла на коленях перед изображением Скорбящей Божией Матери и шептала молитвы в отчаянии, а бедный отец-наставник лежал на животе поперек кровати и кусал подушку от боли.

– Но теперь не время молиться, сеньора, – строго сказал отец Амаро. – Надо помочь больному чем-нибудь. Что вы делаете, обыкновенно, в подобных случаях?

– Ах, падре, что тут делать? Ничего не помогает, – захныкала старуха. – Эти боли приходят у него неожиданно и длятся несколько минут. Тут ничего и не успеешь сделать! Иногда ему помогает линовый чай. Но, к несчастью, сегодня нет дома и этого. Ах, Господи!

Амаро побежал домой за липовым чаем и скоро вернулся в сопровождении Дионизии, которая пришла предложить своя услуги.

Но канонику сделалось, к счастью, много лучше сразу.

– Спасибо, спасибо, падре, – сказала дона Жозефа. – Прекрасный чай. Как вы добры! Он, наверно, уснет теперь; это бывает у него всегда после приступа боли. А я посижу у его кровати, уж вы меня извините… Этот раз было хуже обыкновенного… А все от фруктов прокл… – Она в ужасе удержалась от скверного слова. – Все от плодов Господних. На то Его святая воля… Так вы не обидитесь на меня, неправда-ли?

Амелия осталась в столовой одна с отцом Амаро. В глазах обоих сейчас-же вспыхнуло желание броситься друг другу в объятия, но дверь была открыта, и в соседней комнате слышались шаги старухи. Отец Амаро заговорил тогда громко:

– Бедный отец-наставник! Как он настрадался!

– Это случается с ним каждые три месяца, – ответила Амелия. – Мама говорила мне еще третьего дня: я боюсь, как-бы у сеньора каноника не появились опять боли на-днях…

Священник вздохнул.

– Бедный я! Обо мне никто так не думает, – прошептал он.

Амелия поглядела на него долгим, нежным взором.

– Зачем вы говорите так?

Они чуть было не пожали друг другу руки через стол; но дона Жозефа вошла в столовую, закутанная в шаль. Каноник уснул, а она была так утомлена, что еле держалась на ногах. Ох, уж эти потрясения! Она поставила две свечи Святому Иоакиму и дала обет Божией Матери, уже второй за этот год…

– Небо всегда услышит молитвы искренно верующих людей, сеньора, – сказал льстивым голосом Амаро.

Большие стенные часы гулко пробили восемь. Амелия снова высказала беспокойство по поводу здоровья матери. Кроме того, становилось очень поздно.

– Да, и дождь начался, когда я ходил домой, – сказал Амаро.

Амелия испуганно заглянула в окно. Троттуар перед домом был, действительно, совсем мокрый, и небо было пасмурно.

Дона Жозефа высказала сожаление, что не может проводить Амелию сама. Гертруда ушла за доктором и еще не вернулась. Очевидно, доктора не было дома, и она бегала по городу, розыскивая его.

Священник предложил тогда, чтобы Амелию проводила Дионизия, пришедшая с ним вместе и дожидавшаяся на кухне. До дому сеньоры Жоаннеры было два шага. Он сам мот дойти с ними до площади. Но надо было поторопиться, потому что дождь становился все сильнее.

Дона Жозефа принесла зонтик для Амелии и неоднократно повторила, чтобы она рассказала все матери.

– Скажи ей, – крикнула она еще вслед девушке с площадки лестницы: – что мы сделали все, что могли, но боль прошла очень быстро и сама.

– Хорошо, скажу. Прощайте.

На улице шел сильный дождь. Амелия предложила переждать его, но священник схватил ее за руку и заторопил.

– Не стоит ждать. Все равно не скоро перейдет.

Они отправились по пустынной улице оба под одним зонтиком; Дионизия скромно шла рядом, закутавшись с головою в платок. Все окна были темны. Вода шумела в водостоках.

– Божие, какая ночь! – прошептала Амелия. – Я боюсь, как-бы мое платье не испортилось под дождем.

Они шли теперь по улице Созас.

– Это не дождь, а целый ливень, – сказал Амаро. – Не лучше-ли нам зайти во двор моего дома и переждать минуту?

– Нет, нет, – взмолилась Амелия испуганно.

– Глупости, – возразил Амаро нетерпеливо. – Ваше платье испортится от дождя. Зайдемте на минутку. Вон с той стороны небо уже светлеет. Дождь пройдет скоро. Полно, глупости. Мамаша, наверно, рассердилась-бы – и вполне справедливо – если бы вы промокли.

– Нет, нет, я не хочу.

Но Амаро остановился, быстро открыл дверь и втолкнул Амелию в подворотню.

– Пустяки, через минуту перестанет.

Они остались стоять в темной подворотне, глядя на потоки воды, блестевшей при свете фонаря против дома. Амелия находилась в каком-то странном оцепенении. Мрак и тишина пугали ее, но она испытывала наслаждение, стоя в темноте рядом с Амаро. Ее инстинктивно влекло к нему, и она то прижималась к его плечу, то беспокойно отступала, пугаясь его взволнованного, порывистого дыхания. Позади них лестница вела наверх в комнату Амаро, и Амелии страстно хотелось пойти посмотреть его обстановку. Ее очень смущало присутствие молча стоявшей у двери Дионизии, и, несмотря на это, она ежеминутно поглядывала на нее искоса, боясь, как-бы та не исчезла во мраке.

Амаро стал постукивать ногами по земле и потирать руки от холода.