Не разбавляя

Тане десять лет, а ее принимают за семилетнюю, такой она заморыш.

Таня вспоминает случайную встречу два дня назад, и поток слез усиливается, уже подушка под щекой мокрая. Она идет с мамой и Наташкой по улице. Навстречу им, улыбаясь, идет незнакомая некрасивая женщина. Нос у нее расплылся по всему лицу, даже на щеки залез, глаза маленькие, хитрые, и рот как щель. На лягушку похожа, сразу решила Таня, и отвернулась.

– Алевтина Григорьена, здравствуйте! – запела лягушка. – Сколько лет, сколько зим. Я так рада вас видеть. И какая же дочь у вас красавица, очень и очень похожа на Вас.

И она, улыбаясь, погладила своей лягушечьей лапой Наташу по голове.

– Это не дочь, это племянница, – сухо ответила мама. – А дочка моя вот, справа стоит.

Лягушка повернулась в Танину сторону, пошевелила своими лягушечьими губами.

Только скажи что-нибудь плохое, думала Таня. Я сейчас как разбегусь и толкну тебя головой в живот.

Таня лежит, плачет, у нее жар, губы растрескались до крови, она представляет себе, как разбегается и толкает ненавистную тетку головой. Голова проваливается в живот, всё глубже и глубже. Тане становится душно, она не может вздохнуть, ловит ртом воздух, раскрывает глаза. Нет никакой тетки и ее живота, она лежит в постели, только мушки вьются вокруг нее, желтые, как пятно света на одеяле.

Тане удается вдохнуть, она глотает слюну, и боль в горле вгрызается в нее с новой силой.

Мама, думает Таня, я тебя люблю. Мама, это ничего, что я не в вашу породу, я вырасту и изменюсь. Я покрашу волосы в такой же, как у тебя цвет.

– Дааа, – говорит лягушка, – да, эта точно не в вашу породу.

Наташа тянет Таню за руку, и они отходят от взрослых на несколько шагов.

– Дура она, жаба настоящая, – шепчет Тане Наташка. – Ты тоже красивая. Ну и что, что ты похожа на бабушку. Бабушка добрая, я ее очень люблю, и тебя тоже люблю.

Таня смотрит в Наташкино серьезное лицо, в ее темные, как у Таниной мамы глаза. Конечно, Наташкина любовь это совсем не то, что мамина, но всё же хорошо, что у нее, у Тани, есть такая сестра. Пусть Наташка похожа на свою мать, но той на это трижды наплевать: они с мужем, Наташкиным отчимом, любят пропустить рюмочку, погулять в компании, и Наташка для них обуза. Они часто оставляют ее у бабушки Любы. У бабушки Любы два сына женились на сестрах, Алевтине и Антонине. Только Танины мама и папа живут дружно, а Наташкины разошлись.

Алевтина, Танина мама, жалеет Наташку и всегда говорит Тане:

– Мы с тобой, как с писаной торбой носимся, а Наташе там одни тычки достаются.

И Таня согласна с мамой, пусть мама любит Наташу, но и ее, Таню, пусть тоже любит и не попрекает ее маленьким ростом и светлыми глазами. Разве может человек быть виноват в том, что он родился со светлыми глазами?

Таня хочет перевернуться, ей противно лежать на мокрой подушке, но ей удается только слегка пошевелить ногами. Она смотрит на одеяло и видит, что прямоугольник света на нем погас: значит, папа и мама легли спать, и ей, Тане, придется одной всю ночь бороться с жаром и с болью в горле.

Таня дышит часто, тяжело хрипит, слушает, как тикают часы. Забывается тяжелым сном. Она чувствует, как мама щупает ей лоб, меняет компресс на голове, но ей так плохо, что она не открывает глаз.

Когда Таня приходит в себя, в комнате светло. Перед Таниной кроватью стоит их участковый педиатр, Нина Алексеевна и говорит:

– Танечка, открой, пожалуйста, рот, я хочу посмотреть твое горло.

Таня мотает головой из стороны в сторону, но взрослые настойчивы. Мама приподнимает Таню, а Нина Алексеевна кладет холодную металлическую лопатку Тане на язык, больно смотрит горло.

– Она мороженого вчера наелась, – мама не может простить Тане это мороженое

– Ну, причем тут мороженое? Мороженое тут совершенно не причем.

Нина Алексеевна тоже сердится, только на маму.

– У вашей дочки дифтерит[1 - Действие в рассказе происходит в те времена, когда прививки КДС (от коклюша, дифтерита и столбняка) детям не делали.], понимаете вы это? Дифтерит! У нас в городе сейчас эпидемия дифтерита. Ее надо немедленно госпитализировать. Еще вчера надо было. Почему вы скорую не вызвали? Ребенок в таком тяжелом состоянии.

Мама смотрит на врача круглыми испуганными глазами, спрашивает с отчаянием в голосе:

– Это опасно?

Нина Алексеевна переводит взгляд на Таню, видит Танин взгляд, устремленный на нее, и останавливается, не произносит вслух то, что готово было сорваться с языка.

– Сейчас я напишу вам записку, пойдете в больницу, в инфекционное отделение, и за вами приедет машина. А я сделаю девочке противодифтерийную сыворотку.

Таня боится уколов, но сейчас ей так плохо, что она не сопротивляется.

Приходит машина скорой помощи и Таню забирают в больницу.

Через два дня тяжелого жара ей становится легче, и ее приходят навестить мама и папа. Им разрешили на две минуты заглянуть в палату, где лежит их дочка.

Таня лежит на кровати, бледная, худая, но радостная.

Хорошо, что я не умерла, думает она. А могла бы. Вон как мама испугалась, когда услышала про дифтерит. Я осталась живая и всегда буду счастливой, и пусть мама любит Наташку больше, чем меня. Меня она тоже любит, теперь я это точно знаю.

И она улыбается вошедшим.

Мачеха

Ночь. Высоко на небе блестят звезды. Исчез в темноте противоположный берег небольшого протока, близко придвинулись окружающие поляну кусты.

Люба видит костер, человеческие фигуры вокруг огня, полосатые арбузы, освещенные неровным светом пламени.

Юноша берет большой нож, с треском разрезает арбуз. Сок течет ему на брюки, много рук тянется к кровавым кускам, вмиг растаскивают. Люба чувствует вкус арбуза, ощущает, как сладкий липкий сок течет по подбородку.

Юноша достает гитару, поворачивается к костру, через его пламя смотрит на Любу. Лицо его покрыто оранжевыми всполохами неровного пламени.

Сашка, узнает его Люба, и радостное чувство щемит ей сердце. Саша перебирает задумчиво струны, наклоняет голову, почти прижимаясь лицом к грифу.

Я молодая, у меня вся жизнь впереди, думает Люба. Она лежит в траве, слушает Сашкин чуть хрипловатый голос, смотрит на звезды. Ей радостно и чуть-чуть тревожно.

Темный провал. Кадр меняется, и вот уже Люба лежит в палатке, спит, сморенная усталостью.

Наработавшись за день, она долго не может проснуться, понять, что с ней происходит, она летит во сне в какую-то бездонную темную яму, летит, цепляется руками за мокрые, скользкие кусты, пытается остановить падание…

Вот она выползает из палатки, ее выворачивает.

Кругом темно, Люба чувствует сильные боли в животе, пытается найти женский туалет, приседает под куст. Люба чувствует, как вся покрывается холодным потом, дышать тяжело, сердце бьется короткими резкими толчками.

Это было со мной давно, в институте, думает Люба, и от этой спасительной мысли просыпается. Она ощущает себя в мягкой постели, укрытой, защищенной, рядом слышит посапывание мужа. Я замужем за Васей, вспоминает она, а замуж я вышла уже после того, как переболела. Мне просто это приснилось.

Но и осознав, что это только сон, Люба не может сразу от него оторваться и вспоминает, уже наяву, что происходило тогда, как она легла на прохладную землю, закрыла глаза. Минут через пять её настиг новый приступ рвоты. Вырвало чем-то необычайно горьким, отвратительным. Стало полегче. Удавка, сдавливающая ей горло и не дающая дышать, ослабла, и Люба в эти минуты просветления поняла, что дело совсем плохо, и одной, без помощи, ей не справиться. Люба встать не смогла и поползла к палатке на четвереньках. Приподняла полог, хриплым шепотом позвала подругу Галю и отключилась.

Как Галя втащила ее вовнутрь, как ее потом везли на газике скорой помощи в районную больницу, как медсестра утирала ей пот с лица и всё говорила: