Башня Континуума. Слава Резонансу

– Ну, вы не можете остановить производство Девятьсот Двадцатых, верно?

Дэниэл покачал головой. Что бы ни случилось, титаническая, неподъемная машина по зарабатыванию триллионов денег уже пришла в движение и перемолола бы в кровавую труху каждого, кто встал у нее на пути.

– Что ж. Значит, нужно пойти по пути меньшего сопротивления. Оставить его в покое, не разубеждать, не взывать к его здравому смыслу, а позволить продолжать заниматься вычислениями. И построить машину времени.

– Ха! – сказал Дэниэл. – Здорово. Жаль, это невозможно.

– Мы с вами понимаем, что это невозможно. Однако это должен понять сам лорд Торнтон. И, может быть, пережитый катарсис заставит его вернуться к реальности. Если мы не в состоянии убедить его в бредовости этих идей, так сказать, извне, мы должны сделать это изнутри. Если вы понимаете, о чем я.

– Или это поможет… или этот придурок окончательно и бесповоротно свихнется, – мрачно сказал Дэниэл.

– Да. Рискованно. Но у вас есть другие предложения?

ГЛАВА ВТОРАЯ БРИТВА ОККАМА

1.

Как только не называли ее за минувшие пять столетий. Молох и Мамона – то были самые мягкие из ее прозвищ. В официальных документах ее именовали выспренно, холодно и неуклюже – Ланкастеровский Деловой Центр. В путеводителях – главной, самой великолепной, выдающейся и вдохновляющей столичной достопримечательностью. Ее заслуженно называли величайшим архитектурным шедевром всех времен и вечным памятником человеческому гению и несокрушимой силе человеческого духа. И все же, чаще всего, ее называли попросту – Копилкой. Не слишком красивое, поэтическое и лестное имя, если вдуматься хорошенько, но со временем она притерпелась и даже беззлобно посмеивалась втихомолку. С высоты своего роста в тридцать тысяч футов Копилка научилась взирать отстраненно и философски вообще на многое.

За те пятьсот лет, что ее серебристый шпиль безраздельно царствовал в искусственных небесах Форта Сибирь, она пережила и повидала всякое. Например, восстание 79 года Освобождения, кровопролитную резню, спровоцированную разногласиями среди благородных родов старой имперской знати. Во время восстания был убит Император Константин Третий, и власть захватил жесткий и жадный Дэйвин Риз-Майерс. Он правил четверть века. В 104 году Освобождения конец деспотии положил правнук лорда Джека, Алистер Ланкастер, на званом пиру разрубив престарелого узурпатора пополам фамильным мечом и вернув трон законному владельцу, Императору Константину Четвертому.

В 152 году немало шума (и буквально, и фигурально) наделало падение гигантского метеорита. Впрочем, до сих пор ходили слухи, что это был никакой не метеорит, а корабль неведомой инопланетной расы, сбившийся с курса и потерявший управление. Или вовсе не сбившийся, а сбитый системами столичной ПВО. Тут Копилка ничего не могла утверждать с уверенностью, но превосходно помнила стремительно катящийся по ночному небу гигантский огненный шар, за которым тянулся пурпурный шлейф неземного света. С душераздирающим грохотом пылающая звезда рухнула в воды Залива, которые мгновенно закипели и вышли из берегов. Прилегающие к Заливу жилые районы, доки, роскошные особняки поглотило цунами в триста футов высотой. Сахарно-белые пляжи и мраморные плиты изысканных набережных покрылись склизкими грудами сварившейся заживо рыбы и крабов. Воды Залива остывали долгие недели, пока власти хоронили погибших и ликвидировали последствия загадочного бедствия.

В 237 году слабый всплеск солнечной активности пробудил древних обитателей Родинии, которые провели десятки миллионов лет в глубочайшем анабиозе, укрывшись в толщах сине-зеленых льдов южного полюса. Ведомые непостижимым, страшным зовом, они выбрались наружу и устроили чудовищный марш-бросок на столицу Империи, привлеченные запахами, энергией и теплом хрупких биологических существ. Человеческое оружие было для них таким же безвредным, как детские хлопушки, а солдаты Империи – вкусным, сочным провиантом. Миллион бойцов Регулярной Армии лишь разожгли аппетит Морозных Мембран. Впереди их ожидало поистине царское пиршество – два с половиной миллиарда беззащитных, горячих людишек, бесчисленное количество тонн калорийной биомассы, достаточное количество пищи, чтобы спокойно пережить еще десятки миллионов лет спячки. Легко скользя по арктическим пустошам, промерзшим водам древнего Прото-Океана, Мембраны продвигались все ближе к городу, готовясь разрушить защиту биокуполов и поглотить каждое живое существо, каждого мужчину и женщину, каждого старика и ребенка. Только Отцы-Паладины сумели остановить и уничтожить инфернальных тварей, но какой высочайшей ценой. После эпохальной битвы от пятидесятитысячного войска остались жалкие, искалеченные ошметки. Как и от былой славы, величия и всемогущества Священного Трибунала.

Год 311 запомнился Копилке эпидемией Розовой Гнили. За девяносто семь стандартных суток своего чудовищного буйства болезнь уничтожила четверть населения столицы. Гниль выползла из наркотических притонов западного сектора Форта Сибирь и распространилась по мегаполису подобно лесному пожару. Инфекция передавалась воздушно-капельным путем, была необычайно заразна, абсолютно смертельна и не поддавалась излечению никакими средствами. Целую планету засадили в строжайший карантин. Молодой Император Константин Десятый, невзирая на исступленные мольбы подданных, отказался покинуть столицу и бежать, и вместе с приближенными во Дворце обреченно ожидал скорой кончины. Однако на девяносто восьмой день количество заболевших сократилось вдвое, на девяносто девятый – втрое, а на сотый день – не было зафиксировано ни одного нового случая Гнили. Появившись из ниоткуда, Гниль ушла в никуда. Потом поговаривали, будто Розовая Гниль была мутировавшим вирусом обыкновенной ветрянки, случайно завезенной на Эпллтон кем-то из сотрудников Гетто. Возможно, любящим отцом или старшим братом, или дедом, проведшим ночь у кроватки младенца, сраженного этой распространенной детской хворью. Очутившись на Эпллтоне, varicella попала в беличье колесо услад-плюсовой эволюции и мутировала в адскую чуму, которая вернулась в столицу на кончике иглы услад-плюсового наркомана. Но без постоянного притока услад мутант оказался нежизнеспособен и погиб, хотя и унес с собой миллионы жизней.

В 450 году Освобождения, Форт Сибирь пережила бедствие, известное, как Хлад, когда частичное обрушение биокуполов в десяти юго-восточных секторах столицы спровоцировало катастрофу, сравнимую по масштабу и трагическим последствиям с термоядерной зимой. Жарким июльским полднем искусственные небеса потемнели, и на столичных жителей обрушилась арктическая стужа, сопровождаемая невиданной снежной бурей и ураганными ветрами, скорость которых достигала трехсот миль в час. Десятки тысяч застигнутых врасплох горожан погибли мгновенно, и еще сотни тысяч умерли в своих квартир от холода, голода и болезней за последующие три месяца, пока технические службы восстанавливали целостность биокупола и бесперебойную работу коммуникаций. Пятьдесят девять лет спустя о Хладе напоминали обезлюдевшие жилые кварталы, некогда ухоженные и заселенные обеспеченными представителями верхушки среднего класса, а теперь облюбованные уличными бандами, наркоманами и бродягами.

Копилка видела все эти события и помнила, как помнила и видела многое, многое другое. Той январской ночью 512 года Освобождения она тихо наблюдала, как элитные солдата Синдиката и штурмовики Народного Трудового Альянса осаждают Дворец. Незавидная участь императорской фамилии, несомненно, огорчала ее. Она искренне надеялась, что все раньше или позже вернется на круги своя. И все же, кое-что беспокоило ее куда сильнее. Новый хозяин! Он был там!

Копилку мало интересовали политические воззрения хозяина. Раз он хотел взбираться на баррикады и свергать диктатуру, это было его законное право. Но на кой черт он полез в самое пекло? Он мог пострадать, даже погибнуть! Такие мысли наполняли ее нечеловеческое сердце вполне человеческим страхом. Без хозяина она была никем, просто бездушным нагромождением металла, бетона и стекла. Хозяин был мужем, любовником, лучшим другом, поверенным и хранителем самых страшных ее тайн. Он был рабом и господином, братом, сыном. Отцом. Да. Именно, отцом. Ведь она была еще совсем маленькой. Она еще росла.

– Пожалуйста, пожалуйста, – шептала она под музыку зимних ветров и грохот артиллерийских канонад, – я жду тебя, приходи. Только приходи. Приходи.

2.

В понедельник, 8 января 512 года Дэниэл впервые прибыл в Копилку в своем новом статусе президента Корпорации. Хотя он приехал в восемь утра, до своего кабинета добрался лишь четыре часа спустя. Предварительно ему пришлось пообщаться с сотнями репортеров, которые караулили его у входа в Копилку, невзирая на лютые морозы. Непонятно, отчего их не пустили в теплый вестибюль. Глядя на их посиневшие физиономии, Дэниэл даже испытал к акулам пера нечто вроде жалости. В конце концов, он сам полтора года работал репортером в газете «Вестник Республики». Пока редакцию не взорвали полоумные луизитанские адепты Культа Короля.

Поболтав с репортерами о финансах и политике, и попозировав перед футур-камерами с винтовкой и в новой, очень модной, шляпе, в сопровождении своих пятидесяти злющих охранников, Дэниэл направился к лифтам, и через пять минут уже входил в штаб-квартиру Корпорации. Еще через пять минут он выступил перед восьмью сотнями подавленных сотрудников головного офиса «Ланкастер Индастриз», зачитав речь, в которой декларировалось, что, невзирая на смену руководства и политического режима, Корпорация продолжит процветать и развиваться. Потом он отправился на заседание совета директоров. Потом – на внеочередное заседание правления Ланкастеровского Делового Центра. После чего уже отправился к старику Мерфи.

В обычной ситуации Мерфи бы первым делом поставил новоиспеченного президента навытяжку и задал бы этому сопляку первостатейную трепку за прошлые, а равно и будущие прегрешения – авансом, так сказать. Но сейчас председатель совета директоров был слишком счастлив для нотаций и нравоучений. С шести утра каждые десять минут он получал триумфальные сводки о продажах Девятьсот Двадцатых. В полдень Мерфи поразил адъютантов неслыханной просьбой – откупорить бутылку лучшего шампанского. К тому времени, как Дэниэл зашел, старик неспешно допивал всего второй бокал, но, кажется, находился слегка навеселе. Да и много ли требовалось его немощному, иссохшему, опутанному трубками и напичканному сильнодействующими медикаментами телу, прикованному к инвалидной коляске. Наверное, именно вследствие своего чрезмерно приподнятого настроения старик целый день сегодня старательно избегал появлений на публике.

– Добрый день, мистер Ланкастер. Как ваши дела.

– Неплохо, – откликнулся Дэниэл наигранно бодро. Он еще даже не приступил к своим непосредственным обязанностям, а уже вымотался до полусмерти. К губам приклеилась дурацкая улыбочка, а галстук душил, как удавка. – А ваши.

Дряхлый упырь улыбнулся столь светлой, мечтательной улыбкой, будто бы только напился свежей младенческой крови.

– Превосходно. В жизни не чувствовал себя лучше. Сказать, что наши Девятьсот Двадцатые расходятся, как горячие пирожки – значит, не сказать ничего. Впервые в жизни признаю, что ваш брат полностью заслужил носить свое надменное, высокомерное лицо.

Старик не шутил. Перед тем, как отправиться на работу, Дэниэл успел посмотреть выпуск новостей. Ажиотаж вокруг Девятьсот Двадцатых поднялся беспрецедентный. Около фирменных магазинов Корпорации собирались многотысячные толпы, и уже поступали сведения о сотнях пострадавших и десятках погибших в давке. Это потребительское безумие творилось повсюду, в столице и провинциях, в маленьких городках и крупнейших мегаполисах. Кое-где продажи привели к настоящим беспорядкам, и унимать покупателей пришлось отрядам Гражданской Милиции при помощи водометов и плазмошокеров. Впрочем, жертвы лишь поспособствовали грандиозному скачку и без того феерических продаж Девятьсот Двадцатых.

– Что думаете на сей счет? – поинтересовался старик, разглядывая новоиспеченного президента.

– Я думаю, эти придурки – полные придурки!

– Ох, как невежливо по отношению к нашим дорогим, уважаемым клиентам…

– Ну, ведь вы спросили мое мнение. Я вас за язык не тянул, – огрызнулся Дэниэл.

– Надо полагать, вы считаете придурками вообще всех людей, а себя самого – самым умным, не правда ли.

– Что поделаешь. Так устроен этот мир.

Мерфи явно вознамерился растолковать заносчивому сопляку, кто здесь в действительности самый умный, но глухонемой адъютант положил перед ним на стол очередную блистательную сводку продаж. Улыбка дряхлого вурдалака сделалась еще шире, если это было в принципе возможно. Казалось, его лысая голова сейчас треснет, как переваренное яйцо.

– О, – сказал он, – ваш брат – гений. Гений!

– А также бог, – пробормотал Дэниэл под нос, – и еще – Император.

Мерфи перестал улыбаться. Его на диво густые, клочковатые брови съехались к переносице.

– Регент при малолетнем наследнике престола, – поправил он Дэниэла желчно.

– Разве это имеет значение? Просто пустые слова. В ближайшие двенадцать лет Кит будет Императором. Если выживет. И если хоть кто-то согласится признать его законным государем, кроме его полоумных приятелей сэйнтистов.

Мерфи погрозил Дэниэлу желтым, скрюченным артритом, узловатым пальцем.

– А тут вы неправы. Есть принципиальная разница между регентом и государем. До сих пор не пойму, зачем лорд Ланкастер взялся спасать мальчишку. То была исключительно его личная инициатива. Надеюсь, у него хватит ума и силы воли перебороть ненужные сантименты и избавиться от щенка.

Теперь слухи о том, что Мерфи – всамделишный вурдалак, перестали казаться Дэниэлу забавными. Он даже пожалел, что явился сюда без осинового кола, гирлянд чеснока и револьвера, заряженного серебряными пулями. Избавиться от шестилетнего мальчугана? Это было слишком для него. Это было слишком… для всего.

– Убить ребенка?

– Ах, мистер Ланкастер. Я неплохо осведомлен о ваших подвигах, и вы далеко не агнец Божий. Откуда взялось ваше прекраснодушие? И я ни единым словом не обмолвился об убийстве. Достаточно, чтобы юристы составили кое-какие бумажки…

– Отречение от престола?

Мерфи, будто спохватившись, кивнул Дэниэлу на кресло для посетителей. Дэниэл сел.

– Именно. Хотя это не вашего ума дело, молодой человек. Лучше расскажите, как вам здесь.

Дэниэл огляделся. Кабинет председателя совета директоров тонул в сыром, влажном, раскаленном полумраке, который пропитался запахами камфары и эфирных масел. За спинкой инвалидной коляски Мерфи обрисовывались неподвижные силуэты шести облаченных в белое глухонемых адъютантов, ожидающих распоряжений хозяина.

– Уютненько. Как в склепе.

– Нет, я имел в виду, каково вам здесь, в Копилке?