Всё помнят города

К девяти часам утра о случившемся в Окольках уже знала вся Нижегородская область и вся Россия. Один Нил Иванович пребывал в счастливом неведении, сидя на посту в своей милицейской будке. Кинди Кут Шари был с ним и его, похоже не меньше, чем меня, заботил вечный вопрос о спасении души после смерти тела.

– Если бы души перерождались, как ты говоришь, воплощаясь каждый раз в новых этих… Аватарах, – спорил с ним Нил Иванович. – То, наверное, каждая бы душа для себя пожелала тело без отклонений! Не рождались бы тогда слепые, безногие, и умственно отсталые дети.

– Наши поступки, слова и мысли, как и мысли о нас окружающих, закладывают те или иные черты наших следующих воплощений, – объяснял ему Кинди. – Кто слыл слепцом, не замечая за собой дурных дел или хаоса, который творил он сам в своей жизни, тот рискует стать слепым в будущем. А кто всю жизнь просидел без дела, может родиться без ног. Это называется карма.

– А ты, – будто в шутку спросил его Нил Иванович. – Кем сам-то был в прошлой жизни?

Кинди загадочно улыбнулся.

– Я воевал, – размыто ответил он. – Но погиб не от огня и меча, а от жажды. Погиб, но не сдался.

– И с кем воевал? – усмехнулся Волюка. – С фашистами? Или, может, с Наполеоном?

– С китайцами, – вздохнул Кинди. – Но это было давно, задолго до этих великих войн.

Больше он ничего не сказал Нилу Ивановичу. В этот момент, к ним в будку вошла Яна Тройкина и, увидев Кинди, перевела на лейтенанта вопросительный взгляд.

– Это кто у Вас? – поинтересовалась она у Волюки.

– Вот, сам не пойму, расспрашиваю, – растерялся тот. – Говорит, с китайцами воевал. С документами у него всё в порядке.

– Возьмите ключи, – безучастно сказала Тройкина, протянув лейтенанту два ключа с брелоком в связке. – Будете проживать в общежитии на Калинке, сюда оттуда ходит первый трамвай. Адрес на брелоке, разберётесь сами. Два дня отдыхаете, включая этот день. Он у вас отсыпной. Потом заступайте сюда на пост снова. Всё поняли?

– Так точно, товарищ майор! – ответил Волюка.

– А этого, в простыне, Вы по какому праву задерживаете? – спросила Тройкина, кивнув на Кинди. – У нас закон о свободе совести действует, можно хоть с костью в ноздрях ходить, милицией это не пресекается. Если только новоявленный папуас не вооружён настоящим копьём.

– Виноват, товарищ майор! – отозвался Волюка и подмигнул Кинди. – Вы можете идти, гражданин. К Вам больше вопросов нет.

Ах, как много у меня было к этому «гражданину» вопросов! Но я сдержался, видя, что сейчас не самый подходящий момент. Когда Кинди вышел из милицейской будки, Яна Тройкина известила лейтенанта Волюку о пожаре в Окольках.

– Я только сегодня понял, почему об умерших плохо не говорят, – вздохнул он и добавил. – Хорошие там жили люди, за что им такая беда – не ясно.

Вот это меня в людях всегда удивляло! Если с кем-то случилось несчастье – значит, непременно, оно чем-то нажито! Что за дикость? И Кинди туда же, карма! Вот уж, у кого карма была прекрасная, так это у Кольки. Я не верю, что посёлки и города, пострадавшие по вине той или иной стихии, сами навлекли на себя беду! Услышав в очередной раз подобное, я твёрдо решил доказать людям обратное. Думаю, печально известный град Кимаир, с его спутницей, примут моё приглашение, если у них, как и у Сияна, хватит сил воплотиться людьми? Вот только как их вызвать из Вечности? Мне снова пришлось обратиться к Правне.

– Скажи, что ты сейчас пошутил! – рассмеялась она. – Приглашай кого хочешь, но зачем же тревожить прах Кимаира? Его дух силён, тоже вскормлен людьми, только во что они его превратили за эти тысячелетия! Сколькие поколения верили, что Ким и его сестра были уничтожены за грехи небожителями! Их поносили, они поросли ярлыками, и вся эта слава, непременно скажется на телах, которые они теперь обретут! Ведь сами тела не возьмутся из ниоткуда, а будут сотканы из людских представлений об этих двух сущностях, городах.

– Пусть, – упрямствовал я. – Мне всё равно, как они будут выглядеть! Их души от этого не пострадают, и проявят себя такими, какие есть.

– Ты не понимаешь! – тревожилась Правна. – Человеческое тело не только облик! Это ещё и набор гормонов, нервная система…

– Не продолжай, – пресёк её я. – Лучше помоги найти и пригласить их обоих, а дальше я справлюсь.

Правна только вздохнула, понимая, что меня ей уже не переубедить. И, хотя она явно не одобряла моих намерений, обещала всё же ментально выйти на Кимаир. Мне самому это сделать было довольно сложно, оставалось лишь ждать, и чего, я пока не знал точно.

Глава 4. Слепой всадник

День выдался ещё жарче, чем тот, что был до дождя, и престарелый иерей Николай очень страдал от зноя. Матушка Ксенья не отходила от него ни на шаг, и из дому никуда не пускала. Конечно, послать его на Светлояр я не мог. На удачу, его супруга подсказала мне, кто мог бы туда наведаться.

– Вызвал бы пасынка своего, нам с тобой на подмогу, – ворчала на мужа Ксенья. – Так нет же, всё сам, и на дворе, и в приходе. А Ванька, тот молодой, помог бы, не хуже тебя работничек.

– Да он ведь, в Нижнем Новгороде самом, диаконом служит, – ответил тот.

– А тебе что же, диакон без надобности? – не унималась жена. – Вот пригласи его, все полегче станет. И приход будет кому передать, мы ведь, не вечные. Вырастил, воспитал сироту, и не вспоминаешь!

– Он сам и не пишет нам! – отмахнулся от неё Николай.

– Да как он напишет, он ведь только володинский адрес наш знает, – напомнила Ксенья. – Так ты напиши, или позвони, на этот его, на сотовый.

Она подала старику мобильный в накрахмаленном кружевном чехле, который вязала ему под очки, но со временем он же сгодился и для телефона. Тот нашёл в списке некого Иоанна и нажал вызов.

Я с этим Иоанном не был знаком, слышал о нём от Володика только мельком. Он был сыном известного на селе пьяницы, Андрея Крепцова. Мать скончалась на второй день после родов, а папаша сгорел от пьянки, когда Ивану было пять или шесть лет от роду. Батюшка Николай взял мальчишку на воспитание, так как своих детей не имел, крестил Иоанном, а фамилию ему оставил отцовскую. Когда Ваня Крепцов пошёл в школу, сорокасемилетний Николай обвенчался с одинокой целомудренной прихожанкой Ксеньей, которой тогда было тридцать шесть. Их брак оказался крепким и Ванечка рос теперь в полноценной семье. Володик говорил, что учился он плохо, хоть и старался изо всех сил, чтобы не огорчать батюшку с матушкой. И всё равно в аттестате нахватал троек. После школы, отвечая желанию своих приёмных родителей, Иван три года подряд пытался поступить в Нижегородскую духовную семинарию, безрезультатно. На третий год он подстраховался и подал документы не только в высшее, но и в среднее учебное заведение. В духовное училище он, с Божьей помощью, поступил, выучился там на пономаря, а потом уже дотянулся до диакона.

– Ванюша, родненький! Не узнал? – громко поприветствовал его Николай в телефонную трубку.

– Узнал, батюшка! – отозвался тёплый молодой голос. – Вам не болеть! Как вы там поживаете? В новостях говорили, в Воскресенском районе тоже пожары, и два села уже выгорело. Я переживаю, как раз собирался сам позвонить вам.

– Мы теперь не в селе, у нас тут, почти что город! Новый, на Летке! – успокоил его Николай. – Из Владимирского сразу переехали, как в здешнем приходе не стало отца настоятеля. Тот, говорят, с семейством, подался в Правну.

– Куда? – не понял Крепцов.

– Да побратимский город какой-то, Правна, – пояснил ему батюшка. – Ты, сам-то, где служишь, при какой церкви? Чай, рукоположили уже тебя там, в Новгороде, а ты и молчишь прескромно?

– Ой, батюшка, что Вы! Ну, какой мне Новгород, батюшка? – смутился Иван. – И сана у меня нет, так в дьячках и оставили, и за это Господу благодарен!

– Так где же ты теперечи? – удивился отец Николай.

– Тут посёлок в Борском районе, Кикиморовка, – ответил Ваня. – В нём прежде не было церкви, теперь вот, построили… Да только селяне, как ходили молиться на квартиру к одной женщине, бабе Даше, так к ней и ходят. Кто заболеет, зовут её, за болящего помолиться. На поминки тоже её приглашают, усопшего отмолить. Ещё и денег дают, а та берёт, не стесняясь, хоть сама никогда и не просит. Священники, говорит, за свои услуги все деньги дерут, хотя у них есть зарплата, а у неё только пенсия.

– Какой стыд! – негодовал Николай. – Она, чай, и в сан сама себя посвятила? Раз себя с нами равняет.

– Да не она равняет, – с улыбкой в голосе пояснил Иван. – Это селяне о ней, точно о святой говорят.

– А она, чай, и не отрицает! – буркнул старик на это. – В церковь, поди, не ходит, и другим не велит!

– Батюшка, – как-то нервно смеясь, объяснил Иван. – Здесь в Божий храм сёстры ходить боятся, а уж детей и подавно не водят! Тут что ни служба, то непременно какой-нибудь пьяный дебош! Даже с утра, на воскресную литургию, мужики умудряются заявиться пьяными, матерятся, буянят… На той неделе, вот, канун разломали, и на цветмет понесли сдавать! Кое-как их остановили! Потому сюда и не ходят. А чаще всех, нашу церковь посещает милиция. Вот они-то, ни одной службы не пропускают!

– Какой кошмар, – сочувственно произнёс Николай, выслушав пасынка. – Ваня, а как же они крестят детей, как причащаются? Там же, у бабы Даши?

– Нет, отец Евгений к ним сам теперь ходит и крестить, и отпевать, – пояснил Крепцов. – Он и у бабы Даши таинства совершает, молебны, требы. А исповедь и евхаристию может и на дому, берёт из Хранительницы Святые Дары, и к кому нужно, сам с ними приходит.

– Ваня, так нужен ли ему тогда диакон там? – досадовал Николай.

– Батюшка, не серчай, я за служку при нём, – признался Иван. – Не настолько уж сан у меня высокий, чтобы амбиции были. Господь учил нас смирению и мне радостно исполнять Его волю здесь.

Пожилой иерей вздохнул и передал трубку супруге.

– Не знаю, как с ним разговаривать, – сказал он Ксенье, покачав головой. – Нисколько не изменился, всё, как ребёнок! Ну, не видит он своё ремесло работой! По-прежнему, ни к повышению, ни к заработкам на ней не стремится! Слепо верит и смирение, говорит, важней!