Всё помнят города

Ей было ужасно неловко перед незнакомцем за подобную глупость.

– Ну, где Вы-таки видите тут ерунду? – не согласился Иосиф Залманович. – Это не ерунда, а фольклор. Народное творчество. Похвально, когда дети читают сказки.

Он даже решил вознаградить Амину завалявшейся у него в бардачке конфетой.

– Спасибо, но я не люблю сладкое, – отказалась та.

– А вот это-таки, весьма странно, – искренне удивился водитель.

– Нам и самим надо к Краевым, – призналась Вера. – Они всё приглашали нас. А тут ещё их приёмная дочь прислала нам свою главную драгоценность, единственную память о своих настоящих родителях. Она считает это украшение золотым, хоть оно и из проволоки, с самой обычной бусинкой.

– А можно взглянуть? – полюбопытствовал тот.

– Да, – кивнула Вера, и вынула из конверта свёрнутый в спираль золотистый предмет.

Сорока насторожилась.

Иосиф Залманович разогнул обруч из двух полуколец, спаянных шаровидными перемычками. По центру меж полукольцами красовался зелёный шарик, величиной с ядрышко фундука.

– Это вовсе не бусина, – отметил он, рассмотрев повнимательнее. – Это какой-то природный минерал редкого цвета. И знаете… Я бы даже подумал, что это умерший от времени жемчуг, утративший блеск, покрывшийся кольцевидными трещинками, как у агата. А металл… Даже затрудняюсь сказать. И вправду-таки, похоже на золото, просто со множеством примесей.

– Но золото не зеленеет, – возразила Вера. – А эта проволока жёлто-зелёная.

– Бывает и зелёное золото, – заверил её Адоневич. – Вот пробы-таки здесь нет, но когда примесей больше 70 %, пробу обычно и не набивают.

– Да Вы эксперт! – изумилась женщина.

– Что Вы, отнюдь, – смутился Иосиф Залманович. – Просто мой отец был ювелиром и в девяностые даже открыл своё дело. Мы здорово жили, пока у него не отжали лавочку.

– В любом случае, мы не можем принять от Кати такой дорогой подарок, – настаивала Вера. – Для девочки его ценность совсем в другом. Она нашла эту вещь, когда была на море, с родителями.

– А на каком море? – поинтересовался Иосиф Залманович.

– Ну, какое там, в Турции, море, – припоминала Вера. – На том и нашла.

Адоневич ненадолго задумался, продолжая вертеть в руках тонкий обруч. Заметив, что он погружен в свои мысли, Сорока стрелой пустилась вниз с крыши и выхватила блестящий предмет у него из рук.

– Эй! Орнитоз бесстыжий! – крикнул тот, вцепившись ей в хвост. – Отдай! Ишь, хуцпа!

– Она тоже думает, это золото, – засмеялась Амина.

– Для неё всё золото, что блестит! – сказала дочери Вера. – На то она и сорока.

Насилу отобрав у птицы находку девочки, Иосиф Залманович принялся отгонять Сороку, но та не сдавалась. Она снова и снова кидалась на него, пытаясь забрать украшение, клевала и щипала мужчине пальцы, била его крыльями по лицу, а потом и вовсе вцепилась ему лапами в волосы. Вера пришла к нему на помощь, но и ей сразу досталось от неугомонной птицы.

– Давайте, в машину! – предложил Адоневич. – Подождём там, пока она улетит.

Весь следующий час они трое просидели в машине, но Сорока и не думала улетать.

– Может, мы просто поедем все вместе в Судный? – первой предложила Амина.

– Что? Вот так, с незнакомцем? – колебалась Вера. – Чему я тебя учила?

– Ты учила не садиться в машину, – поправила маму девочка. – Но мы уже в ней сидим!

– Причём, я ни одну из вас даже не знаю, – отметил Иосиф Залманович.

Вера сдержала смех. Её светло-карие, полные грусти глаза, озарились теплотой и смущением. Уловив промелькнувший в них свет, Адоневич тоже заулыбался.

– Документы при вас? – осведомился он.

– Мы ещё ночью их взяли, когда на улицу выбежали, – сказала Вера.

– Давай поедем! – упрашивала маму Амина. – Тётя Алёна обрадуется!

– Да, Краев тоже, – с сарказмом протянул Адоневич. – Ох, как обрадуется!

– Ну, хорошо, – согласилась Вера, уже пристёгивая ремень безопасности. – В Судный, так в Судный!

Олег Краев будто предчувствовал этот визит и с самого утра был не в духе. В мою детскую многопрофильную поступили пятеро ребятишек из Окольков, все с ожогами разной степени тяжести. В перевязочной кипела работа.

– Не ори! Только мажу! – строжился Краев, обрабатывая ожоги на голенях и стопах восьмилетнего мальчугана. – Как же это тебя угораздило?

– Я босой выбежал, – плакал тот, объясняя. – Дверь открыл, а крыльцо всё в огне. Пришлось по нему.

– Храбрый парень! – отметил Олег Евгеньевич. – Почти что, индийский йог! А пищишь, как девчонка!

Отыскав нужный корпус, Елена увидела у входа машину «скорой помощи», только не белую, как это принято, а серую, в поперечных чёрных полосках разной ширины и длины. Сверху на ней ещё дымилась сгоревшая сосновая ветка, но санитаров, сновавших то внутрь, то наружу через заднюю дверцу, это сейчас не заботило. Заведующая отделением, Гордея Васильевна, вышла на крыльцо и распахнула перед ними дверь корпуса, придерживая её, чтобы та не захлопнулась.

– Эта последняя, – крикнул санитар, и позвал девочку, выбиравшуюся из машины. – Кашина, вылезай!

– Ходячая? – спросила Стражникова.

– Прыгающая, – рассмеялся в ответ водитель, увидав в боковое зеркало, как пухлая восьмилетняя девочка с маленькими ржаными хвостиками спрыгнула с машины на обе ноги.

– Аккуратно, у неё содрана и обожжена вся рука, – предупредил санитар. – Возможно, она и сломана.

– Молодец, даже не плачет, – похвалила Гордея девочку.

– А мама приедет? – сразу спросила та.

Елена подошла к ним.

– Как Вы вовремя! – поприветствовала её заведующая. – Проходите, сразу переодевайтесь, и эту на рентген отведёте. У неё что-то с рукой. Бумаги потом, сейчас с новоприбывшими работы завал!

– Конечно, – кивнула Елена, и поспешила в корпус.

Этих детей доставили ко мне в первую очередь, всех одной машиной. Другие бригады ещё были задействованы в оказании медицинской помощи на месте трагедии. По возвращению первой из них, я узнал, что большинство пострадавших доставлены сельскую больницу ближайшего к Околькам посёлка Конезаводского. Между нами, его, шутя, называли Водкой, жители и соседи. Надо сказать, это прозвище ему очень не нравилось, он считал его обидным, и ничуть не смешным.