Сказание об Иле

– Ты правил не знаешь корабельных, тех, что являются для всех законом? Я здесь решаю чему быть. Ты же выходкой своей чуть не сорвал нам сделку. Они отдать тебя просили им. Что думаешь, Сенака, может, мне так и сделать? Или самим отправить тебя к рыбам?

– Поступай как знаешь, мне все равно, но знай, коли останусь жив, предательства вам не забуду, – уткнувшись в якорный канат, прошипел в ответ Сенака.

– Я знаю все, мне рассказали. Дурак, упустил ты верный случай. Тебе же выпала удача, шанс один из ста. Оказаться наверху ? не это ли цель, для которой мы, рискуя жизнью в зимние шторма, везем товар к дальним берегам и добываем рыбу? А девка-то с умом, с такой не пропадешь, коль сам не промах будешь. Но, впрочем, удачу ты упустил уже. Хотя и молодец, не струсил и двух известных лиходеев умыл на славу. – Ехунт ухмыльнулся и продолжил: – Я же принял вот какое решение… Пойдешь на дело с нами, тебе известна суть его. Девка эта ждать не будет, если не с нами, так с другими это дело провернет. Поэтому все сделаем, как она желает, а потом кораблик мы получим, это за труды наши ее расчет. Тебе даю я шанс. Коль порадуешь меня ты в деле, богатую получишь долю от меня. И если отчаянным себя проявишь, так же как сегодня, то, может быть, тебя на кораблике добытом поставлю старшим, да и команду наберу тебе.

Когда же Сенаку освободили из якорного ящика, он понял, что артельщики, все как один, согласны были отправиться на тот разбой. Готовили они багры и ножи точили. Тогда и решил бежать он. Но скоро был пойман и опять в ящик тот упрятан.

Когда Сенака снова увидел Ехунта, то сказал ему:

– Тебе и делу вашему душегубному служить не стану, потому что правды нет у вас. Вот мои слова тебе.

Ехунт в ответ не проронил не слова, лишь крышку медленно закрыл над головой рыбака. Сенаку же суду несправедливому предали, обвинив в том, что это он подбивал команду на разбой и все артельщики свидетельствовали против него. Так узником провел Сенака годы.

Видения. Застенки

Показавшись из-под самого небесного края и изгоняя темноту, солнечный свет лизнул молодое лицо. Окрашивая и наполняя небо, всплывало красное Светило. Оно ползло по желобу, разделяющему горную гряду надвое. Утро, подобно птице, не спеша расправляло свои крылья и нежно накрывало ими лазурную гладь. Неспешно скользил по гавани туман и между делом оседал крохотными капельками на скрипучих старых суденышках. Сенака прислушался. Обитатели Летучей Рыбы еще спали, а он так и не понял, спал в эту ночь или нет.

– Ну что, нагулялся, рыбачек? – вдруг разорвал тишину громкий голос. Прямо над рыбаком стоял мужичонка с гладко зализанными назад волосами и начисто выбритым лицом, подхваченным снизу тоненькими косичками. – Вставай, с нами пойдешь к верховному тоуркуну.

Сзади стояли еще четверо, у них в руках были заточенные багры. Сенака не стал сопротивляться, встал. И вот он уже шел за хромающим на левую ногу мужиком, а четверо других брели за ними чуть позади. Не стал рыбак сопротивляться, не стал шуметь, потому что не хотел выдавать убежище Илеи.

«Хорошо, что не нашли ее, – размышлял Сенака. ? Но с другой стороны, куда же теперь ей здесь деваться совсем одной? Что будет с ней? Вязальщик… Он позаботится, не подведет…» – мысли скакали, обгоняя одна другую.

Рыбака вели долго, уже остались позади все баржи, гавань и тот пустырь, где некогда росли сады, в тени которых они прятались с Каяной. Дошли. Подножие горы. Кругом разбросаны огромные каменья. Меж ними из склона выступал составленный из бревен длинный ход. В него проследовали. Он, как огромная труба, увел идущих дальше, внутрь. Факелы коптили там и тут. Когда проникли в гору, увидел схваченный рыбак в стене дыру. В ней, как зверь измотанный и обессиленный, в цепях томился человек. Он что было силы вдруг закричал вслед идущим:

– Предатели все здесь! Молчи!– И голос его гулким эхом пронесся в глубине.

– Безумец Хорз, – указывая на стену, проговорил рыбаку хромой мужичок.

Сенака раньше слышал о нем не раз, но тогда никто не называл его безумцем, напротив, все говорили: «Бесстрашный Хорз». Тот сотником нес службу в страже, охраняя Мыс Дождя.

И вот пред ними дверь. На ней кованый засов. Те четверо, что следовали за Сенакой и хромым мужичком, налегли на дверь телами. Тяжело скрипя, она с трудом им поддалась. Уставшему от нехватки света взору рыбака открылся просторный, но унылый зал, холодный и темный, на первый взгляд он показался пустым.

Когда вошли внутрь, дверь ухнула. За спиною послышалось, как там орудуют засовом. Заперли!

Сенака огляделся. У потолка горели факелы, они едва освещали серые стены. Все, включая потолок и пол, посечено неглубокими отметинами. Рыбак понял, что это пространство забрали у скалы. Какие-то камнетесы на славу потрудились здесь. Справа, вероятно, был еще какой-то вход, его закрывала синяя ткань, вроде той, в которую иногда завертывали перед погребением мертвецов. Сенака проследовал глазами дальше, и вдруг взгляд его застыл. То, что он увидел на противоположной стене, не могло не удивить рыбака. Сквозь серый камень прорывался корабль. Он выходил вперед и заполнял все пространство между полом и потолком. Словно не желая оставаться навечно замурованным в этих стенах, он, как некий узник, пытался вырваться отсюда, но сдавлен был скалою и теперь, обездвиженный, повис. Его оббитый железом нос встречал вошедшего шипами. Как «живого», Сенака пожалел его. Прямо под ним на пыльном полу сидели пятеро. Одного из них узнал Сенака сразу. Крайнем справа оказался Ехунт.

– Назови себя, – начал тот, что сидел посередине.

– Я – Сенака, рыбак, что плавал в озерных водах и в гавань эту заходил не раз. Вернулся, чтобы увидеть места родные. Заночевал, проснулся, а надо мною стража. Вот привели. В чем провинился, не могу понять.

– И все? – спросил все тот же человек.

– Все.

– Из рода ты какого? Да не ври.

– Тумгер я.

– Правильно, тумгер… А коли так, скажи: что надо тебе здесь? Или не знал ты, что эта земля, озеро и горы для тоуркунов? Как могут быть они твоею родиной тогда?

– Я шел сюда, в памяти держа, что на землях этих жили три народа. Ведь с тех пор, как был я в гавани в последний раз, пролетели годы.

– Я вижу, ты узнаешь меня, рыбак! – вмешался в допрос Ехунт.

– Да, ты тот, что был среди артельщиков и надо мною старшим.

– Я помню, ты грозился мне, когда я в ящик якорный тебя сажал.

Сенака промолчал.

– Так как же? Что замолк? Как видишь, снова сверху я, а ты внизу. Так будишь мстить? Иль передумал?

– Передумал… – ответил Сенака.

– Вы слышали? Он отказывается от мести! – обратил свою довольную физиономию Ехунт к остальным. – «Передумал»… – передразнил он парня. Со всех сторон послышался хохот. – А что так?

– Не дурак же я и себе не враг, вижу, насколько ты силен, – отвечал Сенака.

– Вы слышали! Он видит! – упивался властью Ехунт.

– Если не слаб умом, если понимаешь правильно ты все, тогда говори немедля: зачем пришел и куда держал свой путь? – вдруг снова заговорил тот, что сидел в центре.

– Добавить нечего к сказанному мной, шел я, надеясь гавань увидеть прежней, – не сдавался Сенака.

– Мы здесь – Верховный Тоуркун, власть над всеми! – всё тот же, сидящий по центру человек показал на тех, что были рядом с ним. – А я в совете этом первый и старший и отдельную от остальных имею власть. Поэтому и говорю: ты хочешь смерти лютой, пыток и мучений страшных? Отвечай же, кто послал тебя и, главное, зачем. Или та яма, в которой ты сидел, покажется тебе тетушкиным домом по сравнению с тем, что ждет тебя вот здесь. Ты видишь, что там? – И он указал пальцем на синее полотно, укрывшее часть стены.

– Да, – отвечал рыбак, – это тоуркунский саван.

– Правильно, саван… Так вот, за ним приготовленная для тебя могила. Не скажешь правду ? и будешь в ней; расскажешь все как есть – выйдешь в эти двери. – Тот, что назвался старшим указал на тот вход, через который Сенаку и ввели сюда.

– Не знаю, чего хотите вы услышать от меня… – как можно спокойнее сказал допрашиваемый странник.

– Что за миссия, о которой говорил ты втайне? Или ты думал, коль в ящике укрылся, коль говорил вполголоса, то слова твои пропали, в озере канули, легли на дно? Нет, у нас везде глаза и уши.

Сразу за сказанным последовал сильный удар сзади, в глазах Сенаки потемнело, и он оказался на пыльном полу.

– Теперь тебе, надеюсь, все понятно? Говори же, зачем ты шел сюда!

– Давеча я, может, и говорил чего – не помню. Сызмальства любил себе придать я значимости, приврать немного, был грех… А тут еще скосила меня брага… Я помню, пил ее, так, верно, перебрал.

Не успел рыбак договорить, как его руки оказались вывернуты за спину и скручены веревкой, что вызывало страшную боль.

– А-а-а… – вырвалось у Сенеки сквозь сжатые зубы.

– Ну что? – склонился над ним тот, что назвался первым тоуркуном. ? Это только начало…

– Не знаю я ничего, брага все! Брага! – превозмогая боль твердил свое Сенака.