– Неужели ты считаешь, что, будь это Дмитрий, не нашли бы его отпечатков?
– Для этого человечество изобрело перчатки. Именно для этого. – Он усмехнулся, картинно натянул на обе руки кожаные перчатки, поиграл пальцами и юркнул в приоткрытую дверь. Мне показалось, дверь даже не двинулась, он каким-то непостижимым образом протиснулся в узкую щелку.
– Ты куда? – забеспокоился я. Выдержал паузу в несколько мгновений.
Ни звука.
Я поднялся со стула, прошаркал тапками до двери, открыл ее, выглянул в темноту длинного коридора. Подслеповатыми глазами вгляделся в черный дверной проем зала, где спала Маргарита.
Храпа слышно не было.
Неужели?..
Я вышел из кабинета, сделал пару шагов в сторону зала.
– Толик!
Меня встряхнуло от испуга.
– Это ты там колобродишь?
Я выдохнул с облегчением.
– Ну а кто еще. Или ты любовника ждешь?
– Дошутишься у меня, козел старый. Спать иди.
5
Следующим утром детей в школу явилось заметно меньше обычного: многие родители побоялись отправлять своих чад на занятия. Разговаривали в коридорах тихо, вполголоса. Никто не гоготал, не бесился. В фойе на высокой деревянной тумбе стоял большой портрет Лены Злобиной, перевязанный черной лентой.
Заместители директора бродили понурые, пришибленные. Оно и не удивительно. На кресло руководителя всегда претендует с десяток держиморд, чьи интересы лоббируют по родственным или иным связям высокопоставленные чиновники. Снять с должности – дело плевое. Было бы желание – скандальный повод всегда найдется. А когда новый директор заступает на должность, он делает перестановки в руководящей команде. Так что заместителям тоже есть о чем побеспокоиться да покумекать на досуге.
В учительской висело объявление: перед началом уроков, мол, состоится экстренная планерка. До нее оставалось пять минут, поэтому я поспешил – насколько силы позволяли – в зал совещаний. Большинство учителей уже заняли свои места. Тетки кутались в шали, словно мерзнущие птицы в крылья, и напряженно перешептывались. Я устроился на своем привычном сиденье в одном из задних рядов.
Начальство явилось в полном составе вместе с каким-то крупным областным полицейским чином. В мундире, при погонах. Черты его лица показались мне знакомыми. Я долго приглядывался. Когда он переговаривался с директором, у меня создалось впечатление, будто голос его я тоже где-то слышал. Впрочем, я не придал этому значения. Раз уж он чиновник крупного калибра, то наверняка мелькает в местных телевизионных новостях.
– Уважаемые коллеги, прошу тишины, – продребезжал измочаленный стрессом директор. По опухшему потному лицу было видно: вечером он вновь хорошо заложил за воротник. (Среди учителей циркулировали слухи, будто по утрам после обильных возлияний он частенько ложится под капельницу.) – В связи с последними трагическими событиями перед вами выступит старший следователь… кхм… МВД… кхм… Михайлов Виктор Андреевич.
Теперь мне стало понятно. Я был классным руководителем Витьки Михайлова в начале восьмидесятых. Хороший парень, способный. Да, точно, он в школу милиции тогда поступил после десятого класса. Сто лет его не видал. Интересно, узнал меня или нет?
– Здравствуйте, уважаемые педагоги, – начал Витька. – Как вы знаете, вчера с ученицей вашей школы произошла трагедия…
Он взялся разглагольствовать о необходимости внимательного и трепетного отношения к подросткам – в общем, о банальщине. Как будто тут идиоты сидят и без него не знают, как работать. Ничего конкретного не сообщил, зато для галочки якобы провел разъяснительную работу с педагогическим коллективом. Начальники – директор, Птеродактиль и еще какие-то морды – многозначительно кивали.
Бессмысленное действо продолжалось с четверть часа. К концу я стал клевать носом. Не люблю сидеть без дела. Быстро впадаю в старческий анабиоз.
Когда все закончилось, учителя сорвались с мест и рассосались по классам. Я остался у двери в зал совещаний. Ждать пришлось долго. Видимо, директор и его помощники отчаянно пытались добиться расположения важного чина.
Наконец, они вышли. Птеродактиль хотела было потребовать с меня объяснений, почему я до сих пор не в кабинете, ведь у меня через несколько минут начнется урок. Но я ее опередил.
– Витя, – вкрадчиво позвал я. Михайлов обернулся. В глазах недоумение. – Ну что, дорогой, не узнаешь?
Он сощурился, и его лицо озарила улыбка.
– Анатолий Васильевич!
– Собственной персоной, – раскланялся я.
Витька бросился обниматься, чем поверг мое лебезящее начальство в растерянность: важный чиновник вмиг о них забыл, словно их и не существовало в природе.
– Не думал, что вы еще работаете, Анатоль Васильевич.
– Да ладно уж, выкладывай как есть. Ты, поди, думал, что я уже и не жилец. – Я рассмеялся собственной шутке.
Начальство выстроилось в шеренгу позади Виктора.
– До выхода сам доберусь, всего доброго, – небрежно бросил он через плечо.
Пробормотав что-то невнятное, они удалились понурым спотыкающимся табуном.
– Рад вас видеть.
– Взаимно. Как так получилось, что ты не знал фамилий учителей убитой девочки?
– Не успел толком ознакомиться с делом. В запарке. Серия изнасилований в области, расчлененка, несколько коррупционных скандалов…
– Торопишься? – спросил я.
– Не прочь поболтать пару минут, – уклончиво ответил он.
– Тогда присядем.
Мы прошли в большой зал, примыкающий к коридору, уселись на спаянные сиденья.
– Ну, рассказывайте, – потребовал Витька.
– А что рассказывать, – ответил я. – Доживаю потихоньку свой век, но на пенсию пока уходить не готов.
– Выглядите неплохо для своего возраста, – польстил он.
– Спасибо. Слушай, – повернул я разговор в нужное мне русло, – что там с этой девочкой произошло? Нет, про то, что ей отрезали голову и надругались, я знаю. Это ведь ее отец?
Бывший ученик с подозрением покосился.
– А почему вы спрашиваете?
– Мне все мои воспитанники дороги, ты же знаешь, – соврал я.