О резне, устроенной финской военщиной в Ругозере стало широко известно, как в Карелии, так и во всей Советской России. В газетах писали, что «белобандиты зверски расправляются с трудящимися в захваченных местностях, грабят население, опустошают склады с продовольствием, сжигают дома, обрекая жителей на мучительную смерть от голода и морозов». По сути это «разбойничье нападение» и стало началом войны.
Вместе с этим оно также послужило сигналом к самому «восстанию карельского народа против советской власти».
Спасшийся командир-пограничник Фомченко никому интервью не давал, зато давали Сердюк, Бабыдов и остальные плененные в Ругозере активисты и бойцы. Дело в том, что после расстрела, дождавшись утра, все финны из села ушли. А перед уходом запалили клуб с двух сторон.
Там так и сидели граждане некарельской, и нефинской, и невепской национальностей. Они почувствовали, что пахнет жареным и ломанулись к двери. Та оказалась незапертой – вероятно это не входило в планы диверсантов – поэтому никто из былых пленников не пострадал.
Все они от греха подальше потянулись на контролируемую Красной Армией территорию, где и встретились с партийными работниками всех мастей, в том числе и из газет. Ожидалось гневное осуждение финских интервентов всеми трудящимися – ну, на это как раз народ был мастак. Гневно осудили, заклеймили позором и приняли резолюцию.
Советское руководство спешно начало формировать отдельное военное командование, а главным командиром должен был стать Седякин, который к тому времени занимал пост военного коменданта Петрограда. Его поддерживал Каменев. Его не поддерживал Троцкий. А Сталину было по барабану – вплоть до 1938 года, когда Седякина застрелили, признав его врагом трудового народа.
Именно после известного в узких кругах погибельного рейда к Кокосалми Седякин озадачился отрядами красных лыжников. Узнав же, что знакомый по штурму Кронштадта Антикайнен руководит среди курсантов интернациональной школы командиров лыжной секцией, очень сильно этим воодушевился. Тойво воодушевил его еще больше, когда развил всю перспективу лыжного движения, но это случится только в декабре.
А пока же в самой Карелии, или, как ее тогда принялись называть, «Карельской коммуне» вместо былого наименования «Олонецкая губерния», к восстанию относились двояко.
В Южной Карелии преобладали сторонники Советской власти. В Центральной Карелии многие выступали за независимость, либо за объединение с Финляндией, в то же время здесь было немало и сторонников Советской власти. Наибольшей поддержкой идея присоединения к Финляндии пользовалась в Северной и Беломорской Карелии.
Олонецкие карелы, преимущественно – ливвики, к финскому господству относились сдержанно, потому что знали, чем это чревато. Медвежьегорские карелы, в основном – людики, тоже не очень ратовали за своих европейских соседей. Зато, как ни странно, русские, ну и ссыльные из Украины, Белоруссии, рвались в лигу буржуазных государств – сил нету. Они в основном и жили в беломорской Карелии, прикидывались «поморами» и ратовали за выход из России.
И пошло веселье. Зимней сказки на Северо-Западе не получилось.
4. Лыжи.
Снег в этом году выпал рано и встал надолго, вероятно, до самой весны. А весна могла и не наступить вовсе, могла замерзнуть в болоте вместе с артиллеристом Трофимовым, могла податься на дальний кордон вместе с военными беженцами, могла спрятаться от военных гениев Маннергейма, Троцкого и иже с ними. Короче, до весны еще надо было дожить, и, скорее всего, доживут не все.
Лыжи в секцию к Антикайнену привезли в середине ноября. Но сначала с этим делом было ничего неясно. Праздник, потом война – тут уж не до зимнего инвентаря. Хмурый начальник училища Инно отправил Тойво прямиком к военному коменданту Питера.
– У меня больше никаких забот нет, только твоими лыжами заниматься, – честно сказал он Антикайнену. – Сходи к коменданту, объясни ему свой взгляд на это дело. У него всяко полномочий больше, нежели у меня.
– Яволь, – вздохнул Тойво. – Не поминайте лихом.
Он помнил, как Седякин и Ворошилов атаковали Кронштадт со стороны Ораниенбаума, имел очень шапочное знакомство с первым из них после подавления восстания. Тот ему тогда показался вполне разумным, в отличие от многих других командиров высшего ранга, но вместе с этим очень властным и непоколебимым. С таким хорошо общаться на равных, но вот беда какая – не были они равны по определению.
Попасть на прием к коменданту Питера удалось сразу же, без всяких записей и сверки расписания.
– Ага, товарищ Антикайнен! – словно бы обрадовался Седякин. – Вот ты-то мне как раз и нужен. Вот тебя-то мне как раз и надо заполучить. Вот с тобой-то у меня есть вполне предметный разговор.
– Служу трудовому народу, – растерялся Тойво.
Комендант выглядел очень моложаво, подтянутый и энергичный. С таким хотелось говорить о походе Скотта к Южному полюсу, о силовых упражнениях атлета Засса, но не хотелось говорить о поэтических вечерах и выставках художников-импрессионистов. Такой тип людей был создан, чтобы дело делать, а не вздыхать о деле.
– В общем, есть такое мнение у некоторых товарищей, что лыжи – это западло, а как прикажете воевать, коли никаким другим способом передвигаться в Карелии невозможно? Финские агрессоры мобильны, потому что бегают по бездорожью там, где наши войска вязнут. Что прикажешь с этим делать?
Тойво, наконец, понял, к чему клонит комендант. Как ни странно, но к этому склонялся и сам Антикайнен, за этим и пришел сюда.
– В общем, мне от тебя нужны инструкторы по лыжному спорту, чтобы разослать их по войскам, там обучить в краткие сроки бойцов и тем самым обеспечить равные условия ведения военных действий с финиками. Ферштейн?
Тойво кивнул головой в согласии.
– Что тебе нужно, чтобы обозначить у себя специалистов по лыжному ходу в самые краткие сроки?
– Лыжи нужны, товарищ военный комендант, – наконец, сказал Антикайнен. – Две сотни пар, а еще лучше – три сотни. И палки тоже нужны, и некоторый инвентарь.
Седякин на минуту задумался. Действительно, лыжники без лыж не бывают. А где взять эти самые лыжи?
– Хорошо, озадачу этим делом «Моржа», – сказал он.
Тойво чуть было не переспросил «какого моржа», но вовремя прикусил язык, поняв, что собеседник имеет в виду ленинского соратника Каменева. С тем и расстались, каждый убежал отрабатывать свою задачу.
14 ноября к учебному корпусу Интернациональной школы красных командиров приехал грузовик-полуторка, в дощатом кузове которого что-то лежало.
– Доски какие-то, – сказал на КПП водитель и пожал плечами.
Красный казах Назарбаев, отбывающий наряд дежурным, заглянул под тент машины, почесал круглую-круглую, как солнце над казахской степью, голову и распорядился.
– К кочегарке, – указал он направление движения. – Доски кривые, даже для заборов не годятся. Вероятно, на растопку.
Дневальные по КПП, курсант Ибрагимов и курсант Алимбаев только головами покивали: вай, какой умный дежурный Назарбаев!
Через час в кочегарку вихрем ворвались Тойво Вяхя, Матти Нуоволайнен и Эрих Колканен. Совершенно случайно они узнали о целом грузовике кривых досок и на долю секунды потеряли дар речи, также узнав, куда этот грузовик был отправлен.
Вольнонаемные рабочие-истопники к тому времени успели выгрузить всю полуторку и даже начали колоть «доски» под размер топки.
– Убью вас, гады! – сказал Матти, отобрав у рабочего топор.
– Нас не убивай, – попросили истопники.
– А кого тогда убить? – откликнулся Нуоволайнен, перебрасывая топор с руки на руку.
– А шофера! – хором сказали рабочие. – Мы его не знаем – его не жалко. Он в «чепке» чай с булкой пьет.
Действительно, в забегаловке при училище, так называемом, «чепке», можно было купить втридорога булку, в то время, как в городе она практически не торговалась.
Но и шофер пошел в отказ: не надо его убивать! Лучше тех, кто направил его сюда. Финны посмотрели в накладную, увидели в ней фамилию Михельсона, которая путем просчета промежуточных распорядителей и поставщиков вывела на истинного отправителя груза – товарища Каменева. Как Тойво, Матти и Эриху удалось все это просчитать – загадка. Шестое чувство, вероятно, интуиция.
Убивать Каменева – это контрреволюция, это – несерьезно. Поэтому все трое побежали к КПП, дождались полчаса, пока не заступит новый наряд, а потом поубивали, но не насмерть, Назарбаева, Ибрагимова и Алимбаева. Те, даже будучи в равных составах с ними, не смогли противостоять взбешенным финнам.
С учетом безвозвратно загубленных, в лыжную секцию доставили двести пар лыж. Теперь же только сто семьдесят из них могли быть использованы по назначению. Хорошо, что рубить лыжные палки истопники не решились, а о том, как использовать несколько десятков банок с «лыжным дегтем» и не думали даже – фантазии не хватило.
– Итак, что мы имеем? – подвел итог обретения спортивного инвентаря Антикайнен. «Пелтонен», «Ярвинен» и «Карху»[7 - Марки лыж финских производителей.] под рост – в наличие. Палки – тоже. Смола «Рэкс» – имеется. С полушубками и маскхалатами разберемся по месту. Значит, можно проводить тренировки по снегу. Уточню: будем проводить очень интенсивные тренировки.
– В ущерб учебному процессу? – спросил один из курсантов-лыжников.
– В помощь к выполнению важных задач, поставленных нам партией унд правительством. Ферштейн?
– Ферштейн, ферштейн, – закивали головами курсанты, каждый подобрал себе лыжи по росту, благо карликов среди них не было. Каждый обзавелся парой палок, подогнав завязки под руки. Потом старательно просмолили лыжи, втирая «Рэкс» в поверхности скольжения, а потом обжигая все это над открытым огнем. Наутро следующего дня в ближайшем парке они пробили себе лыжню и принялись бегать по ней, ускоряясь и замедляясь по графику. На скорости лыжники отрабатывали выносливость, в спокойном режиме – технику.
Тойво же помчался к Седякину с рапортом, что в скором времени его курсанты будут готовы к выдвижению в войска, как инструкторы по лыжной подготовке.