Тойво – значит надежда. Красный шиш

А тут еще одуревший от дороги курьер Потапов начальника найти испросил. Крякал и хлопал себя по плечам, словно разгоняя забравшийся под шинель январский мороз. Значит, время пришло. Значит, сегодня он воин-интернационалист, а уже завтра – дезертир. Завтра, помимо обидного определения, двигало его и Лотту к послезавтра: белый песок, изумрудное море, раскаленное солнце и золотая рыбка в виде очень приличного банковского счета. А за снегом, если соскучатся, всегда можно к брату в Альпы податься.

Только нельзя даже думать обо всем этом – мысли материальны. Нельзя сглазить, нельзя быть уверенным ни в чем, пока дело не будет сделано. Вместо тревог и волнений, Антикайнен послал сменившегося с наряда Тойво Вяхю за парнями. Тот по причине своего самого юного возраста среди курсантов отдувался в новогоднюю ночь за всех.

Четырнадцать командиров отделений всей лыжной сборной отдыхали в банях, в рюмочных, у кого водились деньжата, в концертах оперной музыки и выставках художников-минималистов. Сегодня, первого января 1922 года был день полного расслабления – ни учебы, ни лыжной подготовки.

Когда начальник училища Инно пришел в казармы, отправив отдыхать специалиста по кряканью Потапова, Антикайнен выступал перед собравшимися товарищами по Интернациональной школе.

– In fact, the more You shared of the past, the less people saw You for who You were in the now, the more they saw You as who You had been and who You had struggled so long not to be[10 - Dean Koontz – Breathless -], – говорил он, воодушевленно сжав руку в кулак и потрясая им в такт своим словам.

– Переведи! – сразу же несколько голосов.

– Тьфу ты, – сплюнул Тойво. – Извините, увлекся. О чем это мы говорили?

– Как строить взаимоотношения в рейде.

– Ах, да. В действительности, чем более ты распространяешься о прошлом, тем менее люди видят, кто ты на самом деле, более они видят тебя, каким ты был и каким ты боролся не быть[11 - Перевод.]. Словом, товарищи, живем только настоящим. Прошлое оставляем здесь, в казармах. Нам надеяться только друг на друга, давайте же постараемся оправдать эти надежды.

Инно нахмурился: неужели курьер знал о содержимом пакета и проговорился? Надо его немедленно арестовать и расстрелять, чтоб не крякал.

– Смирно! – скомандовал Оскари Кумпу, первый увидевший притаившегося начальника.

– Вольно! – махнул рукой Инно. – Что за сбор в отведенное для отдыха время?

– Разрешите доложить, – сказал Антикайнен. – Выстраиваем тактические принципы взаимоотношений, если наша подготовка позволит провести операцию в тылу противника. Занятия перед отбоем, размышления на сон грядущий, так сказать.

Начальник в ответ только вздохнул: ну, да, ну, да. А, вообще, правильно, когда в экстремальной ситуации степень взаимоотношений не зависит от степени конкретных отношений. Дело надо общее делать, а не людей проверять на вшивость. Только прокуратуре об этом говорить не следует – у нее, у прокуратуры, как раз все наоборот.

– Парни! – сказал Инно.

– Что? – изумились собравшиеся в голос.

– Извините: товарищи курсанты! – поправил себя начальник. – Нас ждут великие дела. Совсем скоро всем нам придется показать, что значит быть «слушателем Интернациональной школы командиров» в обстановке секретной и смертельно опасной. Готовьтесь. Сформированный отряд лыжников будет задействован в самое короткое время. Командиру отряда следует незамедлительно подойти ко мне для получения приказа. Кстати, а кто у нас командир?

На удивление этот вопрос оказался до сих пор нерешенным. По крайней мере, приказа такого начальник не подписывал. Как-то не до этого было.

Курсанты-командиры отделений переглянулись. Несмотря на отсутствие официального назначения, никто из них не сомневался, кому следует поручить руководство и управление «секретной и смертельно опасной» операцией.

– Ленин! – сказали они хором.

Инно представил, как лысый вождь, уже очень немощный, чешет на лыжах и передернулся.

– Назначаю командиром курсанта Антикайнена, – сказал он. – Его заместителем будет Оскари Кумпу. Соответствующее распоряжение будет издано не позднее завтра. Если есть возражения, другие кандидатуры, прошу огласить немедленно.

Никто не возражал, никого не предлагали. Сам Тойво молчал, молчал и огромный, как медведь Оскари.

– Все свободны, всем отдыхать, Антикайнен и Кумпу – ко мне в кабинет.

Инно сбросил шинель на стул, прикрыл за вошедшими курсантами дверь, не забыв выглянуть в коридор на предмет наличия отсутствия шпионов, и нахмурился.

– Дорогие товарищи, – сказал он. – Получен приказ о задействовании нашего отряда лыжников в разведывательно-диверсионных целях. Соответствующее обмундирование, вооружение и продовольственные наборы поставят в ближайшие дни. Этим занимается сам товарищ Каменев. Так что: будьте готовы!

– Всегда готовы, – ответили Тойво и Оскари, чуть не отдав при этом новомодный пионэрский салют.

– Продолжать соблюдение секретности, продолжать подготовку, желательно – тактическую. Эх, к Василевскому бы обратиться, да времени, боюсь, не хватит. Ну, а с товарища Ровио толку никакого.

– Стесняюсь спросить, – обратился остающийся спокойным, как удав, Кумпу. – Когда?

– В свое время, товарищи, – хмуро заметил Инно. – Вы об этом узнаете в первую очередь.

Третьего января по Интернациональной военной школе был издан приказ, в котором говорилось: «Отряду лыжников Интернациональной школы – быть готовым к выступлению в 16 часов 5 января 1922 года».

6. Диверсанты.

Тем же днем в казармы привезли снабжение. На этот раз дневальные по КПП направили грузовики-полуторки прямиком на хоз двор, вызвав туда же комиссара Ровио. Вероятно, побоялись, что снова им лица набьют, если отправят новенькое обмундирование и оружие в кочегарку. Назарбаев, Ибрагимов и Алимбаев уже приобретали необходимый для выживания в большом городе опыт, и опыт им говорил: ничего не отправлять в печь на растопку. Революция в Средней Азии продолжалась, басмачи ездили на лошадях, презрев верблюдов, а электричества – никакого! Навыки, приобретенные в школе красных командиров еще должны были сыграть свою роль в становлении союзных республик, поэтому Назарбаев, Ибрагимов и Алимбаев впитывали в себя каждую крупинку знаний, чтобы та сторицей окупилась в родных кишлаках и аулах при установлении в них советской власти.

Куусто Ровио обрадовался сначала, пересчитав грузовики, а потом разом погрустнел, перечитав накладные. Ничего из доставленного не могло быть использовано в Питере на курсантские нужды. Все должно было уйти во вражеский тыл, предварительно превратив каждого курсанта в бойца-диверсанта. Снял шинель «с разговорами», одел белый овчинный полушубок – стал другим человеком.

В рейде должно было принять участие сто семьдесят воинов – по числу спасенных от Назарбаева, Ибрагимова и Алимбаева пар лыж – на них и поступило все снабжение. Полушубок, ватные штаны, валенки, белый маскхалат, автомат Федорова с боекомплектом, две гранаты, консервы, сало, сахар, шоколад, ну, и спирт – набор для диверсанта.

Такой шикарный набор способствовал подъему боевого духа у финнов-лыжников и вызывал некоторую зависть курсантов-эстонцев, чехов, азиатов и немногочисленных русских. Что такое лыжи – каждый из них представлял себе достаточно смутно, но зато шикарный внешний вид был налицо.

– Я бы тоже в такой форме в рейд пошел, – сказал курсант Геннадий Фиш[12 - Автор популярной книги «Падение Кимас-озера», где как раз каждый дурак без тренировок мог бегать на лыжах по семьдесят километров в день в условиях бездорожья.]. – Подумаешь – лыжи! Любой дурак в них по снегу пройдет.

– Цыц! – сказал ему Оскари Кумпу, а Тойво Вяхя показал огромный, не по годам, кулак.

Матти Нуоволайнен под такое дело сбегал в город и выменял где-то свой спирт, будучи человеком, в принципе, не пьющим, на четыре пары лыж, типа муртома[13 - Murtomaa – вездеходный, в переводе с финского.]. Дело в том, что изначально доставленные по приказу Каменева лыжи все, как одни, были типа хапавеси[14 - Тип беговых «осиновых» лыж того времени.], и пришлось с этим делом считаться. Стратегию, конечно, выработали: «лоси» впереди, остальные следом. Однако передвижение столь крупного воинского подразделения невозможно без разведки. А к разведчикам уже «лосей» не приставить. Разведчики сами должны по снегу продвигаться, желательно, не очень проваливаясь.

На широких «вездеходах» можно было без особого ущерба двигаться и по сугробам, и по насту, и по льду. Их отличие от охотничьих состояло в том, что крепления были резиново-проволочными, что не позволяло одним движением ноги их сбросить, да рост, под стать обычным беговым.

– Это ты здорово подсуетился! – сказал Антикайнен. – Быть тебе командиром разведчиков. А больше таких муртома не раздобыть?

– Можно, конечно, но не в Советской России, – пожал плечами тот. – Мы же пытались уже! А я вот заказ сделал, да только через границу лыжи на себе просто так не поволочешь, поэтому, извиняйте, хлопци, бананьев нема!

Целый день ушел на то, чтобы подогнать под себя снаряжение – лыжи с креплениями, палки с кожаными петлями под кисти рук, валенки и одежду. Потом, на марше, нельзя будет отвлекаться на подобные вещи, на марше нужно будет бежать, что хватит сил.

Наконец, все приготовления были позади, и стройными колоннами курсанты в обычной своей курсантской форме двинулись к Николаевскому вокзалу, где их уже поджидал специальный эшелон. Лыжи и палки, вещмешки с припасами и мешки со спецодеждой уже перегружались в вагоны специально проинструктированными солдатами из хозвзвода. Назарбаева, Ибрагимова и Алимбаева на такое ответственное дело не допустили.

– Ура, товарищи! – так энергично гаркнул в усы командующий товарищ Каменев, что они, седоватые и огромные, чуть не улетели в направление к шеренге бойцов.

– Ура! – ответили курсанты в тон оратору, и с крыши вокзала сорвался наземь снег.

– Я верю в вас, богатыри! – продолжил кричать Каменев, и на глазах его застыли слезы от избытка чувств. – Расцеловать бы вас всех!

Бойцы разом поскучнели, представляя, как придется лобызаться с этими обвислыми прокуренными усищами. Ладно бы он был женщиной – да не бывает у женщин столь буйной растительности под носом, даже у тех, кто цыганской, армянской или азерибаджанской национальности.

– Потом расцелую. По возвращению. Если вы захотите, – несколько умерил пыл командующий. – А пока мы сделали для вас все, так и вы сделайте для нас, для молодого Советского государства, полный максимум из того, что можете. И даже то, что не можете! Громите белофинскую сволочь! Нет пощады врагам! Аллилуйя!

– Аминь! – ответили курсанты.