По следам адъютанта Его Превосходительства. Книга первая

Глава восьмая

– Разрешите, Ваше превосходительство?

Отчего-то полковник Чуркин вспомнил за устав – и замер на пороге. На момент его появления в кабинете Его превосходительство сидел не за столом, а у стены кабинета и смотрел в окно. «Приводил в порядок мысли», как некогда сам он и определил это занятие. Оторвавшись от природы, Вадим Зиновьич перевёл на полковника мутный с утра взгляд линялых глаз – и «разрешил». Чуркин сделал несколько шагов по ковровой дорожке и ещё раз сдвинул каблуки.

– Садись, полковник!

Кобылевский ткнул пальцем на соседний стул.

– В ногах правды нет. Хотя, похоже, её вообще нет… Нет, вру: в одном месте она существует! Во всяком случае, в данный момент!

И он хлопнул себя по седалищу.

– Вот она где, правда сегодняшнего дня! «Товарищи» наглядно «растолковали» её нам: так надрали задницу, что ещё долго не сядешь!

Словно подтверждая слова командующего, Чуркин осторожно присел на самый краешек стула, и вздохнул.

– Да-а-а… А как прекрасно всё начиналось! С самого августа – ни единой пробуксовки: только вперёд! Шли, как на параде в Царском селе! Царицын, Орёл, Воронеж, Одесса – вон, аж, куда забрались! Казалось, так и до самой Москвы дошагаем… Ан, нет! Как упёрлись «красные» под Тулой – так и покинул нас фарт! А уж как турнули нас…

Николай Гаврилыч опасливо покосился на командующего. Но тот лишь скривил лицо – и вряд ли по причине недворянского лексикона начальника контрразведки. Не стал развивать «скользкой» темы и Чуркин.

– Ваше превосходительство… Вадим Зиновьич: поговаривают, что со дня на день приедет Барон…

Чуркин бросил короткий взгляд на Кобылевского.

– … принимать командование армией…

Оставив одну «скользкую» дорожку, полковник тут же ступил на другую. Но карикатурно зажимать рот ладонью он не стал: ведь для того он и пришёл к командующему, чтобы поговорить по душам. Быть может – напоследок. И – не только о делах служебных. Даже – не столько о них.

– «Поговаривают»? – криво усмехнулся Кобылевский. Генерал явно намекал на то, что информация полковника источником своим имеет определённо не штабные слухи. Понимая, что его уклончивость не прошла, Чуркин ещё больше помрачнел.

– Информация получена от одного из моих людей в штабе Главкома, Ваше превосходительство, – «сознался» он. – Барон имел встречу с Иван Антонычем, и тот предложил ему… хм… Ваше место, Ваше превосходительство… извините…

То ли от деликатности момента, то ли ещё по какой причине – но у полковника вдруг запершило в горле, и он закашлялся. Откашляться не получалось – и Кобылевский предложил спасительную на все случаи жизни «микстуру»: стакан водки. «Лекарство» было с благодарностью принято – в том числе, и вовнутрь. «Закусив» по-русски – рукавом – Чуркин неожиданно ухмыльнулся.

– Хотя, Ваше превосходительство, Барон явно притязал на большее, чем пост командующего Волонтёрской армией. И это уже не слухи. Имеются сведения, что «тевтон» метил в кресло Самого!

Дорабатывая координаты, полковник выразительно закатил глаза к потолку.

– И Главнокомандующий – в курсе этих поползновений. Отношения между ним и Бароном сейчас – как у кошки с собакой! Амбиции Барона тем более раздражают Иван Антоныча, что некоторые высшие офицеры – Вы, Ваше превосходительство, понимаете, кого я имею в виду…

Кобылевский презрительно фыркнул себе под нос.

– … подбивают старших офицеров на выражение неудовольствия по поводу действий Иван Антоныча, так сказать, снизу. Ну, чтобы на волне «всеобщего недовольства» привести к власти Барона. Помяните моё слово, Вадим Зиновьич: грядут интересные события – и не на полях сражений…

Кобылевский распрямил спину, сделал глубокий вдох-выдох, и потянулся к ополовиненной бутылке «смирновской». Разливая остаток водки по стаканам, он иронически покосился на Чуркина.

– Надеюсь, ты не думаешь, что я потрясён?

– Ну-у… – замялся полковник.

– Говори, не обижусь!

– Если уж вылетать из кресла – то от красноармейского лаптя, а не от бароновского сапога!

– Лирика! – беззаботно махнул рукой Кобылевский. – Главное: скорее бы, уж! Знаешь, надоело имитировать кипучую деятельность! Утомительное это занятие. Особенно, когда всё катится в тартарары…

Вадим Зиновьич стукнул стаканом о стакан Чуркина и одним махом осушил его. Занюхав валявшейся на подоконнике окаменевшей баранкой, он поднял на полковника откровенно смеющийся взгляд.

– Ты думаешь, этот амбициозный тевтонец в состоянии, извини за цитирование большевистских вождей, повернуть колесо истории вспять? Да ни хрена! Ну, кого-то разгонит, кого-то «зашугает», что-то перетасует, отберёт на время у большевиков пару-другую провинциальных городишек – и всё! Всё!

Разгорячившись монологом, Кобылевский с откровенным сожалением посмотрел на пустую бутылку, и поднялся со стула. После безуспешных поисков в сейфе он с головой нырнул в тумбу огромного письменного стола, и долго не показывался оттуда. О его активной деятельности там свидетельствовали лишь перемещения стоящей перпендикулярно задницы да приглушённые деревом матерки, периодически доносившиеся из чрева стола.

Наконец, потный и багроволицый, командующий вынырнул из тумбы. Опутанный паутиной и перепачканный пылью, он тяжело отдувался – но рот его растягивала счастливая улыбка. В руке он держал покрытую пылью бутылку, горлышко которой было заткнуто «пробкой» из обрывков служебных бумаг.

– Как она там сохранилась – ума не приложу! – поделился он радостью с Чуркиным. После слов «делёж радости» был осуществлён им уже в материальной форме. Содержимого «находки» хватило на полный стакан каждому. Расчленив тяжелым мраморным пресс-папье окаменевшую баранку, Кобылевский протянул обломок Чуркину. С хрустом перемалывая зубами свою долю, он возобновил излияние души. Излияния хорошо идут под возлияния.

– Не знаю, как ты, Николай Гаврилыч, а я уже не только мыслями, но и всем существом – в Париже! Всё считаю будущие расходы, всё думаю, надолго ли хватит денег, всё размышляю, не вложить ли их куда повыгоднее – вместо пропоя!

Выслушав откровения командующего, Чуркин «рванул на груди тельняшку».

– А Вы думаете, Ваше превосходительство, что я надрываю пупок на службе? Как бы не так! Все мысли заняты организационными хлопотами и тем, как лучше замаскировать их от чужих глаз! Столько дел, Ваше превосходительство! А тут ещё – эти бесконечные проблемы с «молодыми»: то они ссорятся, то мирятся, то хотят ехать, то не хотят! Сам чёрт их не разберёт – извините, Ваше превосходительство!

Он опять вздохнул и нахмурился.

– Да и я вообще – не до работы… Когда всё кругом валится, совсем не хочется копаться в «дерьме»: в грошовых донесениях грошовых агентов, в сочинении бесполезной дезинформации для «красных», в засылке пропивающих казённые деньги «боевиков»! Всё это – мёртвому припарки: тут я с Вами полностью согласен, Ваше превосходительство!

Заключительной фразой Чуркин на всякий случай ловко обезопасил себя от возможных упрёков командующего в отсутствии патриотизма, пренебрежении служебным долгом и так далее. Проще говоря, «повязал» Кобылевского «соучастием в «пораженческих настроениях».

Однако Вадим Зиновьич и не думал возражать: мысли Чуркина были и его мыслями – и в куда большей степени. Да и кого ему было опасаться: собутыльника, что ли?! Соучастника коммерческих гешефтов на казённый счет?! Это Чуркину надо было перестраховываться – «на всякий, пожарный случай»: мало ли, какая вожжа попадёт «под хвост» генералу! А он, Кобылевский ни в подпорках, ни в вариантах отступления не нуждался!

– Пусть приезжает! – ещё раз «дохнул» решительностью, а может и легкомыслием, Вадим Зиновьич. – Скорей бы уже…

«Высокие» гости не задержались с визитом: прибыли уже на следующий день. Генералов было целых два: Иван Антоныч решил лично руководить приёмом-передачей дел от старого командующего новому. Но, прежде чем приступить к официальной процедуре, Иван Антоныч попросил Барона «на минутку» задержаться в приёмной: он решил объявить Кобылевскому приговор лично и как можно тактичнее. Ну, вот такой характер был у Иван Антоныча: не мог он не объясниться «на дорожку». И не для того, чтобы «сохранить в памяти осуждённого светлый образ»: чтобы свалить камень с души. Камень-то наличествовал.

Таким образом, Барон остался в приёмной, одним своим появлением наведя ужас на её обитателей. А Главнокомандующий, тяжело вздыхая под грузом неприятной миссии, нерешительно перешагнул порог кабинета Кобылевского.

– Здравия желаю, Ваше высокопревосходительство!

Кобылевский медленно встал из-за стола, и не спеша двинулся навстречу высокопоставленному гостю.

– Здравствуйте, дорогой Вадим Зиновьич!

Старательно пряча глаза от пока ещё хозяина кабинета, Главком протянул руку для приветствия. Вадим Зиновьич всё уже понял – но не пытался «не заметить» руки Главкома. Хотя бы потому, что в этой истории куда заметнее была «рука Барона». В результате состоялся обмен вялым рукопожатием, во время которого генералы старательно отворачивали друг от друга головы, словно кони в упряжке.

С преувеличенным вниманием разглядывая узоры на полинявших обоях, Главком чересчур старательно откашлялся. Он явно не решался приступить к объяснению. Словно видя маячившую за спиной Главкома поджарую фигуру Барона, Кобылевский не торопил Иван Антоныча.

– Вот такие, значит, дела…