Мёртвые не кусают?! Долг платежом кровью красен

– А это у Вас откуда? – уже осторожнее «вынырнул из окопа» Городецкий.

– Ежегодный обзор судебной практики, – устало махнул рукой Иванов. – Плюс материалы Пленума Верховного Суда и наше ведомственное «чтиво».

– И?

Иванов усмехнулся.

– Это – мой вопрос, товарищ Городецкий! В расширенном варианте: «какого хрена Вы взялись за этого бедолагу?».

Городецкий немедленно убежал глазами – и схватился… нет, не за сердце: за телефон. Но прежде он весьма красноречиво оставил кресло.

– Здравствуйте. Это – Городецкий. Мне назначено на десять, но не могли бы Вы спросить Василь Васильича, не мог бы он…

– «Вынужден носить себе дрова на себе для своего дровяного отопления», – вполголоса хмыкнул Иванов – и не остался не услышанным: по причине аллюзии с Райкиным Городецкий покраснел, но изложение ходатайства, всё же, закончил:

– … принять меня раньше… Да, спасибо: жду.

С минуту зав благоговейно прижимал к уху телефонную трубку. Наконец, он встрепенулся, и, как в строю, «вытянулся во фрунт».

– Могу?! Большое спасибо.

Подрагивая конечностями, Зав обошёл кресло, и принялся суетиться. Во время работы с макулатурой губы у него тряслись, а руки ходили, как и положено, ходуном. По причине «ответственности момента».

– Осчастливили, что ли? – «добавил соли» Иванов.

– Собирайтесь! – честно дрогнул голосом Зав: ничем иным он дрогнуть уже не мог – всё было задействовано в работе.

Иванов закряхтел, и медленно оторвал зад от стула.

– Мне собираться – как тому голому: поясок подпоясать…

Но как же мы пойдём без согласованной позиции?

– А я Вас «под танк брошу», – без отрыва от макулатуры сознался Городецкий. – Одного.

Иванов уважительно покачал головой.

– Спасибо за прямоту. Одна беда: на мне, где сядешь, там и слезешь.

– Но хотя бы пять минут Вы побудете крайним!

Заведующий с беспокойством оглядел кабинет. Вся его трепещущая наружность выдавала открытым текстом: «Ничего не забыл?!». Иванов усмехнулся, и пожал плечами.

– Пять минут – крайним? Ну, что ж: тоже – довод…

В приёмной «самих товарища Первого» им пришлось около пяти минут «дозревать» на стульях у стены: Второй успел «несанкционированно» просочиться раньше. Наконец, вельможный – в обращении с «народом» – референт изобразил из себя ключника Петра у ворот рая:

– Можете проходить, товарищи.

При виде заведующего и «сопровождавшего его лица» Первый и не подумал хотя бы обозначить движение навстречу. И правильно: «нечего баловать мальчонку», пусть и в количестве двух.

– Садитесь, товарищи.

– И на том спасибо, – вполголоса буркнул Иванов, не обращая внимания на помертвевшего от такой непочтительности Зава. А как иначе: «Оскорбление Величества» – это не только про царское время! Первый начальственно медленно поднял… слегка приподнял… тяжеленный взгляд на вошедших. На Городецком он задержался не дольше, чем на предметах интерьера, а, вот, Иванов удостоился большей дозы.

– Значит, это Вы и есть?

– Ну, если Вы – о паспортных данных, – усмехнулся следователь, – то это я и есть. Ива?нов Александр Сергеевич, то есть. «Ива?нов» – с ударением на первом слоге. Как и положено у дворян.

Городецкий дополнительно помертвел – и предпринял отчаянную попытку дематериализоваться. Только напрасно он изводил себя: «Первый» даже пепельницу на столе удостаивал большего внимания.

– Я не о паспортных данных.

Первый опять «не справился с весом», и вернул тяжёлый взгляд на стол. Но булыжники его слов намертво придавили Городецкого, тщетно пытающегося слиться с «окружающей средой». Хорошо ещё, что тот успел сгруппироваться и отчасти трансформироваться в духа бесплотного.

– Значит, Вы и есть знаменитый «диссидент от прокуратуры»?

– Польщён, гражданин начальник, – приторно улыбнулся Иванов. – «Диссиденты» – не самые бесполезные люди.

Была у Александра Сергеевича нехорошая – и очень вредная для здоровья – привычка: сразу же «лезть в бутылку». Другой на его месте промолчал бы, «прикинулся пиджачком», изобразил мертвенную бледность. Словом, отреагировал адекватно обстоятельствам. Но у Иванова всё было – как у того прапорщика из анекдота: «Здесь Вам не тут!». От любых намёков на чью-то высокопоставленность и собственную подчинённость он заводился «с полуоборота». И дальше «несло» его так, что «об остановиться» и речи уже не было. И ведь понимал Александр Сергеевич, что «язык мой – враг мой» – а ничего не мог поделать ни с собой, ни с ним, вражиной.

Первый улыбнулся – нехорошо и даже многообещающе.

– Узнаю орла по полёту…

– Но у добра молодца не одни сопли в ассортименте, – не задержался Иванов: «уже несло».

– Не понял, – как раз, всё понял «товарищ Первый».

– Если бы это было не так, Вы бы не стали подвергать меня «кулинарной обработке».

Весь диалог «по лезвию ножа» Заведующий старательно «отсутствовал наличным имуществом»: «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу». К чести Первого, тот и не собирался подтягивать его к соучастию: вероятно, знал цену и неокупаемость затрат.

– Ну, что ж – логично, – почти одобрительно хмыкнул «гаулейтер». – «Безумству храбрых поём мы славу». Или – песню?

– Что-то поём…

– Ну-ну, – ещё раз «пообещал» «товарищ Первый». – Тогда – Ваше слово?

– Нет.

Городецкий ещё решительней втянул голову в плечи, стараясь хотя бы таким образом укрыться от «смертоносного огня» начальственных глаз. Но Первый и не собирался расходовать понапрасну драгоценную энергию. Оно и правильно: ещё пригодится – для более «достойных клиентов». Секунд двадцать «от получения афронта» он молча выстукивал из столешницы не определяемый на слух мотив. Наконец, его неожиданно пролетарская с виду ладонь решительно «прихлопнула» сомнения.

– Хорошо! И Вы готовы подписаться под этим?

– Готов.

Иванов и не подумал «убирать с дороги» встречный взгляд.