Бабушка, по своему обыкновению, встретила внука сдержанно, не выплескивая сразу
всей радости, и Николай уже знал, что радость эта долго потом будет проступать в каждом ее
слове и жесте.
– Ну, а невесту чего не кажешь? – сразу спросила она, не тратя слов на то, как
изменился, как возмужал внук. Она видела его на карточках, которые обычно разглядывала
подолгу, и это ей хоть как-то заменяло встречи.
– Дома невеста, – сказал Николай. – А мама не приехала?
– Как же, усидит она! Приехала! И меня вот притащила. Ушли они с Никитой волосы
плоить в эту в полит… в поликт… в поликтмахтерску. .
Бабушка засмеялась над тем, как не вышло у нее нужное слово.
– Ну, а ты что же отстала? – спросил Николай.
– Волосья-то плоить? Ох-хо-о, – захохотала она, откинувшись на спинку дивана,
обессилено уронив руку с очками и сотрясаясь всем телом. – Вот брава бы я наплоенная-то
была! Ох, ох… Люди-то бы сказали: посмотрите-ка, что старая сучка-то делает! Ох, ох… Ну,
ты Колька, вечно что-нибудь выскажешь…
Она едва успокоилась, вытерла платочком глаза. Николай наблюдал за ней, чувствуя
какое-то отмягчение в груди.
– Ну, и как, в Ковыльном-то тебе нравится? – спросил он.
– Нет, Колька, не ндравится, – ответила она грустно, сразу посерьезнев. – Одна какая-
то степь… А пылища-то, пылища-то! Да уж ладно, доживу теперь и там. Мне ить недолго
осталось. Умру я скоро, Колька… – она посмотрела в большое окно, свободно вздохнула и
повторила. – Совсем немного осталось, с полгода, может…
– Не надо, баба, не умирай, – сказала Олюшка, пристраиваясь к ней сбоку под руку,
как под крыло, но, почему-то опасаясь плотно приникнуть. – Оставайся лучше у нас жить.
– Ой, ну что ты тут говоришь! – рассерженно сказал Николай. – У меня сегодня такой
день, а ты! Давай-ка, смени пластинку. Генка, ты мне отцову бритву найди.
Генка, сидевший на стуле рядом с диваном, отдал бабушке пакет с фотографиями и
пошел в спальню.
Когда Николай побрился, вернулись дядя и мать.
– Ого-го, женишок-то уже тут! – с усмешкой воскликнул Никита Артемьевич так, что
Николай понял: он уже обрисовал событие по-своему.
Мать была красивой, торжественной и очень помолодевшей, потому что, скрывая
седину, подкрасила волосы в свой естественный цвет, чего, кажется, не делала еще ни разу.
– Ты опять усы отпустил, – упрекнула она сына. – Ведь не идет же тебе.
– Да я и сам вижу. Надо бы сбрить…
– Так и сбрей сейчас. Тебя сегодня фотографировать будут. Свадьба же…
– Да ладно… Некогда сейчас.
– Вот так дает! – сказала бабушка, всплеснув руками. – Так ить это же свадьба!
Опасаясь возможного, но уже лишнего теперь обсуждения, Николай сказал про водку.
– А что же ты раньше-то думал, – недовольно пробурчал Никита Артемьевич.
– А, да что там раньше, – махнув рукой, неопределенно ответил Николай. – Кто же мог
знать…
– Ну ладно, давайте-ка, женщины, собирайтесь, – подумав, сказал Никита
Артемьевич. – Сейчас сразу отвезу вас на место, а потом будем водку искать.
– Поехали, поехали, – оживилась Степанида, поднимаясь с мягкого дивана и с трудом
делая первые шаги затекшими ногами, – поглядим, что за невесту да сватью ты нам добыл.
* * *
У Парфутиных никого еще не было. Не было и самой Валентины Петровны, которая с
самого утра бегала по магазинам. Мария и Степанида познакомились со смущенной
Наденькой и с Ниной Афанасьевной, завели какой-то разговор. Никита Артемьевич с