Тюльпаны с Байконура. О романтической эпохе улетных достижений

В углу площадки сиротливо стоял одинокий беленький «горбатый» «Запорожец». Несколько пацанов окружили его, насмехаясь над его убогой формой и миниатюрными габаритами. Кто-то озвучил расхожую байку:

– Может ли четыре слона поместиться в «Запорожец»?

Знатоки отвечали ему дружно:

– Может, может. Он же четырехместный!

На этом шутки не прекратились. Подошли вплотную, чтобы поточнее оценить вес малявки. Решили, что он легкий, и в подтверждение этой догадки дружно подхватили, приподняли «Запорожец», оторвав его колеса от асфальта. А они – о боже! – взяли и сложились. Особенно заметно это было на задних колесах. «Запорожец», как будто с испуга, взял и поджал их под себя. Машину опустили. Ее передние колеса выровнялись, а вот задние не захотели. Автомобиль в таком виде смотрелся теперь еще более смешным – как у нас в селе говорили, холуногим. Шутников это заметно смутило, как зайцы-трусохвосты, они разбежались, смешались с толпой.

Мы с Петром наблюдали за происходящим со стороны. Петр прихватил с собой фотоаппарат. Он расчехлил его и попытался запечатлеть забавную картину, однако долго провозился с настройками и сделать этого не успел.

– Не горюй, – утешил я его. – Глянь вон лучше на пожарную лестницу. Как девчонки облепили ее, уселись прямо как курочки на насесте. Они симпатичные. Особенно вон та, проворная, которая вспорхнула выше всех.

– Да, пожалуй, – согласился мой фотограф. – Она на Быстрицкую смахивает.

Он походил туда-сюда, присматриваясь к девочкам, а потом быстренько, исподтишка сделал несколько фотографий.

Тут подкатили городские автобусы. Их, похоже, только что сняли с маршрута, на лбу каждого из них маячил маршрутный номер. Я решил не терять из виду приглянувшуюся красавицу, сесть в тот автобус, который выберет она. При этом я загадал: сядем в четвертый – все будет хорошо, в тринадцатый – ничего хорошего, по крайней мере для меня, от этой встречи не будет.

Тогда я уже примечал: если цифра тринадцать попалась мне на глаза, то намеченные планы, как правило, шли наперекосяк. И что сейчас? Она выбрала автобус с номером тринадцать. Вздохнув, повесив нос, окликнув Аркадия и Петра, я поплелся за ней.

Впервые в Ленинске

Под эти воспоминания о былом я незаметно уснул. Спал крепко. Не слыхал, как пришли мои друзья-попутчики, вместе ли вернулись иль порознь, поодиночке. Однако проснулись мы дружно. Без проволочек собрались. На ходу чего-то перекусили и отправились на вокзал. Ждать поезда долго не пришлось, он подошел без опозданий. Запрыгнули в переполненный плацкартный вагон. Проводник, не особо обращая внимания на места, прописанные в наших билетах, как-то нас к уже ехавшим пассажирам пристроил. В вагоне было мрачновато, душно, каким-то он мне показался неухоженным, давно не мытым. Благо ехать нам было не так далеко и недолго, к полудню мы добрались до нужной нам станции Тюратам.

Крошечное поселение, размером много меньше моего родного села, слепленное из неказистых глиняных сараеподобных строений с неприметными темными глазницами окон без наличников и плоскими соломенными крышами. Таким был этот Тюратам. Местечко смотрелось мрачновато, находиться здесь было неуютно. Что-то подобное я видел в фильмах про басмачей времен Гражданской войны. Выглядело любопытно, однако поселиться там, даже на время, не очень-то хотелось.

Весть о нашем прибытии (в отсутствие мобильной связи) каким-то боком до местного руководства экспедиции все ж таки долетела, похоже, экипаж самолета постарался. На станции нас поджидали служебный автобус и встречающий с оформленными для нас на въезд в город документами.

Железнодорожная станция Тюратам – пригород Ленинска. Ленинск (десятая площадка космодрома Байконур), как и весь космодром, был местом режимным, строго охраняемым объектом, на все про все нужны были предписания, пропуска, разрешительные документы. С их оформления и начались наши трудовые будни.

Автобус доставил нас к штабу экспедиции – невзрачному одноэтажному дощатому строению, похожему на большую избу, внутри которого фанерой были выгорожены пара тесных кабинетов для руководителя экспедиции Олега Ивановича и его помощника, главного инженера Сергея Николаевича. Еще была небольшая комната для совещаний.

Человеком, встретившим нас в Тюратаме, сопровождавшим в автобусе и проводившим нас до кабинета начальника, был завхоз Леша Бабоша. Так ли он значился по паспорту или получил такое прозвище от местной инженерии – бог весть. Человек он был весьма соответствующий своей должности: услужливый с начальством, хамоватый с прочими. Для дома для семьи, как и полагается интенданту, заботливый, вороватый добытчик. Был он доволен сам собою, заметно важничал и весьма дорожил своим хлебным местом.

– Вот, Олег Иванович, нашел, привез всех четверых, – представил он нас начальнику.

– Никто не потерялся? – с улыбкой встречал нас начальник.

С первого взгляда он показался мне каким-то киношным персонажем Олега Табакова, уж очень он внешне смахивал на этого известного артиста.

– Эко вас занесло. Ну, ничего, такое бывает, – продолжал он посмеиваться над нами.

– А почему нас Крайний-то не принял? – не сдержал я своего любопытства. – В самолете говорили, что здесь буран, а я смотрю – кругом голая земля, никаких тебе сугробов, ни единой снежинки окрест.

– Ват такая она, здешняя зима – бесснежная. И буран здесь свой, особенный, с местным колоритом, «колотун-бабай» называется. Пыли подымает столько, что, как в снежную метель, ни зги не видно. Метет еще похлеще, чем в Рязани, Казани, иль Тамбове, только метет не снег, а песок. Самолету в таких условиях не сесть. Ветер такой силы запросто самолет с полосы сдувает. Этот буран не последний, до конца зимы еще далеко, со временем сами все увидите.

– Добрались – и ладушки, – вклинился в его речь Бобоша, и Олег Иванович обратился к нему:

– Леша, этих двоих, – он указал на Анатолия и Николая, – вернешь в Тюратам, поближе к вертолету, им работать на дальних приводах. А этих, – он ткнул пальцем в нашу с Алексеем сторону, – поселишь в гостиницу здесь, в городе. Будете работать на КДПЦ, – повернулся он к нам.

Я уже знал, что КДПЦ – это командно-диспетчерский пункт, центральный.

– От гостиницы до объекта, – продолжал начальник, – ходит наш автобус. Ходит строго по времени, проспите – ждать не будет. Трехчасовая разница во времени с Москвой по приезде чувствуется. Пока адаптируетесь, будьте повнимательнее. А теперь доставайте паспорта, передайте их Леше, он поселит вас, оформит пропуска на объект, талоны на продукты. А если кто-то что-то нужное забыл, то можете его попросить, у него на складе ложки, плошки, поварешки и еще кое-что такое всякое имеется. Завтра с утра к девяти сюда подходите, пройдете у главного инженера вводные инструктажи и все, что нужно для начала работы, получите.

Сразу после этого разговора Леша Бабоша проводил нас с Алексеем до гостиницы, а потом Анатолия и Николая повез в Тюратам.

В гостинице мне достался двухместный номер с пустой соседней кроватью. Алексея определили в такой же номер, но там один человек уже жил. Я был рад такому раскладу, хотелось побыть одному, отдохнуть с дороги, пропитаться новизной незнакомой доселе обстановки.

Однако эта радость быстро сменилась совершенно противоположным чувством.

Первое, что обратило на себя внимание, это вода. Я открыл водопроводный кран, и оттуда вяло потекла густая жижа цвета кофе с молоком. С дороги хотелось пить, но такую жидкость употреблять я не решился. Вышел из номера в длинный, чисто прибранный гостиничный коридор и, заметив там моложавую симпатичную горничную, окликнул ее:

– Девушка. Я у вас кое-что хочу спросить.

Она взглянула на меня, подошла поближе, приветливо улыбнулась, представилась:

– Надя. Вы, наверное, новенький? Что-то хотите?

– Да пока немногого. В номере из крана течет какая-то муть. Наверное, недавно ремонтировали водопровод, – начал я свои объяснения.

– Нет, – рассмеялась она, – вода здесь всегда и по всему городу такая. Ее качают из Сырдарьи, она там очень мутная. Очистные не справляются, вот она у нас такая и течет, с песочком и глиной.

– Так что ж с ней можно делать? Ни помыться, ни постирать… Пить ее совсем страшно.

– Нет-нет, пить ее прямо из-под крана никак нельзя, – улыбалась Надя. – Тем более без привычки. Сразу дизентерию или желтуху подхватите. Этим здесь часто страдают, как в Москве насморком.

– Ну, вы даете… Как же вы здесь живете?

– Вот так и живем, хлеб жуем, ракеты пускаем… – задорно рассмеялась она. – Да вы не бойтесь, мы привыкли, и вы привыкнете. Я вам сейчас немного чистой воды принесу. На вид она будет посвежее, чем из-под крана, только вы ее все равно сразу не пейте, сначала вскипятите.

– Надя, а у меня в номере чайника нет, и кипятильник взять с собой я тоже не догадался.

– Ну, тут я вам не помощница. В гостинице старая проводка, поэтому пожарники пользоваться нагревательными электроприборами запрещают.

– Цирк! Сырую воду пить нельзя, а прокипятить ее нечем, да еще и не положено… Я тогда, пожалуй, в буфет схожу, там чайку попрошу.

– Вы знаете, – продолжала она, непрерывно улыбаясь моей неосведомленности, – в нашей гостинице нет буфета.

– А что есть? Столовая? Кафе? Ресторан?

– Да нет. Ничего нет.

– Как? Как же здесь живут? Без еды обходятся?

Похоже, каждый последующий мой вопрос смешил горничную Надюшу все больше, смеялась она все задорнее, все заливистее.

– Вот так и живут, – сквозь смех отвечала она. – Приспособились. И вы, надеюсь, не пропадете. Сейчас я водички вам принесу.