Тюльпаны с Байконура. О романтической эпохе улетных достижений

Вскоре зал клуба заполнился. На невысокую сцену вышел приехавший секретарь комсомола университета Николай Иванович Меркушкин со свитой из сопровождавших его помощников и наших кураторов.

Взяв слово, наш куратор, представил приехавших, попросил собравшихся в зале студентов поприветствовать их аплодисментами и передал эстафету выступления Меркушкину. Тот поставленным голосом тренированного оратора поблагодарил всех собравшихся за радушный прием, за оказываемую колхозу помощь, отметил важность выполняемой нами работы. Речь его текла ровно, гладко, он мог еще говорить и говорить в том же духе, но отчего-то решил оживить эту встречу и обратился к собравшимся:

– Большинство из вас только что стали студентами. Несколько человек уже год отучились и наверняка побывали на университетских мероприятиях – и спортивных, и развлекательных. Скажите, помимо учебы, к чему хотелось бы вам еще приобщиться?

В ответ на это рядом сидящие плотнее прижались друг другу, начали перешептываться. Желающих вступить с комсомольским вожаком в диалог как-то не находилось. Образовалась пауза, и она явно затянулась. Тогда оратор, скользнув внимательным взглядом по головам студентов, ткнул пальцем в ерзающего Аркашу Пеккера:

– Ну, вот вы, молодой человек, я же вижу, у вас есть что сказать.

Ой, лучше б он Аркашу не трогал. Малость погодя он об этом точно пожалел.

Аркаша от прямого обращения к нему нисколько не оробел, тут же отыскал тему для обсуждения и уверенно затараторил:

– Да, я знаю, чем хочется заняться на досуге, окромя, знамо дело, картошки. У меня есть знакомые среди «вчерашников», они меня приглашали, и я хочу попасть в этот коллектив.

– О чем это он? – обратился ко мне один из сидящих рядом первокурсников.

– Об университетском вокально-инструментальном ансамбле. «Вчера, сегодня, завтра» он называется, или, попросту, «вчерашники», – опередил меня с ответом Петр.

– Понятно, – удовлетворился ответом наш сосед.

Меж тем Аркаша продолжал:

– Только вот они откровенно жаловались, что с вашей стороны к ним ноль внимания. Аппаратура у них древняя, разномастная, с горем пополам собранная. Усилители, колонки – самопальные. Как на этой рухляди они играют? Ума не приложу.

– Да что вы? – возразил Меркушкин. – Я бывал на их выступлениях не однажды. Классные ребята. Здорово играют.

– Ребята-то классные, а вот про аппаратуру так не скажешь. На чем они бренчат, вы знаете?

– Знаю, на «Тониках».

– Вот именно, на «Тониках», как шантрапа из подворотни. Сколько им эту рухлядь добивать? А почему не на Meazzi, Welson или Wandre?

– Ну, вы, молодой человек, махнули! Да наша «Тоника» нисколько не хуже…

Лучше бы вожак не возражал. Заведенный его словами Аркаша как из пулемета начал строчить сравнительными характеристиками инструментов. По его словам, наши во всем проигрывали. Меркушкин продолжал возражать, но как-то вяло. Чем больше тот возражал, тем активнее Аркаша закапывал его своими познаниями в музыкальной технике.

Народ, наблюдая за их перепалкой, заметно повеселел, оживился, однако никто из присутствующих в их спор не встревал, предпочитая позицию стороннего наблюдателя.

Со временем тема спорщиков утомила. Каждый остался при своем мнении. Вожак, пользуясь своим более высоким и тем самым выигрышным положением, пообещал Аркаше подумать над его предложением по обновлению инструментальной начинки «вчерашников» и перевел разговор на другое, за чем похоже, собственно, он к нам и пожаловал:

– В этом районе колхозам помогают с уборкой несколько групп студентов. Штаб по организации работ находится в райцентре, в Шайгово. Штаб возглавляет товарищ Крысин, он главный куратор района. Район большой, студенческих групп много, он жалуется, что за всеми уследить не успевает. Просит помощника. Есть желающие?

В ответ – тишина. После некоторой паузы он добавил:

– Что конкретно нужно делать, Крысин объяснит при встрече, на месте.

Смелых не оказалось. Оробев, понурив головы, студенты затихарились.

Все время собрания я ерзал на своем месте, клубное деревянное кресло казалось мне жестким, неудобным. Наташа была здесь, затерялась средь толпы, и я ловил себя на мысли, что пытаюсь взглядом отыскать ее, и как только это замечал, тут же одергивал себя, переводил взгляд на сцену, усилием воли заставлял себя не смотреть в ее сторону. Такое внутреннее бодание с самим собой терзало душу. Я ясно осознавал, что не будет мне покоя ни завтра, ни послезавтра, пока я вижу ее демонстративное равнодушие ко мне. Мне с этим трудно смириться. А потому, наверное, то, что сейчас прозвучало со сцены, я воспринял как палочку-выручалочку, как подходящий вариант избавления от пустых, бесплодных терзаний. Что там придется делать, чем помогать этому Крысину, мне было все равно, главное – это весомый предлог смотаться отсюда поскорее и не встречаться больше с Наташей.

Пока другие соображали, я решительно встал, поднял руку высоко вверх и, как мне показалось, громко выкрикнул:

– Я согласен!

Однако это не смутило остальных. Никто не назвал меня выскочкой. Скорее, наоборот, по толпе прокатился коллективный вздох облегчения. Вопрос решен. Всем можно расслабиться.

До конца собрания прозвучало еще несколько реплик, ненавязчивых наставлений, пожеланий успешной дальнейшей работы, и этим оно завершилось. Собравшиеся не торопясь, небольшими группами и по одиночке начали расходиться.

Меня пригласили на сцену. Наш куратор поблагодарил за смелость и решительность, подсказал адрес, куда надлежит явиться для встречи с товарищем Крысиным. Это не заняло много времени. Вскоре я был в приютившей меня избе и под удивленные взгляды Петра и хозяйки дома собирал свои вещи.

Поутру рейсовым автобусом я уехал из Конопати.

Выйдя на большак, автобус повернул в противоположную нужной мне сторону. Пришлось с него сойти. Я перешел дорогу и стал голосовать.

Вскоре удалось тормознуть «уазик». Водитель в «козелке» оказался один. Я расположился на соседнем с ним переднем пассажирском сиденье, и мы с ветерком покатили. Дорога хорошая, лишь временами «козлик» на кочках резво подпрыгивал, пытаясь стряхнуть меня с сиденья. Однако это не смущало меня, я крепко вцепился в скобу поручня и готов был ехать и ехать. Прокралась мысль: «Мы совсем скоро доскочим до Шайгова, а я еще вдоволь не накатался». Подсаживая, водитель сообщил мне, что едет гораздо дальше, в Краснослободск, а ведь это совсем рядом с родительским домом. Отправляя с заданием, мне сообщили адрес, но время приезда не было оговорено, и я решил, что если денек побуду дома, то это дело не испортит. Так и сделал. В Шайгове выходить не стал. К обеду был у родителей.

Появление мое случилось неожиданным, радостным. Старшеклассница сестра по-детски прыгала и хлопала в ладоши. Бабенька, улыбаясь, прослезилась. Мать удивилась:

– Как так?

Когда ж я объявил о моем новом важном назначении, это было принято с одобрением, с гордостью.

Отец, внимательно выслушав мои объяснения, задумчиво уточнил:

– К кому ты в Шайгове-то должен явиться?

– К товарищу Крысину, главному куратору студенческих работ в районе, – бодро отвечал я ему. – Меня назначили его помощником.

– А ты уверен, что фамилию его правильно расслышал? Может он Рысин, а не Крысин? Переврешь фамилию – обидится. Точно не знаешь – лучше умолчи, называй его по имени-отчеству.

Тут на меня накатил страх. Как же я раньше не догадался уточнить это? Как мне теперь с ним общаться? Фамилию страшно произносить, можно переврать, а имени и отчества его я и вовсе не знаю. Неловко получается…

Остаток дня помогал родителям по дому, по хозяйству. Про Наташу старался не вспоминать, вопрос с фамилией больше прочих занимал мои мысли.

Но волнения мои по этому поводу оказались напрасными, ситуация разрешилась сама собой. На следующий день я добрался по указанному адресу и лишь только вошел в штабное помещение, как тут же уткнулся в крупного лысого дяденьку, который окликнул меня:

– Вы, молодой человек, похоже от Меркушкина?

– Да, – робко ответил я, – по его поручению.

– Очень хорошо. Тут такое дело. В Аненкове картошку убирают математики. У назначенного к ним куратора случилась беда, пришлось отпустить его на похороны родственника. Надо кем-то его на время похорон подменить. Вот туда и поедешь. Народу там немного, в основном девчонки – справишься. Молоденькие все. Присматривай, чтоб их там не обижали. Похороны – дело недолгое, их куратор, думаю, скоро вернется.

Не затягивая разговор, лысый без проволочек проводил меня до дежурного «уазика», отдал распоряжение водителю, и вскоре я был в Аненкове, знакомился с очередной старушкой, пустившей меня в свой дом квартировать. Она оказалась много словоохотливее предыдущей, долго расспрашивала обо мне, о моих родителях, о родственниках. Я без утайки отвечал на ее вопросы. Старушка с интересом слушала. Угощала козьим сыром, свежим молоком с пышными лепешками домашней выпечки. Постелила для меня чистую постель, в которой было тепло и уютно.

За ночь я хорошо отдохнул. Собрался и пошел в колхозную столовую. А там за завтраком познакомился со студентами-математиками. При этом мне было жутко неловко, ведь мы были ровесниками. Вот закончится завтрак, они подхватят ведра и уткнутся в борозду, а я, не сгибая спины, буду за ними наблюдать. Все как-то нелепо и странно, поэтому пытался скрыть свои смятение и робость под маской напускной серьезности. Со стороны все это, наверное, выглядело глупо. Девчонки украдкой косились в мою сторону, перешептывались, посмеивались. Я это замечал и оттого робел пуще прежнего, пуститься в разговоры – еще в более дурацком положении высветиться. Надувал щеки и молча наблюдал за происходящим.

Мне очень хотелось встретить здесь симпатичную приветливую девушку, познакомиться и, может, даже задружиться с ней и забыть про Наташу. Однако в девичей толкучке я, к моему разочарованию, такой не приметил.