Тюльпаны с Байконура. О романтической эпохе улетных достижений

Позавтракав, неторопливою гурьбой мы вышли на картофельное поле. К этому дню погода переменилась. По небу поплыли низкие, тяжелые, темные облака. Солнце меж них если и проглядывало, то ненадолго. Дул холодный осенний ветер. На ветру девчонки ежились, торопливо выбирали картошку. Набранные ведра быстро опустошали в телеги и вновь возвращались к борозде.

Я наблюдал за этим рабочим процессом со стороны, никоим образом не включаясь в него, торчал, как столб на осеннем ветру, и со временем стал замечать, что холодок меня пробирает. Мне б подключиться, пошевелиться, потрудиться и в работе согреться, но нет, я важничал, изображая из себя начальника, и к окончанию дня заметно продрог.

Явившись на квартиру, принес с собой озноб и долго в теплой избе не мог согреться. Приметив это, бабка напоила меня горячим молоком с медом, однако это не помогло, к утру у меня поднялась температура. Я почувствовал жуткую слабость и на работу решил не выходить.

С этой дурацкой простудой я провалялся в постели четыре дня. На пятые сутки под вечер вернулся отъехавший куратор и, сказав, что двоим соглядатаям тут делать нечего, сочувствуя моему болезненному состоянию, отпустил меня.

На этом картофельная эпопея той осени была для меня завершена, восстанавливать здоровье и рассеивать грустные думы о Наташе я вернулся домой.

Кутаясь в эти воспоминания, я незаметно, тихо уснул в своей еще не обжитой байконурской обители.

Арестованный паспорт

Утром следующего дня Алексей забежал за мной. У меня не было будильника, да он мне и не был нужен, я легко без него обходился. Засыпая, указывал себе, во сколько следует проснуться, и в нужное время глаза мои открывались. Так было и сейчас. К моменту появления Алексея я поднялся и собрался. К назначенному часу мы явились в экспедицию. Слова «офис» в те годы в нашем лексиконе не существовало. Место расположения руководства, как и все наше инженерное сообщество, звалось одним словом – «экспедиция».

Наши попутчики, Анатолий и Николай, были уже там. Когда мы протиснулись в кабинет начальника и поздоровались с ним, я приметил, что Олег Николаевич посматривает в мою сторону с некоторым подозрением. Поприветствовав нас, он без лишних рассуждений раздал всем паспорта с вложенными в них талонами и пропусками. Потом попросил всех пройти на инструктаж к главному инженеру.

Странно, но мне ничего не досталось. Когда мужики потянулись к выходу, начальник киношно обратился ко мне:

– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться.

Это обстоятельство смутило меня, а он продолжил:

– Послушай, Александр, ты человек здесь новенький, я ничего о тебе не знаю. За тобой никаких грехов не числится?

– Не знаю, – растерянно ответил я ему. – Вроде нет. А что случилось?

– Пока ничего особенного. Документ твой местная милиция арестовала. Начальник паспортного отделения ничего объяснять не стал. Сказал лишь: «Пусть этот сам ко мне придет». Иди.

– Куда? На инструктаж?

– Какой тебе инструктаж? Ступай в милицию. Выручай свой арестованный паспорт.

Я шел по пыльным серым улицам незнакомого мне города и замечал поваленные ветром новогодние елки. Они сиротливо валялись на голой, изрытой многочисленными канавами земле. Уличное пространство выглядело необихоженно. Мешая проходу, на уровне чуть ниже пояса вдоль дорог тянулись водопроводные трубы. Неаккуратно обмотанные, они помахивали на ветру растрепанной теплоизоляцией. Был бы снег, прикрыл бы эту стыдобу, но его не было, и это в середине-то зимы, сразу после Нового года. Все, что сейчас виделось, никак не вязалось с устоявшимися представлениями об этом сказочном, красочном, заснеженном празднике. Однообразные, безликие строения, мимо которых я брел, выглядели уныло и мрачно. Сквозь эту железобетонную серость я топал в милицию с беспокойными мыслями о паспорте. «На кой леший он им сдался? Чего они в нем нашли крамольного? Прежде чем попасть в эти края строгих правил, я столько поназаполнял анкет, столько прошел проверок „на вшивость“ – и вот на тебе здрасьте… Что еще не так? Интернирован не был, в плену не был, родственников за границей не имею. Три года провел в тюрьме. Неужели это тюремное прошлое всплыло и оказалось сейчас под подозрением?» Иду гадаю, к чему тут могли придраться?

В душевном смятении отыскал местную милицию, паспортное отделение и кабинет начальника. В милицейских коридорах пусто. Торчу под дверью, переминаюсь с ноги на ногу, не решаясь войти, однако надо.

Вхожу и… Елы-палы! Чего я вижу! За столом начальника мой однокурсник Иван Ципляков. Вот это встреча…

– Иван, ну ты шутник. Чуть заикаться меня не заставил. Это ты арестовал мой паспорт?

– Я. Здорово, дружище!

– Здорово, здорово. Ну, напугал. Мой начальник меня уже в неблагонадежные записал. Ну, ты даешь.

– Да я, когда твой документ мне в руки попал, сам немало удивился. Столько лет ни слуху ни духу, и вот ты здесь.

Он вышел из-за стола, шагнул мне навстречу, мы рассмеялись и по-дружески крепко обнялись.

– Спешишь, небось? Запоминай мой адрес, заглядывай вечерком. Ната у меня манты классно готовит. За рюмкой чая вспомним о былом студенчестве, посидим, потолкуем.

После этой неожиданной встречи я, облегченно вздохнув, вернулся к своему начальнику. Рассеял его подозрения о неблагонадежности, прошел у главного инженера запланированный инструктаж. Остаток дня провел в походах по магазинам, отоваривая полученные продуктовые талоны на гречку, тушенку, сгущенку, макароны. К Ивану в гости решил забежать попозже, как-нибудь в выходной.

Эта неожиданная встреча еще более ярко пробудила мои воспоминания о студенческих годах, наполнила их новыми, живыми, яркими красками юности.

Первое свидание

Ясно припомнилось, как после картофельной эпопеи я вернулся в родительский дом и там, в домашней обстановке, от накатившей было простуды не осталось и следа. Мне было еще непривычно осознавать себя гостем в родном своем доме, а ведь я заглядывал сюда все реже и совсем ненадолго.

Свободные дни проскочили быстро. Пришло время ехать в город, в университет, для продолжения учебы теперь уже на следующем, втором курсе, в статусе полноправного студента дневного отделения.

Начало семестра – время веселое, беззаботное, до сессии еще ой как далеко. Встречаемся, общаемся, дурачимся с однокурсниками. Устраиваем походы в кино, находим поводы для посиделок у кого-то на квартире или в общежитии. Встреченный сегодня мною Иван на таких посиделках, как правило, был бодр и весел, к спиртному никогда не прикасался. В ответ на приглашение отведать горячительного у него всегда в запасе был свежий анекдот, тем и отбрехивался от назойливых приставаний с выпивкой.

Одну из таких тусовок оформили как посвящение в студенты. Кроме меня, еще несколько человек были переведены с вечернего отделения на дневное, всех и чествовали.

С пафосом, под аплодисменты собравшихся Петр, активист и организатор наших встреч, вручил мне картонную самоделку с надписью «студенческий билет», на развороте которой помещена была моя фотография в обрамлении двойного интеграла и забавный стишок:

Скажи-ка, Саша, ведь недаром
С зачетной книжкою в руках
На матанализ впопыхах ты с нами шел.
Ты интеграл неисчислимый раньше взял…
И вот желанный миг настал:
Студентом был – студентом стал!

Такое внимание товарищей приятно радовало. Смущен и искренне всем благодарен. Словом, жизнь кипит.

Во время учебы, перебегая из аудитории в лабораторию и обратно, пересекаемся с первокурсниками. Взгляд мой непременно выхватывает из толпы Наташу. Со вздохами и грустью смотрю ей вослед. Никак не могу смириться с тем, что я ей совершенно безразличен.

А тут как-то Петр притаскивает фотографии, которые он отпечатал, вернувшись из колхоза. Среди этих фоток я замечаю те, которые были сделаны по моей подсказке.

– Петр, – обращаюсь я к нему, – ты пленку с негативом не выбросил? Дай мне, пожалуйста, вот эти фотки, с Наташей, а ты, если надо, себе еще отпечатаешь.

Так в моих руках оказался бесценный фотоклад. Украдкой, сторонясь чужих любопытных глаз, я подолгу разглядывал их. С этих снимков Наташа смотрела мне в глаза прямо и открыто, не уворачиваясь, и это было чертовски приятно. Налюбовавшись вволю, я стал соображать, что же делать с ними дальше? И решил оставить себе одну, ту, на которой Наташа сидела высоко на лестнице, а остальные передать ей. Для нее это будет неожиданно и, наверное, порадует.

Но следом мою затуманенную голову посетила иная мысль. А вдруг она спросит: «Откуда это? Я, – скажет, – тебя об этом не просила. Ты что, за мной шпионишь?» Возьмет да отшвырнет их и тем добавит мне очередную порцию досады.

Эти мысли меня смущали и не позволяли решиться подойти к ней.

Не помню, сколько дней я этим состоянием терзался, как вдруг мне кое-что попутно подвернулось. В город приехал ВИА «Поющие гитары». Случайно, как-то необычно легко, достались мне два билета на их концерт. На билетах косым синим штемпелем, привлекающим внимание, было отпечатано слово «БАЛКОН».

Тогда я решил так. Покажу Наташе фотографии, отшвырнет – схожу на концерт, успокоюсь. Примет фотки по-доброму – покажу ей билеты, предложу пойти со мной на концерт, и будь что будет. С этой задумкой я, преодолев свою робость, подошел к ней на одной из перемен.

– Привет, Наташа.

– Привет.

– Погоди, не убегай. Я тебе кое-что покажу.

С этими словами я протянул ей фотографии. Она взглянула на них и, радостно улыбнувшись, воскликнула: