– Ну, конечно, обещал.
– Ну вот! Выяснили, что обещал!
– Послушай, а ты не обманываешь меня? Я ведь слышала, что тебя самого выгнали за пьянку.
– Куда же они, бабка, без нас денутся. Сегодня выгнали, завтра назад позвали. Возьми хоть меня, хоть Сашку. Я ничего не говорю, мы пьём и часто пьём. Но зато, когда трезвые, то и работаем. Так ведь?
– Наверное так, – пожала она плечами.
– Ну короче, Сашка говорит: «Неудобно, обещал, а не сделал. Вася, друг, привези». А я что? Я – пожалуйста. И как раз Фёдорович подошёл – завмастерской. Говорит: «На днях Александр Иванович приходил. Подошёл к слесарям и говорит: „Скажите, милые люди, где у вас тут сено распределяют. Мне сено нужно“. Мужики, поимейте совесть, привезите вы этим старикам хоть арбу. Время придёт, и мы такими станем». Ну вот, давай мне, тётя Катя, бутылку, и я вам завтра привезу. Прямо с утра.
– Подожди, Василий, а ты помнишь…
– Помню, бабка, лапочка, помню, что бутылку тебе должен. Завтра я тебе на огород вот такой воз привезу, и мы с тобой будем в расчёте. Согласна?
– Ладно, согласна. Так тебе что, деньги или бутылку?
– Бутылку, бутылку, конечно! Что я буду по дворам ходить? Сейчас можно, конечно, самогону на каждой улице купить, но я сегодня уже находился, устал. Давай лучше бутылку.
Пришлось ей стряхивать сапоги и идти в дом. Едва она скрылась, Александр Иванович вздохнул и сказал:
– Да, много мы тогда после войны уголька добыли. Веришь ли, милый человек, какие терриконы были отсыпаны. Ну там, в Воркуте – что твои горы. К подножью подойдёшь – надо было голову задирать, чтобы вершину увидеть. А сейчас. Представляю, что сейчас там. Наверное сигнальные огни зажигают, чтобы самолёты не разбивались.
– Да, – согласился Васька, – а ты, Иваныч, как в Воркуту попал?
– Как? Товарищ Сталин меня туда послал за казенный счёт.
– Ты сидел что ли?
– Сидел? Ну можно и так сказать. А что тебя так удивляет?
– Странно как-то чтоб ты да сидел. А за что тебя?
– Я, милый человек, и сам до сих пор не знаю за что. Про пятьдесят восьмую статью слыхал? Ну так вот, до войны я окончил техникум механизации в Саратовской области и работал заведующим мастерской в МТС. В тридцать восьмом году в межсезонье, когда не поймёшь то ли осень, то ли зима, приехал с поля тракторист и поставил трактор под воротами мастерской. А воду не слил. Ночью ударил мороз, и двигатель разморозило. Нас обоих и посадили за вредительство. Меня на десять лет в Воркуту… Досталось мне там. До того дошёл: через рельсовую колею не мог перейти – ноги руками переставлял. Цинга у меня была, зубы качались как на шарнирах. Всё, думаю, конец! И знаешь, милый человек, что меня спасло? В цех нам вагон картошки привезли. Так мы её с ребятами так съели – сырую. Веришь ли, вкус у неё был как у яблока. И сладкая как яблоко. Этим и спаслись. Цинга отступила.
Из дома вышла Катерина Ивановна, влезла в сапоги и направилась к ним. Александр Иванович умолк, а она вручила Ваське бутылку с такими наставлениями:
– На, Василий, но смотри, чтоб опять не получилось, как в прошлый раз.
– Да ты что, бабка! Тогда не в счёт. Тогда я запил и меня с трактора сняли. А сейчас Фёдорович говорит: «Имейте совесть, привезите старикам сено! Сколько надо, столько и привезите. Они всю жизнь в совхозе проработали. А время придёт, и мы такими станем». Как я сейчас не привезу? Ты Фёдоровичу пожалуешься, он меня и в мастерскую не запустит. Так ведь?
– Хорошо, хорошо, будем надеяться.
– Свинья буду, коль не привезу. Уж кому-кому, а тебе… Ведь мы как? Выпить захочется, куда идти? Кто выручит? Ты, и только ты! Уж ты, голубушка, позволь, раз в жизни, дай я тебя поцелую.
– Иди, иди! Я не люблю эти ваши нежности, – сказала она, решительно отстраняя надвинувшегося грузного, пахнущего перегаром Ваську. – Не нужны мне никакие поцелуи. Сено привезёшь, и это будет лучше, чем сто поцелуев.
– Сено я привезу. Прямо с утра… Нет, с утра не получится, а к вечеру – точно. Сашка просил, и Фёдорович велел. Гад буду, если не привезу!
Выпроводила Ваську к его трактору, и он уехал.
Слава богу! Если Васька привезёт центнеров пятнадцать, да Кубырялов сорок… Соломы ещё немного и хватит до конца зимы. Если что, в конце марта, в апреле не стыдно будет и к директору обратиться. В общем, вопрос с кормами, кажется, решён. И нечего было унижаться перед всякими Алексеевыми.
Вечером сказала, смеясь, Ирине:
– Если так дальше пойдёт, я сама буду сеном торговать.
А проснувшись ночью, она услышала шум дождя. Откуда он взялся? Вчера, когда ложились, небо было ясным, звёздным, и ничто не предвещало. Вот и привезли сено!
Дождь шёл всё воскресенье: сильный, холодный, с ветром. В доме было темно, холодно и неуютно. Александр Иванович раз десять, подставляя руку к окну, спрашивал: «Интересно, когда же мы вставим вторые рамы?» Вывел из себя. Накричала на него. Ну и действительно, сколько можно одно и то же долбить! Издевается, что ли? Затопила ему печь:
– На, грейся! Интересно только, что ты зимой будешь делать?
Минут через десять зашумела в трубах вода. Стало тепло. А ветер так и стучит дождём в стёкла. Подумала, как бы Васька Сарычев не придумал сено привезти. Намочит, вывалит на огороде под дождь, что она с ним делать будет? Не просохнет, сгниёт. Только подумала, Васька тут как тут. Хлопнул дверью, стоит на пороге – высокий, толстый, конечно же пьяный.
– Здорово, Александр Иванович, где твоя бабка? А! Бабка, извини, не заметил тебя впотьмах. Я к тебе насчёт сена, что вчера обещал. Прямо с утра хотел поехать, арбу прицепил, потом подумал: ну зачем я поеду? А, Катерина Ивановна? Сама видишь, какая погода.
– Я уже тоже об этом подумала. Привези попозже.
– Правильно подумала. Я тебе его сегодня привезу, а завтра ты его выкинешь, так?
– Так, так. Ты мне одно скажи: у вас хоть на бригаде есть сено, которое…
– У нас на бригаде есть сено. У нас много на бригаде есть сена. У нас есть (Васька стал загибать пальцы) хорошее сено, у нас есть похуже сено, у нас есть плохое сено и ещё у нас есть одно гнильё. Вот сколько у нас сена!
– Ясно. Я спрашиваю, можно ли его взять, потому что мне один бригадир сказал, что оно всё учтено.
– Пусть он не… твой бригадир! Как это у нас нет неучтённого сена – такого быть не может. Впрочем, это не твоё дело. Где мы возьмём, как возьмём – это тебя не касается. Наше дело привезти, твоё дело принять. Понятно? А раз понятно, дай-ка ещё одну бутылку, да я пошёл, а то меня ребята ждут.
– Василий, ну что ты думаешь, у меня бутылки как грибы растут что ли? У тебя сейчас будут три моих бутылки.
– Ну и что, бабуся? Я тебе попозже ещё воз соломы припру. Знаешь, овсяная солома с подгоном – лучше сена.
Катерина Ивановна вздохнула и полезла в холодильник за бутылкой.
Васька ушёл. Дождь усилился, стало совсем темно. Александр Иванович, позавтракав, клевал носом, потом ушёл спать.
Она поставила на стол тазик с опарой, вымесила тесто. У них в совхозе с началом реформ почти все жители сами стали выпекать хлеб. Это намного дешевле, чем покупать в магазине по две восемьсот за булку. В начале года Катерина Ивановна купила у комбайнёров два мешка муки. В магазине хлеб с тех пор подорожал в два раза, а её домашний хлеб остался в прежней цене.
Она стряпает хлеб раз в три дня. Времени уходит много, но и экономия большая. А пока тесто подходит и булки в электродуховке пекутся, можно другие дела делать. Поставила тазик с тестом рядом с печью – пусть подходит в тепле. Помыла посуду, сепаратор, створожила на газе простоквашу, помыла пол, дала Борюлькам сена, нарезала коровам и быкам картошки на вечер.
Тесто полезло через край – положила его в формы, поставила в тепло, чтобы ещё раз взошло. И вот пора обед варить. Пока он варился накормила поросят, посадила хлеб в духовку, через пятьдесят минут вынула, остудила, пообедали.
После обеда помыла посуду, достала и отжала творог, поставила молоко на газ, сварила сыр, вынесла Борюлькам по ведру воды, дала по чашке дроблёнки, и пора идти за коровами.
Вот так сельской женщине: что дождь, что вёдро, что будни, что воскресенье. А Александр Иванович проспал весь день, только поднимался пообедать.
Казалось, дождь зарядил надолго, но погода в эту осень никаким приметами не определялась. В понедельник с утра было солнечно, с севера дул холодный ветер, и коровы, шагая, с хрустом и звоном давили на лужах лёд.