Цирк – это навсегда?

Сэм несогласно мотнул головой, что было довольно сложно сделать лежа на животе.

–– Извини. Лимонада, как ты понимаешь, предложить не могу.

–– Он же сказал десять, а не пятнадцать ударов! Это не честно!

–– Сэм, – назидательно, но с сочувствием сказал Эд – тебе давно следовало понять, что справедливости и логики в законах Кирк-тауна нет. Наследие Сократа и Аристотеля здесь отрицают. А отрицание законов логики, рано или поздно сказывается и на арифметике.

–– Кто это, Сократ и Аристотель?

–– Это древние мыслители Кирк-Холл-Тауна. Они давно умерли.

–– Мой Кот исчез! – еще сильнее зарыдал Сэм. – Знаешь, Эд, наш цирк – совсем не веселое, а жестокое место. – проговорил Сэм сквозь всхлипывания. – У нас нет ничего: ни жизни, ни даже надежд на нее – только бесконечная пыльная дорога и однообразная работа без всякого смысла, прерываемая только побоями. Зачем эти клоуны все так устроили, Эд? Я хочу убраться отсюда!

–– Когда-нибудь, Сэм, все изменится. Клянусь котелком своего отца. И им придется смыть грим со своих лиц – все это гротескное веселье и пафосную трагичность. И тогда мы увидим обыкновенные напуганные рябые морщинистые рожи городских сумасшедших и деревенских идиотов. А пока тебе нужна мечта. Придумай себе мечту и живи ради неё.

Это была первая в жизни Сэма порка, но далеко не последняя. Однако именно после нее Сэм окончательно разочаровался в антрепренере Ричере, которого до этого за что-то уважал, возненавидел Эдгара, Джо, и весь цирк в целом. К слонам, к которым Сэм уже начал испытывать если не любовь, то что-то вроде привязанности, тоже были некоторые претензии, хотя в глубине души Сэм признавал, что слоны тут не причем.

Как и все происходившие в жизни Сэма самые значительные события, интерес к кинематографу возник совершенно случайно. Виноват конкретно в этой случайности был конферансье Ник, любивший травить байки из своей юности.

Это случилось между представлениями в очередной дыре Межгородья, когда Сэм ради пустого любопытства, просто потому что больше нечем было заняться, поинтересовался родителями конферансье Ника.

–– Мой отец из арлекинов Холл-сити, а мать была танцовщица шоу-бурлеск. – важно ответил Ник.

–– Это же такая родословная! Ты ведь мог стать клоуном!? – удивился уборщик Сэм, который к тому времени уже начал немного разбираться в цирковой иерархии.

Арлекины были не только театральной элитой Холл-сити, но даже признавались в силу жанрового родства с клоунами в качестве высшего сословия и в самом Кирк-тауне. Более того, бытовало мнение, что все нынешние клоуны произошли от первых арлекинов.

–– А мне было не смешно. – грустно ответил конферансье Ник, который, по-видимому, и сам не раз задавался этим вопросом. – В те времена, до "сентябрьского падения сов", быть клоуном еще не означало иметь все, как сейчас. В то время была мода на кинематограф.

–– Так ты, получается, и самого Мельеса мог знать? – перехватило дыхание у Сэма.

О Жорже Мельесе в Межгородье слышал, наверное, каждый. Слава изобретателя кинематографа, хитроумных машин и внезапное исчезновение, придавали персоне великого инженера некий флёр загадочности и таинственности в глазах всего населения Межгородья и Сэма в частности. Естественно, загадочное и таинственное не могло не волновать юношу, будни которого протекали за уборкой слоновьева дерьма.

–– А как же?! Как тебя. Эту идею с движущимися картинками думаешь кто ему подкинул?

–– Ты? – догадался Сэм.

–– А кто? Помнится, он тогда еще довольно юным инженером был.

Сэм смутился. Учитывая, что конферансье Нику было на вид лет шестьдесят и то, что Жорж Мельес исчез сорок лет назад, а кинематограф был известен к тому времени уже двадцать лет как, конферансье Ник должен был бы поучать юного инженера Жоржа Мельеса прямо с горшка. Однако, Сэм предусмотрительно не стал озвучивать вслух свои вычисления.

–– Вот, я ему и говорю: – продолжил конферансье – "Жорж, старина, а можешь смастерить мне такой аппарат, чтобы быстро-быстро менять картинки и создавалась иллюзия, будто они двигаются?". Естественно, он присвоил мою идею. Беспринципный был человек. Но инженер, безусловно, талантливый!

Сэм отнесся к рассказу конферансье Ника с изрядной долей скепсиса, который тут же отразился у него на лице. Поняв, что ляпнул глупость, конферансье Ник поспешил сменить тему на более близкую.

–– О! А сколько мы с ним мамзелей охмурили в свое время! Веселому Джо и не снилось! Второсортные актриски так и вешались на старину Жоржа! Кстати, знаешь какое у него было прозвище?

–– Нет.

–– А я тебе сейчас расскажу! – конферансье Ник радостно, в предвкушении, потер ладони. – Говорят, одна молодая актриса была так потрясена киномагией Мельеса, что захотела от него главную роль. И, они заперлись в гримёрке. Погоди… – внезапно прервался Ник. – Тебе вообще уже можно такое слушать?

–– Мне двадцать лет. – обиделся уборщик Сэм.

–– Так вот – продолжал конферансье Ник каким-то лающим, подвизгивающим голосом – вышла она крайне недовольная где-то через десять минут и, по слухам, произнесла: "И правда, короткий метр!". Не знаю, имела она ввиду длину или продолжительность, но фраза достигла ушей мима Чарли, соперника Мельеса по киноремеслу, который изобразил ее миму с каменным лицом Бастеру, а тот – антрепренерам братьям Пати, которые и растрепали историю всему Кирк-тауну и Холл-сити.

Последнюю фразу конферансье Ник произносил уже рыдая от смеха.

–– И с тех пор к бедняге Жоржу приклеилось прозвище "короткометражка Жорж". Мельес, до которого прозвище тоже вскоре дошло, говорят, страшно бесился. К тому времени он уже отснял более тысячи фильмов продолжительностью по 15-20 минут.

Конферансье Ника так развеселила рассказанная им же история, что он даже стал икать от смеха.

–– Так главную роль она получила? – невозмутимо спросил уборщик Сэм, на что конферансье Ник ответил новым приступом истерического хохота.

–– Роль… – рыдал он – получила…

Сэм не мог разделить радости конферансье Ника, да и вся история казалась ему сомнительной, больше походящей на один из тех пошлых анекдотов о Мельесе, которые очень любили травить клоуны в цирковой среде.

–– А где сейчас этот Мельес? – как можно более равнодушным тоном поинтересовался Сэм.

–– Да кто ж его знает? – все еще икал от смеха Ник. – После того как Маг Дональд изгнал его из Кирк-тауна, говорят, он отправился туда – Ник ткнул пальцем в небо.

–– Умер? – похолодело все внутри Сэма.

–– Может и умер. Не знаю. Но я имел ввиду – улетел на Луну. Была у Мельеса такая навязчивая мысль – он хотел заселить Луну.

"И правда. Довольно безумная идея." – подумалось Сэму. Если бы в тот момент Сэму рассказали, что он сам вскоре будет одержим полетами на Луну – Сэм бы этому ни за что не поверил.

–– Вот – продолжал конферансье Ник – он и создал огромную пушку, которая смогла бы забросить его прямо туда. Только по мне – глупость это все. Да, пушка есть. Я сам видел ее строительство. Вот только сможет ли выстрел достать до Луны? Что-то сомневаюсь. А потом, мы бы наверняка услышали звон, если бы ядро ударилось о Луну. Луна – это же гонг, в который бьют небесные клоуны, когда мы слышим гром.

Допустим, в небесных клоунов Сэму мало верилось, но раз пушка действительно существовала, значит Мельес был абсолютно уверен, что до Луны долететь возможно. Это наводило Сэма на определенные размышления… Сэм как-то видел выступление, на котором карликом выстреливали из пушки в защитную сетку. Правда, тогда для карлика все закончилось не очень хорошо.

О попытках заселения Луны Сэм тоже слышал, но не в связи с Мельесом. Говорят, один театрал из Холл-сити, заставлявший именовать себя не иначе как "Барон", уже пытался долететь до Луны верхом на пушечном ядре и, даже, с его слов, побывал там, о чем рассказывал всякие небылицы. Однако, Барону особо никто не верил, особенно после того провального трюка, когда он пытался приподняться над землей сидя на лошади, потянув себя за волосы вверх.

Идея покорения Луны будоражила умы не только театралов. Так, бургомистр Маг Дональд однажды объявил о старте программы по клоунизации Луны. "Мы построим самый настоящий, единственно подлинный Луна-парк!" – заявил в своей речи Маг Дональд. По слухам, он дал распоряжение выделить грустному клоуну Гозе деньги на закупку у антрепренеров металла, добытого из мусорных куч, для строительства специальной суперпушки. Деньги, как водится, исчезли самым магическим образом и не без помощи пары фокусников, в связи с чем первый космоклоун Гозя заявил, что лететь на Луну следует на батуте, а не в пушечном ядре, как предлагал Мельес. Батут сделали, но попасть на Луну клоуны так и не смогли. Несмотря на отчаянные усилия акробатов допрыгнуть до небесного тела, выше купола Центрального манежа взлететь им так и не удалось, а последний запуск акробата вообще закончился трагично – столкновением с птицей и падением мимо батута. Программа клоунизации Луны была признана небезопасной и ее быстренько свернули, но, затем, на той же базе, для целей борьбы с врагами, создали воздушно-комические силы в составе нескольких акробатов и трех аэростатов. Кто были те самые враги, с которыми предстояло бороться жителям Кирк-тауна, горожане осознавали весьма смутно, поэтому просто без всякого повода повторяли за Маг Дональдом ставшую крылатой фразу: "Враги – НА ТО они и враги!".

–– А где сейчас пушка Мельеса?

Конферансье Ник равнодушно пожал плечами.

–– Не знаю. Маг Дональд после изгнания Мельеса уничтожил не только его фильмы, а, заодно, и машины. Так сказать, избавлялся от дурного наследия. Может, пушку разобрали на цирковой реквизит… Но как по мне, старина Жорж вовсе не на Луне, а сгинул где-то в пустыне Межгородья лет сорок назад. Аминь.

Хотя здравый смысл подсказывал уборщику Сэму, что, вероятно, все было именно так, как рассказывает об исчезновении Мельеса конферансье Ник, верить в это ему не хотелось. Гораздо приятнее было представлять себе общину кинематографистов на Луне, целыми днями снимающих шедевры во главе с Мельесом. Единственное только, Сэм не очень понимал, что же они там едят и кому показывают свои фильмы? Может, прихватили с собой пару лоточников? И Сэму внезапно очень-очень сильно захотелось сбежать из этого цирка, да и всего Межгородья с его пустынями и горами мусора вокруг Кирк-тауна и Холл-сити.

Рассказ конферансье Ника подогрел интерес Сэма к Мельесу и кинематографии и уборщик стал периодически донимать конферансье расспросами, пытаясь самостоятельно отделить правду от вымыслов завистливого старика. Именно с этого разговора Сэм начал постепенно проникаться идеей полета на Луну, чему не мало способствовали фильмы самого Мельеса и других мэтров кинематографа, выменянные у барахольщиков и время от времени приносимые лоточником Эдом со свалок.

Не будет даже преувеличением сказать, что Сэм влюбился в Жоржа Мельеса. Точнее, тот стал его кумиром. Иногда, после просмотра очередной кинокартины, лежа в стоге сена внутри фургона, подле тяжело и мерно дышащих слонов, Сэм фантазировал. В мечтах, оказавшись на Луне, Сэм узнавал, что Жорж Мельес – его отец, а он сам, Сэм, никакой не уборщик, а талантливый сценарист. Они снимают фильм, который имеет оглушительный успех в Кирк-тауне и Межгородье. И вот, во сне Сэма, они уже все вместе постоянно танцуют и радостно поют на фоне слонов, хлопающих ушами и размахивающих в такт хоботами. При этом уборщик Сэм, почему-то танцует с красной точкой на лбу в пестром женском платье и поет тонким не своим голоском на незнакомым, но понятном ему языке: "Я так счастлив, папа! Как же хорошо, что я твой нашедшийся сын!", а тот, танцуя, басовито отвечает: "Я – твой отец! Разлуке – конец!". А грустный клоун Эл в своем неизменном клоунском гриме, здесь же, танцует вместе с ними. Эл тоже с точкой на лбу и в платье как у Сэма, только танцует он не по настоящему, а кривляясь и предлагая писклявым отвратительным голоском: "Ну что ты стоишь, малыш? Иди же, обними свою названную мать!". И они все кружатся, кружатся… А потом Сэм окончательно засыпал.

Второй и последующие разы Сэм подвергался порке уже из-за кинематографа. А именно – за кражу нескольких отрезов ткани и прочего реквизита у капиталиста Ричера. Сэм попытался смастерить крылья как у пернатых вредителей-мышей, чтобы, спрыгнув с высокой кучи хлама, долететь прямо до Луны. "Нужно только как можно сильнее разбежаться и активнее махать руками!" – уговаривал он себя. Икар-Сэм не понимал законов аэродинамики и те отомстили ему. Приземление было настолько жестким, что Сэм сломал обе ноги, но выжил, чтобы быть в очередной раз выпоротым. Сэма это не остановило – к тому времени он уже был одержим Луной, как лоточник Эд – лимонадом. Потому, за первой попыткой улететь последовали вторая, а потом – третья, четвертая… Каждый раз Сэм дорабатывал конструкцию крыльев и даже попытался однажды обратиться за советом к инженеру Ральфу. Тот только усмехнулся в густые усы и заявил, что люди не птицы и летать могут исключительно на тросах под куполом цирка, на воздушном шаре или вниз. Тем не менее, Сэм не прекратил своих самоубийственных попыток покорить небесную твердь, итог которых, впрочем, всегда оставался одним и тем же: падение – перелом – порка. Казалось, в теле Сэма не осталось ни одной целой кости. А дрессировщику Эдгару, который на первых порах радостно отыгрывался на Сэме за инцидент со слонами, вскоре надоело его пороть и свои обязанности он исполнял уже без огонька и с выражением явной скуки на лице.