Формула

…В смысле – всё это очень странно. Знаете, случаются такие сны – вроде ничего особо пугающего и не происходит, а ты подскакиваешь, едва не ударяясь о потолок – дыхание безвыходно клокочет в горле, глаза распахнуты шире обычного. Озираешься по сторонам, пытаясь понять, где находишься. Вроде бы понимаешь, сползаешь с кровати, тащишься туда, где есть вода и сигареты. По пути врубаешь все осветительные приборы, какие только попадаются под руку. Кое-как прикуриваешь. Вода уже не кажется тебе оптимальным вариантом. …Проходит минута-другая (и по рюмке в минуту). Ты обретаешь относительную устойчивость в реальности, или, по крайней мере, начинаешь думать, что это так. Внезапно осознаёшь, что полностью забыл, что происходило в том самом сне. Ни единой зацепки – всё улетучилось. Тем не менее, во рту и мозгах остаётся какой-то противный привкус; он держится долго – пока ты не начнёшь к нему привыкать.

Я не alter ego Самсонова, и выборов ещё не было. Меня морочат.

Интересно, кому и зачем это могло бы понадобиться? Разумеется, ты морочишь себя сам. Вдобавок, сидишь голой задницей на краю ванны – и это в трёхкомнатном «люксе», где посадочных мест хватит на половину нашей делегации.

Хорошо бы вспомнить, что это за город… впрочем, какая разница? Один из городов нашей бескрайней Родины. В последнее время у них появляется всё больше общего – хотя бы на каком-нибудь отдельно взятом пятачке. Я это к тому, что окраины были неотличимы и раньше. Разница только в том расстоянии от центра, на котором они начинались или начинаются сейчас.

Я сопровождал агитбригаду Самсонова скрытно. Путешествовал другим транспортом, жил в других гостиницах, ни с кем не встречался. Незримо присутствовал на мероприятиях – собственно, что мешало мне, для пущей конспирации, оставаться в этом состоянии постоянно? Вероятно, опасение стать слишком уж виртуальным.

Или Строева. Одна из немногих, она знала не только, что я нахожусь поблизости, но и где именно.

Иногда она приходила с Эдгаром – час-другой мы выпивали, обсуждая наши успехи; затем он удалялся: «Пора, пора, – работа».

Чаще появлялась одна, и пару раз её даже пытались взять под крыло местные сутенёры. Вполне безуспешно, как вы понимаете. Один, правда, оказался слишком настырным – к счастью, его вовремя зажало лифтом. Никогда не можешь знать, что вытворит это устройство, – впрочем, раздирая могучими руками створки, парень умудрился поскользнуться и рухнул передней частью головы вниз. Тяжело и быстро. Звук в лифтовой шахте затихал добрую минуту. Разумеется, Строева пинком выпихнула его наружу, одновременно давя на кнопку. Возможно, красотой он не отличался и прежде, но я счёл целесообразным на другой же день вручить Ритке, якобы фальшивый, паспорт на свою фамилию. Мы не можем метить свой путь искалеченными представителями местного населения. То ли дело: «У вас, вроде, собирался остановиться мой муж».

Видите, до чего дошло дело.

В сущности, мы видимся слишком часто и слишком подолгу.

Насколько я помню, это должно надоедать, но…

У нас нет, так называемых, «отношений». Никогда не было. Да что там – мы никогда не были даже особенно друг другу интересны. Наверно, неспроста, поскольку этот самый взаимный интерес имеет печальную особенность заканчиваться. Так или иначе, жизнь у каждого получается своя, но на их пересечении может возникать странное место, в котором хочется побыть подольше.

Нечто подобное было у меня с женой – по крайней мере, некоторое время.

Кстати, не думаете ли вы, что я забыл о ней, о дочке, или о ком-то из своих собратьев по педагогическому периоду жизни (включая медперсонал – может быть, его чуть ли не в первую очередь)?

Разумеется, нет.

Просто, у них всё хорошо; я за этим приглядываю, – а, значит, нет причин путать кого-либо в нашу историю. Иначе она выйдет неоправданно длинной.

В общем, я сидел на краю ванны – бутылка между ногами, окурок только что утоплен в унитазе, очередная сигарета вытянута из пачки, но ещё не прикурена, поскольку куда-то пропала зажигалка.

Ритка щёлкнула ей, входя и жмурясь от света, подложила под себя полотенце и села напротив.

– Вы полагаете, русскому можно доверять?

Госпожа президент и господин госсекретарь были знакомы достаточно давно, чтобы не ограничивать себя условностями, оставаясь наедине. Кое-кто даже считал, что их отношения вряд ли задержались на грани служебных. Возможно, он был не так уж неправ. Во всяком случае, сейчас, далеко за полночь, они находились в подземной «тихой комнате» – лицом друг к другу, раскинувшись в глубоких креслах. Госпожа президент была без туфлей и упиралась ступнями в край низкого журнального стола, госсекретарь снял пиджак с галстуком и закатал рукава сорочки.

– Разве я что-то сказала о доверии? Он делает нам предложение – мы можем согласиться или отказаться. Я считаю, …отказываться не стоит.

Госсекретарь откашлялся.

– Он оказался в незнакомой ситуации – мало что понимает и не знает, кого слушать. Как неопытный политик, он решил пойти напролом. Причём сделать это самолично.

Госпожа президент хмыкнула.

– Неопытный политик, да…. Кстати, ни один мыслитель из наших спецслужб так и не смог объяснить, откуда он, собственно, выскочил. И как умудрился с такой скоростью вскарабкаться туда, где сейчас находится?

Госсекретарь пожал плечами.

– В сущности, какие-то версии были…

– Ну да. Только очень противоречивые.

Госпожа президент медленно спустила ноги на пол, вставила их в лодочки туфлей… Неожиданно резким движением перегнулась через стол, в упор глядя на собеседника.

– Я вообще не стала бы всё это с тобой обсуждать. Нет, не стала бы – будь это блеф или вздор. Но это ни то и не другое – и в том, что он сказал, слишком много совпадений с тем, о чём я часто думаю.

Госсекретарь собирался было что-то ответить, но предпочёл воздержаться.

– Мы всегда хотели доказать всему миру, что наши яйца – самые крепкие. Возможно, это гены первых переселенцев. Скорее всего, так. И всё могло бы получиться – но мешали они.

Короткая пауза.

– Это продолжалось десятилетиями – в конце концов, нам повезло, а им нет. Наши умники поверили, что одержали победу и ринулись развивать успех.

– Они много поработали и работают сейчас – те, кого ты называешь умниками.

– Не перебивай меня! Разумеется, они трудятся, не покладая рук. Но результат? Нас стали больше любить? Совсем наоборот. Мы получили новых союзников – или орду нахлебников, которые чуть что становятся в позу и начинают вещать о приверженности «собственным национальным интересам»?

– Всё это не делается так быстро.

Госпожа президент встала, госсекретарь последовал за ней. Он явно никогда не видел её в таком возбуждении. Даже, если между ними действительно было то, о чём некоторые шептались.

– Согласна. Но, быстро или медленно, – к чему это, на самом деле, идёт? Кто мне объяснит – где он, этот провидец? Кто может быть уверен, что с нами не случится что-то вроде того, что случилось с ними в начале девяностых?

– Наши экономисты и аналитики…

Госпожа президент отмахнулась.

– Да, уж этого добра в наши дни хватает. Тем не менее, рынки и валюты то и дело рушатся, а концерны банкротятся.

Внезапно, она села и совершенно изменилась. Заговорила тихо, проникновенно. Госсекретарь окончательно насторожился.

– Ладно, ты ещё вздумаешь, что у меня истерика. Я доверяю тебе, поэтому очень прошу – прояви воображение.

Он сделал сосредоточенный вид.

– Насколько я понимаю, то, что наши бравые вояки называют «паритетом», остаётся в силе?

Он кивнул.

– Непосредственно начать войну не может ни одна из сторон – если ты это имеешь в виду. Гарантированное взаимное уничтожение и всё такое.

– Именно об этом говорил русский. И что же, будем продолжать кружиться друг вокруг друга, выжидая удобного момента? А если он не наступит никогда?

Он молчал.