Формула

В наши дни побеждающей демократии, перед объективами первые лица обычно стараются походить на нормальных людей. То есть, собственно говоря, своих избирателей. Иногда это удаётся им настолько, что те начинают видеть в них не то себя самих, не то соседа – просто, возможно, чуть поумней.

Только в самом ближнем кругу они обретают собственную сущность, электризуя воздух и наполняя его волнующей эманацией власти. То есть, становятся богами или, хотя бы, их наместниками – тем, чем по определению были в глазах своих подданных фараоны, императоры и короли.

– Итак?

Госпожа президент почувствовала, что пауза затянулась. И вообще, есть ли необходимость соблюдать протокол в таких условиях? Когда все свои… если, конечно, это слово в данном случае употребимо.

Она сомневается – возможно, не стоило соглашаться на эту встречу. И, в то же время, ей интересно. Что ж, постараемся не разочаровать даму.

– Буду краток. История взаимоотношения наших стран…

Самсонов сделал короткую паузу.

– …Я бы назвал её историей взаимного недоверия. И… какого-то увлечённого противостояния. Даже в те времена, когда мы, вроде бы, были союзниками. Что же говорить о других? Да, наброситься друг на друга у нас не получалось. Не хватало духа. Слишком много чересчур уж эффективного оружия было создано обеими сторонами, и, пожалуй, лучшее в нём – это полная невозможность его применения. Нам оставалось, время от времени, схватываться на приличном расстоянии – притом, старыми добрыми средствами. С переменным успехом, должен заметить; при этом старательно делая вид, что ничего подобного не происходит. И содержать полмира в качестве союзников, разумеется.

Госпожа президент молчала и никак не показывала своего отношения к тому, что говорится, но слушала внимательно.

– Думаю, вы не станете говорить о каких-то идеологических противоречиях. По совести, не думаю, что они были так уж важны даже в те времена. И уж тем более – в последнюю четверть века, когда ваша идеология… можете считать, что победила.

Самсонов сделал ещё одну паузу. Он ждал какой-нибудь реакции, но её не было. Вообще-то, это лучшая из реакций. Он мог продолжать – и он продолжил.

– И что же, по большому счёту, изменилось? Наши «ястребы» продолжают старую, унаследованную от своих отцов игру. Мы улыбчиво рассуждаем о сотрудничестве – и тащим военные базы и оружие в сопредельные страны; особенно вы. Понимая при этом, что напасть друг на друга всё равно не решимся. Скажите, госпожа президент, на что уходят наши военные бюджеты? И как долго мы сможем продолжать эти игры – к радости своих маленьких соседей, наперебой продающих нам свои услуги?

Это был вопрос. Не то, чтобы он требовал ответа, но, в сущности его подразумевал. Опять же, Самсонов получил возможность перевести дух. И превратить беседу в какой-никакой, но диалог.

Госпожа президент сменила позу и положила руки на колени. Она всё ещё выжидала. Могла себе это позволить.

– Прекрасная лекция, ваше превосходительство. Я слушала… я продолжаю её слушать с удовольствием.

Самсонов вздохнул, извлёк свои руки на поверхность и сделал ими тот широкий жест, который неизбежно вызывал восторг избирателей.

– Я говорю всего лишь о том, что… наше сотрудничество было бы гораздо более продуктивно, если…

– Уважаемый тренер…

Я был уже в достаточно подходящем состоянии, чтобы нести чушь. Или, по крайней мере, тащить её за собой волоком.

– …вы говорите: политизация. Нет, это совсем другое. Поймите – моя юность, не говорю уж об отрочестве и детстве – всё это прошло в Империи. Которой я мог гордиться… хотя… наши победы при Бородине, а уж тем более, на Куликовом поле, всегда вызывали некоторые сомнения. Даже на основании школьных учебников. Тем не менее, даты я помню. Из тех самых учебников, само собой.

Я отхлебнул из горлышка. Тамсанарп ничем не выразил своего неодобрения.

– Но… патриотизм? Послушайте, предположим, на днях кто-нибудь на нас нападёт. Неважно кто… кстати, это тоже важно. Но не будем теряться в деталях. Много ли случится добровольцев?

Я был уверен, что задал непростой вопрос. Гномон поддержал эту иллюзию, пожимая плечами.

– Скажу вам честно – не думаю. И, во всяком случае – не я. За что нам сражаться – а, следовательно, и, не дай Бог, умирать? За минимальную зарплату? За нефте-газопровод? За чьи-то лондонские особняки, за Рублёвку? За районную или местную администрацию с её реформой ЖКХ, в конце концов?

Я отхлебнул ещё раз – и с интересом наблюдал, как бутылка пополняется до своего обычного уровня. Всё же такое нарушение законов природы заслуживает, чтобы его хоть раз показали – пусть даже и на канале «Культура». Скажем, в каком-нибудь сериале ВВС.

– Вы действительно полагаете, что, когда бы то ни было, солдатами, двигали, так называемые у вас, высокие принципы?

Ласково спросил Тамсанарп.

– То есть, изредка это, конечно, случалось. Но то были не солдаты, и, обычно, дело заканчивалось полной, не побоюсь этого слова, катастрофой.

Я заткнулся. Разумеется, с его опытом…

– Вы хотите сказать: командиры говорили им не более чем: возьмём, наконец-то, этот город – там уйма жратвы, вина и баб?

Тамсанарп не стал спорить.

Ненавижу это состояние – я уже понял, что перебрал, но никак не мог смириться с этим фактом. Впрочем, речь и, отчасти, мысль мне ещё давались – многолетние тренировки никуда не денешь.

– Я понимаю, люди воевали то за деньги, то по принуждению. Допустим, в основном это было так. Но находили же на них и какие-то иррациональные эмоции…. Всякое самопожертвование, всякие триста спартанцев, «умрём же, братья, под Москвой…». Или это только в кино? Не может быть – остались воспоминания, документы…

Хватанул ещё раз и тупо проследил за действиями самозарядной бутылки.

– Значит, остаётся надеяться, что никто не нападёт?

Я прикурил сигарету. Понимая, что докуривать её мне уже не хочется. Так же, как и тянуться к волшебной бутылке – хотя вот на это мы ещё посмотрим.

– Но, если всё-таки случится – найдётся ли здесь достаточное количество людей, готовых воевать за деньги? И, самое главное, умеющих это делать?

Ответ меня, в сущности, уже не интересовал.

Полное помрачение; улыбка гномона внутри зрачков.

Никогда, вы слышите – никогда не беритесь за старое!

Или делайте это очень постепенно.

Не то чтобы госпожа президент изменилась в лице, но как-то им закаменела. После продолжительной паузы расслабила мышцы и заговорила – медленно и осторожно.

– То, что вы сказали… очень странно.

– Я понимаю.

Самсонов закивал.

– Мне и самому эта мысль сначала показалась странной. Понимаете, мы, то есть, определённая часть человечества, стали слишком цивилизованны в своих поступках. И произошло это настолько давно, что действовать по-другому кажется просто невозможным. Вот я и подумал – может, нам всем просто кажется? Что обязывает нас изобретать предлоги, идти к цели каким-то неимоверно сложным и дорогостоящим путём? Почему нельзя просто сказать: «Я хочу»?

Госпожа президент начала отчасти приходить в себя, но до завершения процесса было ещё далеко.

Возможно, моя помощь и потребуется, однако не будем торопиться.

– Вы ведь новый человек в политике, не так ли? Тем не менее, вам наверняка приходилось слышать о таких вещах, как демократия и общественное мнение…

Самсонов незаметно сделал движение вперед, теперь он почти смотрел на собеседницу снизу вверх и говорил, понизив голос.