В объятиях греха

– Я… я прошу прощения, брат Тристан, – прошептала я, чувствуя, как слезы подступают к глазам. – Я не знаю, что на меня нашло.

Но это была ложь. Я знала точно, что на меня нашло – желание вырваться из клетки, в которую меня заключили, стремление почувствовать себя живой, желанной, любимой. И теперь эти мечты рассыпались прахом.

Тристан, казалось, не замечал моего внутреннего смятения. Он отпустил мою руку и отступил на шаг, словно желая поставить между нами невидимую преграду.

– Нет нужды извиняться. Мы все проходим через испытания. Важно то, как мы на них реагируем.

Его спокойствие и уверенность только усиливали мою внутреннюю боль. Как он мог быть таким невозмутимым, когда я чувствовала, что мир вокруг меня рушится?

Когда снаружи послышались чьи-то шаги, приближающиеся к часовне, Тристан встревоженно посмотрел на меня.

– Сестра Мариель, – быстро проговорил он, понизив голос почти до шепота, – позвольте мне проводить вас обратно в монастырь. Не стоит давать повод для слухов и домыслов.

Я кивнула, не в силах произнести ни слова. Часть меня была даже благодарна за это прерывание, потому что я не знала, сколько еще смогу сдерживать слезы и рвущиеся наружу эмоции.

Мы вышли из часовни, стараясь держаться на расстоянии друг от друга. Тристан шел чуть впереди, его спина была напряжена, а шаги быстры и решительны. Я следовала за ним, опустив голову и борясь с желанием убежать куда глаза глядят.

По пути обратно к монастырю каждый шаг давался мне с трудом, словно к ногам были привязаны тяжелые камни. Тристан молчал, и это молчание только усиливало мое смятение и боль. В ночной тишине были слышны лишь наши шаги и стрекот сверчков в траве.

Когда мы достигли монастырских ворот, Тристан обернулся ко мне. В тусклом свете факелов его лицо казалось усталым и печальным.

– Сестра Мариель, – сказал он тихо, но настойчиво, – я прошу вас, не говорите никому о н

ашей… встрече. Это только усложнит ситуацию для нас обоих.

Я снова кивнула, не доверяя своему голосу. Тристан еще мгновение смотрел на меня, его глаза блестели в свете факелов. Казалось, он хотел что-то добавить, но потом просто развернулся и быстрым шагом направился в сторону своей кельи, его темный плащ развевался за ним.

Вернувшись к себе, я наконец позволила слезам хлынуть из глаз. Я рыдала, уткнувшись лицом в подушку, мое тело сотрясалось от беззвучных всхлипов. Горечь разочарования и страх перед будущим смешивались с моими слезами, оставляя влажные пятна на грубой ткани. Что мне теперь делать? Как жить дальше, зная, что моя единственная надежда на счастье оказалась пустой иллюзией?

Я начала сомневаться во всем, что произошло за последние недели. Были ли уроки Изабеллы действительно попыткой помочь мне или это была жестокая игра, призванная посмеяться над моей наивностью? Действительно ли я видела в глазах Тристана отражение моих чувств или это было лишь порождением моего воображения, жаждущего любви и тепла?

Мысли путались, воспоминания накладывались друг на друга. Я вспоминала каждый наш разговор с Тристаном, каждый его взгляд, каждый жест, пытаясь найти в них скрытый смысл, намек на то, что его чувства ко мне были чем-то большим, чем просто дружеской симпатией. Но чем больше я думала об этом, тем больше убеждалась, что всё это время обманывала саму себя, видя то, что хотела видеть.

В какой-то момент я провалилась в беспокойный сон, полный смутных образов и тревожных видений. Мне снился Тристан, его лицо то приближалось, то ускользало от меня. Я бежала за ним по бесконечным монастырским коридорам, но он всегда оставался недосягаем, растворяясь в тенях.

Глава 5

После ночи, наполненной слезами и отчаянием, я проснулась с ощущением пустоты внутри. Мир вокруг казался тусклым и безжизненным. Я механически выполняла свои обязанности, избегая встреч с Тристаном и стараясь не попадаться на глаза другим монахиням.

Изабелла заметила перемену в моем настроении и попыталась выяснить, что произошло. Не в силах больше сдерживаться, я рассказала ей все – о встрече с Тристаном, о его отказе, о моем унижении и страхе перед будущим. Слова лились из меня потоком, словно прорвав плотину.

Изабелла внимательно выслушала мой рассказ, и к моему удивлению, на её губах появилась легкая усмешка. Когда я закончила, она мягко рассмеялась.

– Ох, Мариель, – сказала она, покачивая головой. – Ты думаешь, это конец? Это всего лишь мелочи, дорогая. Просто часть игры.

Я посмотрела на нее с недоумением.

– Игры? Но… но Тристан отверг меня. Все мои надежды…

Изабелла прервала меня, положив руку мне на плечо.

– Дорогая моя, неужели ты думала, что все будет так просто? Мужчины, особенно такие, как Тристан, не сдаются после первой же атаки. Это лишь начало.

Она наклонилась ближе, её глаза блестели.

– Теперь начинается настоящая игра. Тристан думает, что отверг тебя, и это прекрасно. Теперь он будет думать о тебе.

– Но что мне делать? – спросила я, все еще сбитая с толку.

Изабелла наклонилась ближе, её глаза блестели загадочным огоньком.

– Наш следующий шаг, моя дорогая, будет смелым. Мы заставим Тристана увидеть в тебе женщину, а не просто монахиню.

– Как? – спросила я с волнением и любопытством.

– Я слышала, что Тристан часто ходит к лесному озеру медитировать на рассвете, – прошептала Изабелла. – Завтра ты отправишься туда раньше него. Я дам тебе особое платье – легкое, почти прозрачное. Ты будешь купаться в озере, когда он придет.

Я почувствовала, как краска заливает мои щеки.

– Но это же… это неприлично!

– А если нас поймают?

Я колебалась, чувствуя смесь страха и волнения, но Изабелла успокоила меня:

– Не волнуйся, я всё устрою. Никто, кроме Тристана, не будет там в это время.

Когда Изабелла ушла, я осталась наедине со своими мыслями. Часть меня была в ужасе от этого плана, но другая часть… другая часть была взволнована и заинтригована. Возможно, это действительно заставит Тристана увидеть меня в новом свете?

***

Я шел к озеру, надеясь найти в утренней медитации столь необходимые мне покой и ясность мыслей. Последние несколько дней мою душу терзали сомнения и смутные желания, которым не было места в сердце монаха.

Внезапно я замер, не веря своим глазам. Там, в прозрачных водах озера, купалась Мариель. Ее тонкое белое платье, насквозь мокрое, облепляло каждый изгиб ее юного тела, не скрывая почти ничего от моего жадного взгляда.

Завороженный, я смотрел, как она медленно выходит из воды, словно древняя богиня, рожденная из озерной пены. Капли стекали по ее алебастровой коже, очерчивая совершенные контуры. Мокрая ткань платья стала почти прозрачной, и сквозь нее я видел затвердевшие от холодной воды розовые соски и темный треугольник волос в самом низу ее живота, манящий запретным обещанием.

Ее длинные русые волосы, потемневшие от влаги, змеились по плечам и спине, словно шелковые ленты. Отдельные пряди липли к нежной коже шеи и ключиц, будто лаская ее. Когда Мариель откинула голову назад, приглаживая непослушные локоны, ее волосы вспыхнули золотом в лучах утреннего солнца, создавая вокруг головы сияющий нимб.

Каждое движение Мариель было полно неосознанной чувственности. То, как прилипшее к телу платье обрисовывало округлые бедра и тонкую талию, то, как покачивалась в такт шагам упругая грудь, то, как ее рука скользнула к лицу, убирая прилипшую прядь волос – все это заставляло кровь стучать в висках и туманило разум.

Ее огромные серые глаза, обрамленные густыми темными ресницами, встретились с моими, и на мгновение мне показалось, что весь мир перестал существовать. В их омутах плескалось то же неутолимое желание, что снедало и мою плоть. Ее губы, полные и розовые, как бутоны роз, приоткрылись, но вместо слов с них сорвался лишь прерывистый вздох.

Все мое тело напряглось, словно натянутая тетива, каждая мышца звенела от едва сдерживаемого желания. Жар, рожденный запретными образами, растекался по венам, скапливаясь внизу живота мучительным, тянущим ощущением. Я стиснул зубы, силясь совладать с собственным телом, восставшим против моей воли.

Я судорожно сглотнул, чувствуя, как теряю контроль. Искушение было столь велико, что, казалось, сам воздух искрит от напряжения.

– Мариель? Господи, что ты здесь делаешь? – мой голос прозвучал хрипло, почти умоляюще.